Только успел Эдуард положить телефон, как к нему пришел Юрий. Именно, что пришел. Без ходунков, без тросточки, сам. Вообще, после вчерашнего случая брат стал чувствовать себя намного увереннее: ходил на своих двоих и достаточно бодро. В доме быстренько по пути маршрутов, которыми обычно передвигался Юрий, поставили табуретки, где-то по штуке на каждые пять метров, да прикрепили к стенам поручни, за которые можно держаться, на которые можно опереться. Чисто на всякий случай. Мало ли. А так — есть, куда присесть и за что ухватиться, если вдруг ноги подводить начнут. Эдуард, правда, рассчитывал, что недели через две все это можно будет со спокойной совестью убрать. Ну, а пока — пусть будут. Есть, пить не просят. И никому не мешают. Зато ему спокойней.
Глянул на брата, — «Мда…, явно ведь не о табуретках пришел поговорить. Что опять случилось? С Ольгой не нашли общего языка? Да нет, вроде вчера всё нормально было…».
Здравствуйте, дорогие, любимые подписчики и читатели канала «ДиНа»!
Рассказ «Опасная "прелесть"» — это 50.1 часть рассказа про «дичь» по имении Эдик.
Начало здесь:
Предыдущая часть здесь:
Часть короткая, поэтому и обозначена как 50.1, следующая будет длиннее — в эту все события просто «не упихивались».
Вчера, когда они с Васькой вернулись от Максима, вся компания была в сборе, сидели в кухне и пили чай. Правда, дядя, стоило только Эдуарду появиться, тут же встал из-за стола, попрощался с «прекрасной дамой», поцеловал Ольге ручку, сказал, что был очень рад знакомству и тут же, сославшись на дела, ушел к себе. Эдуард тогда еще удивился, но, особого значения не придал: всяко бывает, может, реально дела.
Посидел где-то с полчаса с оставшимися, выпил кофе, поговорили о том, о сем, но, в основном, конечно, о спасенном псе, да тоже ушел к себе, чтобы не мешать ни брату, ни Ольге. Пусть общаются.
Все эти мысли пролетели в голове Эдуарда, пока Юрий шел по комнате да садился в кресло.
Неужели, действительно, с Ольгой не сошлись во взглядах?
— Я что к тебе пришел, ты не замечал, что дядя последнее время какой-то странный?
— Да вроде нет. Вчера только как-то быстро из-за стола ушел, но, может, действительно, дела. Что, у человека своих дел не может быть?
— Могут. Но я не про то. Он последние дни из кабинета практически не выходит.
— Ну, мало ли, дела какие-нибудь есть, вот, и проводит там много времени. Ты же знаешь его, если он чем-то занят или какая-то идея пришла в голову, он из своего кабинета почти не вылазит. Да и потом, может, он и уходит куда, он же не обязан нам докладываться.
— Это да. Только вот ты забыл, что моя комната практически рядом с его кабинетом, так что я волей-неволей слышу, когда он заходит или выходит оттуда. И еще… Ты помнишь хоть раз, чтобы дядя пропускал завтрак или обед, ужин?
— Нет… Ну, если дома, конечно. У него же «война войной, а обед по расписанию» — почти правило намбер ван [«намбер ван» — от англ. number one, перевод — номер один — прим. автора]. Да еще дурным тоном считает не спуститься к обеду, ужину или завтраку, если в доме кто-то еще, кроме него, есть.
— Угу, пунктик его. А теперь скажи мне, вчера он был за завтраком?
— Нет.
— А сегодня?
— Что спрашиваешь? — вместе ведь завтракали, не было его. Уехал, видимо, куда-то.
— Неа. Никуда он не уезжал, дома был. И вчера, и сегодня, и позавчера. Ему эти дни Вера Ивановна даже обед в кабинет носит. Хотя раньше никогда так не делала.
В голове Эдуарда моментально пронеслись слова Томасины об «опасной древней штуке», которую привез дядя, и о грозящей тому опасности. Из-за событий последних дней он совсем выпустил это из головы.
— Черт! Камеру что ли ему там ставить, чтобы понять, чем он так занят?
— Уже.
— Что «уже»?
— Камера уже там стоит. Давно. Просто я никогда раньше к ней не подключался, нужды не было.
— И ты молчал? С этого и надо было начинать. Подключайся давай. Или уже подключился?
— Подключился. И мне совсем не нравится, что там происходит. Смотри сам.
С этими словами Юрий поставил на стол ноутбук, который принес с собой, включил его, открыл приложение, и перед глазами братьев предстала удивительная и странная картина.
Их дядя, всегда спокойный, рассудительный и ни при каких обстоятельства не теряющий голову, в этот раз напоминал какого-то фанатика и чуть ли не умалишенного.
Эрнест Вильгельмович ходил вокруг стола, на котором стояла какая-то статуэтка, вот её он и рассматривал, с ней разговаривал, воздевал руки вверх, а временами чуть ли не падал ниц перед этой самой статуэткой. В этот момент кто-то постучал в дверь кабинета. Нет, братья этого не слышали, по реакции дяди поняли. Тот обернулся к дверям, что-то сказал, глаза его снова стали осмысленными, но, стоило ему обернуться к статуэтке и взять её в руки, как перед ними снова предстал фанатик, которого они только что лицезрели.
Эрнест Вильгельмович, бережно держа статуэтку в руках и что-то ей нашептывая, открыл сейф, убрал вещицу туда, несколько раз проверил, надежно ли он закрыл сейф, и лишь после этого открыл двери.
В коридоре стояла кухарка Вера Ивановна, принесла обед. Женщина прошла в кабинет, споро расставила всё на столе, хотела что-то сказать, да дядя не дал, чуть ли не вытолкал её за дверь.
Стоило только той оказаться за дверью, Эрнест Вильгельмович снова закрылся в кабинете, достал статуэтку, опять водрузил её в центр стола, и — начал трапезу. Правда, полноценной трапезой происходящее действие язык бы не повернулся назвать: дядя ел так, будто ему на все про все отведена пара минут, не больше — пил суп из тарелки через край, хлеб запихивал в себя огромными кусками и практически не жевал. Чай вообще — выплеснул в окно.
Братья переглянулись между собой. Такого от дяди они явно не ожидали. Чего угодно — каких-то телефонных разговоров, разгадывания древних карт, переводов манускриптов, но, не такого поведения.
— Ты видел, как он с Верой Ивановной?
— Видел. И что делать будем?
Продолжение — «Кошачий гипноз. Прийти в себя» — см. ссылку ниже.