Тебе выпали одни простые каменья, но ты их отмыла, красиво уложила и сделала из них ожерелье. А Мэг достались драгоценные камни, а она на них повесилась. (Г. Форман из книги "Я была здесь")
Максиму повезло с самого рождения — от него отказалась мать.
Она поступила в Ярославский родильный дом ночью — преждевременные роды. Сонный врач приёмного покоя не сразу понял, почему вдруг такой шум вокруг роженицы. Но смекнул: раз её привезли ночью, на большой чёрной машине, а вокруг неожиданно много людей — значит, к ним прилетела важная птица. Дверь открыл коренастый мужчина, с золотой, толщиной с палец, цепочкой на шее. Врач вскочил с кушетки, открыл было рот, но коренастый выставил вперёд ладонь, призывая промолчать.
— Леська рожает, — объявил коренастый. — Сделай всё в лучшем виде, я в долгу не останусь, — и положил на краешек стола пачку денег.
Её, охающую и ахающую, завели двое мужчин. Она обессиленно висела на их могучих руках и еле переставляла ноги.
— Лисёна, держись, — пробасил мужчина. — Вот врач тебе сейчас поможет. Куда идти?
— В смотровую, — врач махнул рукой на дверь. — Только вам туда нельзя!
— Дойдёшь сама? — заботливо спросил мужчина.
Она подняла на него полный страданий взгляд:
— Котик, мне так больно-о-о... А-а-а-а...
— Ну потерпи, малышка, потерпи, — он заправил локон ей за ушко. — Всё, что начинается, когда-нибудь кончается. Скоро я тебя заберу.
— Не меня, а нас, — поправила его женщина.
— Конечно, вас, конечно. Ну давай, иди. Ты справишься! — он поцеловал её в губы.
Женщина, держась за поясницу и медленно переставляя ноги, направилась в смотровую.
— Где документы? — спросил врач. — И почему приехали сюда?
— Да раньше срока она рожать начала! Вроде бы ещё месяц был в запасе, мы завтра в Москву собирались ехать. Кто ж знал, — коренастый развёл руками. — Куда я сейчас её повезу? Димон, принеси документы из машины. Там на заднем сиденье, — он кинул ключи одному из сопровождающих роженицу мужчин. — Да не переживайте вы так, я заплачу.
Как и предполагал врач, раскрытие было всего два пальца. До родоразрешения ещё далеко, тем более беременность первая. Выпроводив мужчин, которые, впрочем, не горели желанием ожидать в приёмном покое, он занялся женщиной, пока медицинская сестра оформляла документы.
— Пал Олегыч, это же Леся Дрим, — прошептала девушка.
— Кто-о? — не понимая, но почему-то тоже шёпотом, ответил врач.
— Леся Дрим — это поп-звезда, — пояснила медицинская сестра. — Её песни сейчас везде ставят. Да, вы слышали, Пал Олегыч, вот это бам-бам, буду-буду-будууу, — девушка напела мотив известной молодёжной песни. — Не знала, что она беременная. Да ещё и у нас, в Ярославле рожать будет. Вот классно! Надо будет потом автограф попросить и может быть даже сфотографироваться. Она очень классная! Танцует — просто отпад...
— Всё, Марина, успокойся, — перебил её Павел Олегович. — Сейчас она просто пациент, которому нужно помочь родоразрешиться. Таз у неё узкий, кости смещены, наверное, из-за высоких каблуков. Роды первые, а дама она по всему капризная. Так что давай автографы потом...
Тишину больничных коридоров заполнила суета. Не каждый день в ярославский родильный дом приезжают рожать поп-звёзды. А новость эта, как водится, разлетелась со скоростью распространения ОРЗ в сезон эпидемий.
Да только стать счастливой мамой Лесе Дрим было не суждено. Малыш родился с характерными признаками синдрома Дауна. О чём женщине сообщили не сразу — нельзя такое, обессиленной от первых родов женщине.
Выяснив, что муж Олеси Демидовой — крутой бизнесмен, недавно купивший старый завод в Ярославле, решили перепроверить всё тщательно, чтобы ошибки не было. Но пожилой педиатр, работающий ещё до того, как в России появилась профессия, неонатолог, сказал — «ошибки быть не может». Все признаки налицо и на лице: короткий нос, плоская переносица, складочка под нижним веком, плоское лицо, приоткрытый рот и большой, высунутый язык. И обследований не нужно...
Вся больница с замиранием ждала, чем закончится эта история. Лесе о болезни сына сообщили. Молодая женщина начала визжать, обвинять врачей, мужа за пристрастие к снятию стресса запрещёнными препаратами. В общем, слышать о том, что виноватых здесь нет, и что это генетическая аномалия, не хотела. Пришлось прибегнуть к успокоительному уколу.
Муж Леси отреагировал ещё хуже. Достал пневматический пистолет, принялся размахивать им, грозя прикончить того, кто виноват в том, что его сын даун. С трудом, но успокоили и его.
Чета, посовещавшись, решила от ребёнка отказаться. Как только Олесе сообщили диагноз, она попросила ребёнка не приносить. Объясняла тем, что не готова пока его увидеть. Так и уехала из роддома: в спешке, не оборачиваясь, поправляя солнечные очки на пол лица.
Персонал собрал главный врач и долго разглагольствовал о конфиденциальности, врачебной тайне и этике. А через неделю приехал на работу в новеньком, сверкающем авто. В газете вышла заметка, что преждевременные роды Леси Дрим привели в смерти ребёнка. Была фотография с рыдающей певицей и утешающим её мужем. И подпись, гласящая, что, несмотря на утрату, Олеся мечтает о детях и надеется пережить весь этот кошмар и подарить-таки мужу наследника.
Мальчику дали имя Максим. Молодая певица, до того, как узнала диагноз сына, называла его этим именем. И только потом перешла на обезличенное слово «ребёнок». Врачи пожали плечами — пусть будет Максим. Когда в мире появляется ещё один малыш-отказник, последнее о чём думаешь, так о благозвучном имени. Хоть как назови, но лучше с родителями.
А Максимка рос. Пробыл в педиатрическом отделении положенное время, и его перевели в дом малютки, где ему предстояло жить три года среди таких же отказников, как он сам.
— Девочки, здесь у нас шестая палата. Тут малыши постарше, Грише вон недавно три года исполнилось.
Женщина в белом халате объясняла двум девушкам-практиканткам внутреннее устройство Дома малютки.
— Дарья Семёновна, так разве здесь не до трёх лет детишки?
— По документам должны до трёх, — пожала плечами женщина. — По факту часто до четырёх, а было что и до пяти. Но тогда просто брата с сестрой не стали разлучать, поэтому оба у нас оставались.
Студентки внимательно слушали, что им рассказывает старший воспитатель, делали пометки в блокнотиках, старались запомнить имена.
— Не пытайтесь, сразу не запомните. Вот работать начнёте, тогда каждого отличать будете, — заметила Дарья Семёновна. — И, девочки, предупреждаю сразу, отлынивать не получится. Это может в других местах можно появляться для галочки, да что говорить, я же и сама студенткой была. Но у нас здесь каждая пара рук на вес золота. Даже просто на прогулке малыша в коляске покатать — уже большая помощь. Поэтому практику вам как положено придётся пройти.
— Да-да, конечно, — уверили воспитателя девушки, Только можно мы и занятия будем проводить? Мы же всё-таки будущие дефектологи, нам опыта набираться надо.
— Конечно, проводите! Не все пока к ним готовы, но заниматься надо. И знаете, как некоторые из них любят занятия? Потому что на занятиях к ним индивидуальное отношение. Они хоть и малыши совсем, что такое семья не видели, но всё чувствуют, всё понимают. Хорошие тут деточки. Вы сами всё увидите.
Первым с кем довелось позаниматься практикантке Ольге был Максим. В то время ему уже почти исполнилось три года. И был он мальчишкой необыкновенно улыбчивым. Заходил в комнату и тут же озарял её своей улыбкой. Заниматься, правда, не хотел. Вертелся на стуле, отвлекался, хотел играть. Иногда казалось, что мальчик просто хитрит и придумывает отвлекающие манёвры, чтобы не повторять упражнения за воспитателем.
— Максимка, что ты вертишься, как юла, — утихомиривала его Ольга, а сама трепала по золотистой голове.
С Максимом не хотелось заниматься, с ним хотелось обниматься и веселиться. И мальчик это быстро почувствовал. Часто бывает так, что бог где-то недодал или забрал, зато в другом месте отсыпал с горкой. Так и Максим, в каких-то вопросах был недалёким, но зато эмпатии в нём было на троих. Он мгновенно считывал настроения людей, умел утешить. Но делал это не при помощи слов — его словарного запаса пока не хватало — а просто обнимая человека, водя коротким пальчиком по телу собеседника и осторожно трогая волосы.
— Дарья Семёновна, а от Максимки тоже отказались? Такой мальчишка хороший, — поинтересовалась Оля, когда в тихий час персонал отдыхал.
— Конечно. Здесь почти все отказники, Оля. Тех, кто потерял родителей из-за несчастного случая, забирают быстро. А когда есть опасения в дурной наследственности, то шансов уже меньше.
— Но он такой славный. По нему и не скажешь, что болен. Он хорошо развит для синдрома Дауна. Нет, заметно, конечно, но он другой. Он более социализированный, что ли. Некоторые ходить в три-четыре года начинают, а он вон какой шустрый.
— А как родители могли это предвидеть? Отказываются же в первые дни после рождения. По здоровому малышу-то не всегда сразу понятно, а здесь вообще непредсказуемо.
— Так жалко их...
— Жалко, девочки, очень жалко. Я здесь уже десятый год работаю, а всё равно не могу привыкнуть. А самое тяжёлое, когда их в детский дом переводят. Каждый раз будто кусок сердца отрывают. И всё думаешь, как он там, не будут ли обижать, как примут.
Практикантки, замерев, слушали. Казалось, даже дышать перестали.
— Максиму почти три? — прошептала Ольга.
— Да, в июле исполнится.
— И его тоже переведут в детский дом?
— Наверное, не в этом году. Мы сами не торопимся их отдавать, находим причины хотя бы на год задержать. Директор у нас в этом плане молодец. Да и там их не особо ждут, если честно. У них своих забот хватает, сами видите.
За шесть недель практики Ольга прикипела душой к Дому малютки, а в особенности к солнечному Максу, как она называла его. Мальчик отвечал взаимностью. Он, как котёнок ластился к девушке. Глядя на него и, другие дети тянулись к ней, но он отгонял, злился, если кто-то «посягал» на Ольгу. Она объясняла ему, что так нельзя. Что и другим нужна помощь. Максим слушал, кивал, но доходил ли до него смысл сказанного неизвестно, потому что в следующий раз всё повторялось.
А ещё он чувствовал её приближение. Вначале воспитатели думали, что он просто привык к тому, что практикантки приходят утром, уходят вечером. Они не оставались на ночное дежурство и их рабочее время было регламентированным. Но за время практики Ольга трижды не приходила на работу по уважительной причине. И в этот день Максим её не ждал. Не спускался со второго этажа в холл. Не смотрел в окно. Был занят своими делами.
Но он стоял на своём посту каждый день, когда она приходила. И шёл встречать именно в тот момент, когда приходила Ольга, а не её подруга. А ведь никогда не знаешь, во сколько приедет нужный автобус. А вот Максим знал, вернее, чувствовал. И даже если завтракал, а она опаздывала, то вставал и шёл встречать Олю.
~~~~~~
Продолжение ЗДЕСЬ
Хорошего дня и вкусного кофе вам ☕
