Максим увидел ее в первый же день приезда, на пляже, когда строил крепость из обкатанных морем камней. Гладкие разноцветные голыши постоянно соскальзывали, и не хотели держаться друг за друга. Все же ему удалось выстроить квадратную стену и теперь он бился над куполом одинокой башни. Верхний камушек все время падал. Никак было не подобрать гальку нужной формы, чтобы она была устойчива.
Когда он совсем отчаялся и грустно взирал на свою постройку, не предпринимая новых попыток, неожиданно из-за его спины протянулась тонкая девичья рука и водрузила на купол башни блестящий белый камень. Камушек имел прихотливую форму, которая идеально подошла ко всей конструкции. Постройка обрела законченность и смотрелась теперь почти как настоящая крепость.
Максим громко засмеялся и повернулся посмотреть на свою неожиданную помощницу. Девушка оказалась совсем юной, лет восемнадцати, и она тоже смеялась вместе с ним. Она была тоненькая, и какая-то вся светящаяся. Очень светлая, совсем незагорелая кожа, белые кудрявые волосы, как пух одуванчика обрамляли круглое личико с заостренным подбородком. Ресницы и брови были тоже белые. Одета в белый легкий сарафан, оставлявший открытыми плечи, ноги босые. И еще у нее были удивительные глаза, очень яркие, разноцветные, один голубой, а другой карий. Максим таких никогда не видел.
— Ну вот, видишь, как здорово! — сказала девушка с улыбкой.
— Ты кто — Одуванчик? — спросил Максим.
— Нет, я Таня. А тебя как зовут? Ты когда приехал? — спросила девушка.
— Меня зовут Максим. Я только сегодня утром приехал.
В это время к ним подбежала другая девушка, рыженькая и, с криком: "Танька, вот ты где! Побежали быстрее, опоздаем!", — утащила девушку-одуванчик за собой.
Максим действительно только утром приехал в Бетту, живописный поселок на берегу теплого и ласкового Чёрного моря. Приехал он в составе большой и шумной группы родственников и друзей родственников. Возможно, он предпочел бы путешествовать в меньшей компании, но ему не предоставили выбора. Его мнением вообще никто не поинтересовался, просто сообщили, что "завтра едем на море". Поставили перед фактом. В силу некоторых обстоятельств своей жизни отказаться он не мог. Да и на море было неплохо съездить. Так что придется терпеть все эти вечерние посиделки с шашлыками и надоедливые подколки тринадцатилетней двоюродной сестры Вальки, которая считала себя взрослой.
Глядя вслед убегающей по пляжу девушке, Максим понял, что до сих пор не любил по-настоящему. Когда их компания уходила с пляжа, Максим забрал с собой белый с блестящими гранями, необкатанный волнами камень с верхушки башни.
Шел благословенный 1980 год. Благословенный, потому что жизнь была для большинства населения мирная, спокойная, можно было не тревожиться за будущее, не бояться политических и социальных катастроф, пандемии, бедности.
Поселились они не в самом поселке, а на турбазе неподалеку. Отдыхающие проживали в небольших деревянных домиках, питались все вместе в общей большой столовой в две смены по расписанию. Рядом вольно раскинулся маленький базарчик, на котором можно было купить что угодно: фрукты, овощи, легкое местное вино, шашлыки, рыбу. А также прекрасные местные лакомства: чурчхелу, цукаты, козинаки, сушеные фрукты.
Когда они голодной гомонящей толпой из восьми человек ввалились в столовую, их быстро остановила и призвала к порядку строгая дородная тетка, грозно возвышавшаяся над столиком с надписью "Администратор".
— Новенькие? — спросила она, внимательно рассматривая почему-то именно Максима. Он смутился и отступил за сестру Вальку, хотя не знал за собой никакой вины.
Тетка ни с того ни с сего погрозила ему толстым, похожим на чурчхелу пальцем и грозно сказала:
— Смотри у меня!
Даже Валька была потрясена подобным наездом и вступилась за него.
— Что вы? Он же еще ничего не сделал, — сказала она.
— А что мы, дожидаться будем? — резонно вопросила тетка, — Сегодня и завтра едим дежурное меню, на послезавтра заказываем, — припечатала она тоном, не терпящим возражений.
После этого выдала им специальные карточки, на которых были указаны номера столов, закрепленных за ними до конца отдыха, и сердито сказала, что пересаживаться нельзя.
Наконец, добравшись до своих пронумерованных столиков, все разместились и принялись осматриваться по сторонам. Между столами сновали девушки в синих фартучках и косынках, развозившие на больших двухэтажных тележках тарелки с едой.
Вскоре к их столу тоже подкатили такую тележку, и девушка начала расставлять все по порядку. Вначале водрузила по центру стола огромную кастрюлю с супом и торчащей из него поварешкой, потом поставила перед каждым маленькие блюдечки с нарезанными помидорами. Максим затосковал, он не любил суп и ненавидел помидоры. Он грустно поднял взгляд на раздатчицу сего великолепия и, в полном смысле слова, застыл с открытым ртом.
Это была Таня-одуванчик, да, да, его утренняя знакомая. Только теперь ее пушистые волосы были стянуты форменной косынкой, из-под которой курчавилась беленькая челка, тонкую талию стягивал фартучек. Зато удивительные разноцветные глаза сияли еще ярче, чем утром.
— О-о! Привет, Максим, приятного аппетита, — сказала она, — Ты любишь куриную ножку? Я тебе на второе обязательно принесу.
И повезла громыхающую тележку к следующему столу.
После такого пожелания Максим съел и суп, и помидоры, и принесенную специально для него Таней куриную ножку, запил все яблочным компотом. Он ел, не разбираясь и не привередничая. Попутно из разговоров, ведущихся за столом, узнал, в столовой работают подавальщицами девушки из летнего студенческого отряда. Это были второкурсницы педагогического института города Липецка. А по вечерам для зачета практики девушки еще проводили разные развлекательные мероприятия для отдыхающих, концерты, лекции, шарады, викторины.
Девушка с неординарной внешностью привлекла к себе внимание, ее обсудили с разных сторон. Женщины сошлись в том, что для разноглазой альбиноски она довольно мила. Мужская часть компании неопределенно похмыкивала, но благоразумно молчала.
Остаток дня прошел в каких-то хлопотах по разборке привезенных вещей и благоустройству на новом месте. Максим бесцельно тыкался туда-сюда, и его постоянно дергали по мелким поручениям типа "подай-принеси". Танино смеющееся лицо постоянно стояло перед глазами, заставляя с нетерпением ждать ужина. Вечером Таня обслуживала другой зал, но все же поулыбалась и подмигнула Максиму.
Ложась спать, Максим положил на тумбочку у изголовья кусок белого кварцита, принесенный с пляжа утром, и быстро заснул с мечтой о завтрашнем дне, и о новой встрече с удивительной девушкой-одуванчиком.
Назавтра Таня опять обслуживала "питающихся" в другом зале. Она только успела несколько раз приветливо помахать Максиму рукой, но не подходила, некогда было. "Питающимися" всех называла тетка администратор. То и дело был слышен ее голос, усиленный рупором: "Питающиеся первой смены, заканчиваем обед, освобождаем помещение!" "Питающиеся второй смены! Не толпитесь у входа, дайте выйти первой смене!" И тому подобное. Это происходило с монотонной повторяемостью, так часто, что все переставали обращать на голос и распоряжения внимание.
Отдых происходил своим чередом. Пляж, море, катание на катамаранах, ныряние с маской и без нее, беготня за мороженым и напитками. Еще Максим набрал много красивых ракушек и камней. Валька не отставала от него, соревнуясь в красоте и количестве этих бесплатных сувениров. Валина мама, с сомнением осмотрев ее запасы, сказала, что все это они в Ленинград не повезут. Максим, чтобы не подвергаться насмешкам, свой мешок с камнями и ракушками благоразумно спрятал далеко под кровать.
Зато вечером, после ужина он встретил Таню на площадке перед столовой, и она с ним заговорила сама.
— Куда ты идешь? — спросила она после приветствия и улыбки.
— Мы... на море, гулять, — смутился он, оглядываясь на свою компанию.
— Здорово! Мы тоже погулять решили. Сегодня у нас свободный вечер.
К Тане подошли еще две сокурсницы и парень из отдыхающих.
— Пойдем с нами.
— Хорошо, — сказал Максим, — только своих предупрежу.
Он быстренько сбегал и сообщил, что пойдет со студентами погулять по пляжу.
Прогулка была волшебной. Южная теплая ночь, темное небо, сверкавшее бесчисленными яркими звездами, пляж, шелест волн. Максим любовался Таниным профилем и наслаждался состоянием всепоглощающей влюбленности. В какой-то момент он осмелел настолько, что взял ее за руку. И она ответила на его робкое прикосновение, и далее они гуляли, не разнимая рук. Потом все решили искупаться в ночном море. Подошли родные и друзья Максима и с энтузиазмом присоединились к ночному купанию.
Надо сказать, что Максим плавал плохо. Его стиль Валька презрительно называла лягушачье-собачий. Но Таня плавала еще хуже. Поэтому, пока все остальные совершали дальние заплывы и перекликались, пытаясь удержаться на лунной дорожке, они вдвоем плескались на мелководье. Им было хорошо, они веселились от души, брызгались водой, создавали волны, толкались и хохотали.
Когда, нахохотавшись и наглотавшись попутно соленой воды, они выбрались раньше других на берег, отплевались, отфыркались, и сидели прижавшись друг к другу, Максим решился.
— Танечка, — сказал он, старательно отводя взгляд, — я тебя очень люблю и хочу на тебе жениться.
— Что?! — удивленно переспросила девушка, отстраняясь от него, и пытаясь заглянуть ему в лицо.
Он неловко молчал, понимая, что вышло глупо. Таня некоторое время смотрела на него, потом обняла и ответила:
— Хорошо. Я понимаю, только я ведь завтра уезжаю. И живу я в Липецке, а ты в Ленинграде.
— Я приеду к тебе, я обязательно приеду, я тебя разыщу, и мы поженимся, — горячо и убежденно заговорил Максим.
— Я буду тебя ждать, — просто ответила Таня.
На этом их объяснение прервалось, потому что на берег стали шумно выходить остальные накупавшиеся члены их компании.
В половине двенадцатого он уже сидел на скамейке на площади перед столовой и горестно наблюдал за подъехавшим автобусом и суетящимися вокруг людьми. Приехавшие на автобусе новенькие студентки радостно вытаскивали свои чемоданы и рюкзаки, оглядывались, перекликались и здоровались со знакомыми из отъезжающей смены. Отъезжающие, и среди них Таня, грузили свои вещи в багажное отделение автобуса. Провожать девушек пришло много отдыхающих, особенно парней.
Максим вдруг почувствовал себя очень маленьким и очень одиноким. Он никак не мог решиться подойти к Тане, потому что после вчерашнего признания не знал, что сказать. Внезапно девушка сама подошла к нему. Он продолжал сидеть, подняв голову и глядя на нее против солнца, так, что видел только темный силуэт, окруженный светящимся ореолом волос. Она сказала:
— О, вот ты где! Ну, давай прощаться, Максюша. Ты — очень славный. Я буду скучать по тебе.
Затем Таня быстро наклонилась и расцеловала его в обе щеки так звонко и искренне, что сердце его сначала замерло, а потом помчалось вприпрыжку. Очарованный, он не двигался, продолжая смотреть на девушку. После поцелуев Таня убежала в автобус, устроилась у открытого окна и стала энергично махать ему и всем провожающим.
И только когда автобус заурчал и медленно тронулся, Максим отлип от скамейки и, задыхаясь от горя, побежал следом. По лицу его текли слезы. Он бежал за автобусом до самых ворот и кричал:
— Та-неч-ка! Я всегда буду помнить тебя! Я приеду! Я обязательно приеду!
…Три недели спустя скорый поезд "Новороссийск — Ленинград" спешил по своему маршруту, рассекая прожектором темноту. Время было два часа ночи, почти все пассажиры мирно спали в своих купе и плацкартах, убаюканные жарой и ритмичным покачиванием вагонов.
В темном купе, скорчившись на нижней полке, безутешно плакал маленький мальчик. Каштановые кудряшки прилипли к вспотевшему лбу, карие глазки горестно жмурились. Проснувшаяся от его плача мама, пересела к нему на полку, обняла его и прижала к себе, пытаясь утешить.
— Что случилось? — спрашивала она с тревогой. — Плохой сон приснился? Испугался? Болит у тебя что-нибудь?
— Нет, мамочка, — всхлипывая отвечал мальчик. — Я вот подумал... Я же обещал приехать к Тане. Но я ведь вырасту, я буду уже другим. И она меня не узнает.
Ребенок снова залился слезами. Мама подумала немного, продолжая ласково баюкать сына, прижавшегося к ней.
— Ну, что ты, — сказала она, — Конечно же, узнает. Ты ведь ей скажешь, что это ты, что вы встречались в Бетте. Покажешь ей этот камушек, и она тебя узнает.
Мама осторожно потрогала кусочек белого кварцита, который мальчик сжимал в руке.
— Да? Она поверит? — с надеждой спросил ребенок.
— Конечно, — уверенно отвечала мама.
Она побаюкала сына еще немного, дождалась пока он заснул со счастливой улыбкой, продолжая держать в руке камушек-талисман, и, уложив его, вернулась на свою полку.
В это время с верхней полки свесил взлохмаченную голову разбуженный шумом папа и недовольно вопросил:
— Что там у вас случилось?
— Знаешь, а Максюша наш по-настоящему влюбился, — сказала мама.
— В кого это? — оживился папа, зажигая у себя ночник.
— В ту девушку беленькую, студентку, которая в начале смены в столовой работала.
Папа от удивления икнул.
— Что, в самом деле? — переспросил он.
Мама задумчиво продолжила:
— А что? Ему шесть, ей лет восемнадцать. Не такая уж большая разница. Ведь у него еще все впереди... Еще все возможно...
— И будут у нас внуки альбиносы, — философски заключил папа, отворачиваясь к стенке и выключая ночник.
Через несколько минут в купе все уже снова спали. Поезд продолжал мчаться сквозь ночь, погромыхивая на стыках рельс, ритмично покачивая пассажиров, оберегая их сон.
----
Автор: Юлия Бердникова