Светлана тихо заплакала. Сын ее, брат Зои, тихо погладил мать по руке.
- А теперь вижу фото, а там Зоя, почти такая же, как была. Не бывает таких совпадений.
- Ну почему же, - раздался от порога голос.
В дом вошла незнакомая немолодая женщина.
- Я ведунья, та самая, к которой маленькую Вику возили.
- Как Вы узнали, что надо приехать? – удивилась Лена.
- Да уж, сказали мне.
Она улыбнулась, посмотрев на Машу с Мишей:
- Та, которая обереги им делала, и сказала. Захотят потом сами расскажут.
- Она жива? – с замиранием сердца спросила Светлана.
- Нет, нет твоей дочки в живых, - грустно сказала ведунья. – Полуночницей она стала, духом ночным. Полуночницы - злые, обиженные духи. Как правило, ими становятся бездетные девушки, погибшие накануне свадьбы. Незамужние, обиженные, злые на весь белый свет.
Заплакала Светлана:
- Можно это как-то изменить? Пусть бы уже спала она спокойно.
- Можно и изменить. Но не сейчас. Езжайте домой, как пора придет, Леночка вам позвонит.
-Мы еще к соседям хотели зайти, - заикнулась Светлана.
Ведунья укоризненно покачала головой:
- Не надо, ведь следить удумала, езжайте домой, и не будет худо.
Покраснела женщина, села в машину, да и увез ее сын до дома, только пыль осталась поднятая на дороге.
Ведунья посмотрела на оставшихся:
- Сейчас девушка приедет, будем сына твоего, Вика, из мира духов вызволять.
- Так ведь он там, в больнице, в городе, - удивился Миша.
- Это оболочка, созданная Полуночницей. Нет его в этом мире, в мире духов она его заточила. Вызволим тут его, а оболочка там останется.
- Так бывает? – спросила Маша.
- Разное бывает.
К дому подъехала машинка. Их нее вышла та самая Марина, и замерда у калитки. Елена Петровна вышла ее встречать.
- Здравствуй, ты Марина?
- Да, я Марина. А Вы Елена Петровна?
- Верно. Проходи, мы ждем тебя.
Она вошла, увидела знакомые лица, немного успокоилась.
- Я сначала подумала, что это розыгрыш. А потом так мне неспокойно на сердце стало, и я решила: поеду. Пусть розыгрыш, пусть зло. Тогда все, поставлю точку и забуду про Пухлика.
Вышла Вика, обняла ее:
- Я мама Павла, так Пухлика твоего зовут.
- У него в паспорте написано, что он Пух. Никто никогда его иначе не называл. Правда, он иногда говорил, что он Павел, но в документах – Пух.
- Надо же, как придумано, - усмехнулась ведунья. - И истинное имя его скрыла. Он Павел, Марина.
- Так это правда? Он где-то здесь?
- Это прозвучит немного странно, но так и есть. Павлика Зоя похитила в младенчестве у Вики, унесла его. Душу, да и его самого, она спрятала в мире духов. Создала себе, я уж и не знаю из чего: из глины, из чурбачка, или еще из чего, мальчика. Сейчас бы сказали по-современному – клона, подменыш он. Но подменыш без души не развивается. Медленно растет, остается как есть, вечным ребенком.
- Да, Пух говорил, что он в детстве почти не рос, болел, а потом вдруг все стало нормально.
- Душу его она на время в своего подменыша вселила, росла его душа вместе с клоном, а настоящее тело в мире духов росло. Возвращала иногда Зоя душу в настоящее тело, иначе бы погибло оно, и душа бы в этом мире не удержалась.
- Зачем ей это? Это так сложно.
- Кто его знает, что у нее в голове было. Может, осталось желание замуж выйти, ребенка родить. Очень она этого, при жизни хотела да не вышло. Вот и нашла себе мужчину, который был бы похож на ее предполагаемого мужа. Ребенка утащила, и выдала за своего.
- А зачем она к врачам ходила, если она дух? – спросила Маша. – Ведь могли бы догадаться.
- Проживала ту жизнь, о которой мечтала. Нет, догадаться никто не мог, она реально могла становиться женщиной. Только вот энергии на это столько надо…. Скорее всего, работала где-то с детьми, их энергией вовсю питалась, и долго была такой. А потом ей надоело. Жизнь она желанную прожила, и решила стать обратно тем, кем и была – Полуночницей. Пух попал в заключение, душа вернулась в мир духов, обратно к Павлу.
- Надо его оттуда забрать, - сказала Марина.
- Надо, но сделать это может только искренне любящий и любимый человек.
- Я пойду, я сделаю, говорите.
- Он любит тебя? По правде.
- Всей душой любил, по-настоящему. Я точно знаю. Поэтому и ждала его, и тосковала. А он даже не узнавал меня.