Ещё совсем недавно их простая крестьянская изба была обычным домом в деревеньке рядом с городом. Вон они, трубы городского завода, до сих пор виднеются в парочке вёрст. Но за последние эти десять лет городская окраина будто прыгнула через поля и перелески, через ручьи и овраги. Вот уже и деревенская улица включена в городскую черту. И сама Ирина из простой деревенской девушки, получается, стала городской?
Только вот что ей с того статуса? Как крутила хвосты коровам на ферме вместе с матерью и с четырьмя своими младшими братьями и сёстрами, так и продолжает. Наверное, потому-то и вгрызалась она в учёбу, стоически перенося громкие семейные скандалы. И первая, пожалуй, на всей их бывшей деревенской улице, закончила полный курс семилетки. А это уже позволяло ей поступить на рабфак. И она была готова на всё, лишь бы вырваться из этого удушающего, как она считала, деревенского быта.
Благо она теперь горожанка. Так что вперёд, Ира, тебя ждут великие дела… Очень ей нравилась эта где-то услышанная фраза.
Мечтала о техникуме. Будет, как отучится, если не начальником цеха или участка, то уж мастером точно.
– Лишь бы отцу-матери дома не помогать, – ворчала мать. – Куда уж, образование получать? Семь классов – шутка ли, выучили. Хватит уже. Вон, на ткацкую фабрику пошла бы да учётчицей там стала, на чистой работе, раз такая грамотная. А ты, дурында, эва куда замахнулась – в начальство выбиться? Да куда тебе?
– Вы, мама, ничего не понимаете. Я от комитета комсомола направление получу, и на большого начальника выучусь. Нам, пролетариям, теперь везде дорога открыта, так что не сомневайтесь.
Мать спорить с ней боялась. Девка действительно была языкастая да образованная. Может, и правда в люди выбьется? А то и ей самой на ту ткацкую фабрику пойти – всё живые деньги. Вот только средненькая, Стеша, через годик подрастёт, да на неё младших и оставлять, пока мать на производстве будет. А Ирка… да ладно, пусть её. Знала мать – раз уж старшей что в голову взбрело, хоть вожжами её охаживай, всё одно по своему сделает.
В техникуме ей понравилось. И было совсем нетрудно. Она уже к исходу первого курса была уверена, что окончит его без труда. Её, однако, сейчас волновало не это. Другое - как в городе окончательно закрепиться?, осесть, чтобы тоже как можно быстрее стать городской. Помог случай.
Летом она проходила практику на той самой ткацкой фабрике, куда нацелилась простой работницей её мать. Ирина, однако, метила выше. Даже не в учётчицы. В бригадиры. Потому что на линии как раз поставили новые станки, и требовалась грамотность в их освоении. У неё это получилось, поэтому мастер участка Егор Фомич Мазин, присмотревшись к её уверенным действиям, пошёл к руководству с предложением сделать эту новенькую работницу, бригадиром. Без отрыва от учёбы – пусть заочно свои науки осваивает. О повышении сказал ей лично, подойдя с парторгом цеха Валентиной Зворыкиной.
– Ой, да это как же… – девушка очень натурально смутилась, схватилась руками за покрасневшие от волнения щёки.
– Ничего, ничего, Тихомиров, – подбодрила её Зворыкина. – Вот и Егор Фомич тебе поможет.
Так мастер участка стал её постоянным наставником.
Когда она перешла на третий курс, он однажды, перед выходными, явно смущаясь, пригласил Иру на чай. К себе домой. «Там и поговорим заодно о наших производственных делах. Есть мысли, однако…».
Он был старше её лет на двенадцать, поэтому у Ирины даже мысли не возникло, что мужчина может смотреть на неё, как на молодую женщину. Поэтому пришла по указанному им адресу без всякой задней мысли. Однако, увидев комнату в коммунальной квартире, где он проживал, мысли эти у неё в голове зашевелились.
Она давно и страстно мечтала выйти замуж за человека с городской пропиской. За «старого горожанина» - старого не по возрасту, а по статусу, по времени и месту проживания. А тут Фомич. Да, реально старый, ему ведь за тридцать. Да ещё, как выяснилось, он вдовец. Да, но квартира, квартира. Она, не задумываясь, в тот же вечер включила, в той или иной степени присущий каждой женщине, механизм обольщения.
Любовь? Глупости. Буржуазный пережиток. Если она пропишется в городе, в этом бывшем купеческом доме – разве не пойдёт это на пользу делу? На пользу её учёбе. На пользу производству, в конце-то концов? И чего уж там – на пользу всей стране Советов. Она была постоянной участницей частых комсомольских собраний, и умела говорить правильные слова. Потому и в загс с Егором Фомичём пошла без малейших колебаний.
Глупый всё же этот народ – мужчины. И как мало им нужно для счастья. Вон, заполучил в жёны молодую ягодку, и весь расцвел. Облизывать её готов. Ирина, однако, девушкой была строгой. Никаких вольностей мужу не позволяла. Ещё чего? Живи это… как муж с женой, без шалостей всяких, этих тоже, наверняка, развратных буржуазных пережитков. Она вообще этих «телячьих нежностей» не любила. Обниматься – целоваться с Фомичем не хотела. Они коллеги, товарищи по работе в первую очередь. Да и учёба в техникуме расслабляться не даёт. Поэтому она была даже не удивлена, а, скорее, возмущена тем, что вот только-только защитила после третьего курса диплом, и нате вам – беременность. Как так?
Она родила девочку.
– Экая ты ладная да справная девка стала, Ирка, – мать, когда впервые пришла ознакомиться с внучкой, больше любовалась Ириной. Было видно, что старшей дочерью она гордится. Притом гордится по-крестьянски: ишь как, в городе-то зажила? И образованная стала, и жильё у девки теперь серьёзное, не то, что их деревенская изба. И при должности.
«Избу бы вот только подремонтировать немного,» - непоследовательно размышляла мать, агукая над малышкой-внучкой. – Она всё больше и больше перекашивается – даром что отец Ирины плотник. Плотник он на заработках, на отхожем промысле. А как дело до поправки своего жилья – тут Савелий не у дел. делать ничего не хочет.
Один теперь у матери свет в окошке – Ирка. Да старший из сыновей Ромка. Парню хоть всего ничего, а уже соображает. «Лётчиком, – говорит, – буду. Как Валерий Чкалов». Ну а чего? Раз Ирка выучилась, и сын, глядишь, в люди выбьется. Права старшая дочь – все дороги теперь трудовому человеку открыты. Учись только.
Ирина вполне разделяла крестьянский подход к жизни. Вышла за не любого, а за того, с кем жизнь слаще. С комнатой. А вот если бы с квартирой. К тому же, и по производственной линии Егор Фомич её сильно продвинул, впрок пошло его наставничество, передача опыта. Ирина была женщиной хваткой во всём, в том числе и в учёбе. Так что замужество за таким человеком тоже было своеобразной школой жизни. Где «двоек» не ставят – просто оттесняют на обочину, давая дорогу другим.
Когда Катюшке исполнился год и она уже была устроена в ясли, у четы Мазиных сменились соседи. В соседнюю комнату въехала совсем молодая пара, Степан и Варвара. С ними было хорошо. Ирина теперь верховодила и домашним порядком. Молодые подчинялись. Не видели в этом ничего плохого.
Все в жизни было налажено, Ирина шла в гору.
Беда пришла внезапно. На фабрике случилась авария, Егор Фомич погиб. Ирина в свои двадцать два года осталась одна. Стала вдовой.