Сын великого князя Ростислава Мстиславича, правнук Владимира Мономаха и внук Мстислава Великого – Рюрик (в крещении - Василий) – впервые упоминается как князь Вручего (совр. Овруч в Житомирской обл.), участник похода Изяслава Давыдовича на Туров. События эти относятся к 1157 г. В следующем году отец послал его под Минск помогать Рогволоду Борисовичу Полоцкому в борьбе против Ростислава Глебовича. Через некоторое время молодой княжич с новым поручением отца был отправлен уже в Чернигов, к Святославу Ольговичу, для войны с Изяславом Давыдовичем и половцами. Здесь он командовал киевским полком, а после, зимой 1159 г., в брянских лесах осаждал запершегося в городке Вщиж Святослава Владимировича, вассала Изяслава. Постепенно молодой князь приобретал репутацию удачливого военачальника В 1162 г. Рюрик ходил под Торческ, опять же против Изяслава, а затем отнял у его союзника и своего дяди Владимира Мстиславича город Слуцк. Через год Ростислав Мстиславич женил сына на дочери половецкого хана Белука.
После смерти отца Рюрик Ростиславич участвовал в приглашении Мстислава Изяславича Волынского на киевское княжение и получил от него город Вручий. А вскоре под его началом выходил под Канев на охрану торговых путей. В знаменитом походе на половцев под руководством Мстислава, завершившимся разгромом кочевников на р. Орель, Рюрик не участвовал по болезни и его дружину водил брат Давыд.
Ссора из-за дележа добычи, как известно, явилась одной из причин нарушения и без того неустойчивого равновесия сил в Южной Руси. Мстислав оказался практически в изоляции, а его недавние союзники, в том числе и Рюрик, стали помогать Андрею Боголюбскому в стремлении согнать Изяславича с киевского престола. Овручский князь участвовал в осаде Киева и принял гегемонию Боголюбского. Как сподвижник владимирского самодержца, он участвовал в неудачном походе на Новгород, а затем был посажен там князем после ухода Романа на Волынь, но не нашел общего языка с новгородцами и быстро оттуда уехал к себе во Вручий. В 1173 г., после смерти Глеба Юрьевича, Ростиславичи заняли Киев, и Рюрик первый раз стал Великим князем.
После разрыва отношений с Боголюбским Рюрик присоединился к братьям и приял участие в осаде Михаила Юрьевича в Торческе, но вскоре, преследуемый огромным войском Боголюбского, ушел в Белгород, где выдержал осаду.
Благодаря мужеству брата Мстислава Ростиславичи отбились от залесских полчищ, сохранили политическую независимость и власть над Киевщиной, но обеспечить надежную оборону границ от внешнего врага не сумели.
В конце мая 1177 г., «на русальной неделе» крупные силы половцев напали на Поросье. Княживший в Киеве Роман Ростиславич отправил на выручку торкам и берендеям Рюрика и двух своих сыновей – Ярополка и Бориса. К сожалению, Рюрик так и не смог заставить племянников повиноваться. По дороге родственники переругались, и в результате последовал разгром, какого давно уже не знало русское оружие. Погибло и попало в плен множество знатных воинов, о чем есть упоминание в «Слове о полку Игореве». Князья спаслись «вбегоша» в ближайший город Растовец. Половцы же получили возможность безнаказанно свести счеты с черными клобуками, взяв один за другим «6 городов берендич». Осаждали они и Растовец, но безуспешно.
Поражение дорого обошлось Ростиславичам, утратившим свое влияние на киевское вече. Симпатии столичного боярства стали склоняться на сторону правившего в Чернигове Святослава Всеволодовича. Началась усобица, в ходе которой Роман умер, и Рюрик стал главой смоленского княжеского дома. В борьбе за киевский престол он некоторое время уступал Святославу, но в 1180 г. военное счастье оказалось на его стороне.
Войска двух коалиций разделял Днепр. С городских круч в ночном мраке виднелись сотни костров на огромном пространстве. Указывая на них, Рюрик ставил задачи своим союзникам и вассалам, среди которых особую роль предстояло сыграть черным клобукам.
Неизвестно, кому принадлежала дерзкая идея ночного окружения гигантского чернигово-половецкого войска, но воинское мастерство исполнителей замысла, как, впрочем, и беспечность Ольговичей с их союзниками, позволили смоленским дружинникам и берендеям незамеченными переправиться через реку и внезапно обрушиться на лагерь неприятеля.
Рассеяв неприятельские полчища, Рюрик проявил редкое благоразумие. Он предложил Святославу разделить с ним власть в Русской земле: «возлюби миръ паче рати и пожити хотя въ братолюбии». Возможно, на такое решение повлияла позиция киевского боярства.
Власть князья поделили на следующих условиях: сам «великий стол» и город Киев (с доходами) отходили Святославу, а «Русская земля» - собственно Киевщина – Рюрику, который жил тоже в Киеве и, главное (!) также именовался Великим князем.
Создание в Киеве своеобразной системы дуумвирата совпало по времени с дальнейшим возрастанием мощи половецких объединений и их военной активности. Стабилизировавшееся внутриполитическое положение в Южной Руси позволило ее правителям перейти к наступательным действиям против кочевников, главой которых на правобережье оставался вождь Белой Кумании хан Кобяк.
Как и автор «Слова о полку Игореве», летописец, оставивший наиболее интересные описания эпизодов борьбы с половцами в тот период, лаврами победителя Кобяка в походе 1184 г. венчает однозначно Святослава и его вассала Владимира Глебовича Переяславского, командовавшего авангардом. Если же посмотреть на события объективно, то видно, что в походе на равных участвовали силы обоих соправителей. Особо оговаривается факт усиления авангарда крупной частью черных клобуков – подчиненных Рюрика. Его же вассалом являлся сын покойного брата Романа Мстислав, также названный среди молодых князей, чьи дружины входили в авангард.
Возможно, на симпатиях автора отразился то, что Святослав, не в пример прочим своим родственникам, Ольговичам, действительно был вдохновлен идеей борьбы с «погаными». Он, подобно Мономаху, скорее всего, и являлся инициатором похода. Рюрик же был менее эмоционален (или активен), к тому же состоял в родстве с кочевниками и оставался в тени, хотя действовали они сообща и во время битвы находились рядом, во главе объединенных главных сил.
То же наблюдалось и весной следующего, 1185 г., когда оба соправителя, снова выслав сводный авангард, сообща двинулись к Хоролу против Кончака. Известно, что из-за опрометчивых действий азартной молодежи русского авангарда Кончак «утече» буквально между пальцев. В погоню за ним были брошены Рюриковы черные клобуки общей численностью в 6000 под командованием Кунтугдыя. Он же позднее, в апреле, послал их в глубокий стратегический рейд по степи с киевским воеводой Романом Нездиловичем (летописец же сообщает, что это Святослав послал воеводу «с берендичи», которые, естественно, не могли выступить без санкции Рюрика). Завершился он новой победой, взятием половецких веж, полона и коней 21 апреля «на самый Велик День».
Повествуя о событиях лета этого драматического года, летописец освещает их вновь от лица Святослава. Роль Рюрика совершенно не раскрыта, хотя он все время находится рядом. Ростиславич как бы позволяет порывистому старцу с молодой душой играть первую роль и спокойно делает свое дело – стоит в обороне на правом берегу, идет со всеми на выручку переяславцам. При этом не может быть сомнений в том, что ни одно решение не могло быть принято без его согласия.
И позднее, в ходе безуспешных походов второй половины восьмидесятых годов, Рюрик действует на равных со Святославом. Лишь однажды летописец вынужден был указать на активную роль Ростиславича, когда зимой 1186 г. в тяжелом походе по глубоким снегам изнемогло настолько, что оказалось не в состоянии сделать до цели – половецких кочевий – всего один, последний переход! Только Рюрик, тогда настаивал на продолжении похода, но из-за позиции Ярослава Черниговского пришлось поворачивать.
Ближе к весне решено было все-таки наказать половцев и в новый рейд Рюрик послал своих незаменимых наездников в черных папахах. Вел их все тот же Роман Нездилович. Набег был удачен, так как кипчаки ушли разбойничать к дунайским городам в полной уверенности, что этой зимой русских уже можно не бояться. Их стада и «вежи» были взяты без сопротивления.
В 1190 г. наступил долгожданный мир, который соправители отметили грандиозной охотой в нейтральной зоне к югу от границы по р. Тясмин, ранее опасной и потому безлюдной, изобиловавшей дичью. Инициатива, надо полагать, и в этом вопросе исходила от Рюрика, большого любителя охоты и всяческих удовольствий.
Торжества были омрачены арестом Святославом торческого старейшины Кунтугдыя (или Кунтувдея) по обвинению в государственной измене. Рюрик сумел защитить своего вассала и при этом не рассориться со Святославом. Уникальный этот эпизод, связанный с несправедливым обвинением и заточением в поруб витязя-пограничника, его обидой и последующим отъездом из Киева, как считал Б.А. Рыбаков, отразился в позднейших былинах.
Особо заметна роль Рюрика в нормализации отношений с кочевнками. Он, «курировавший» Правобережье, достаточно легко и быстро добился прибытия «своих» половцев на затевавшийся грандиозный «мирный конгресс». Видно, что кочевники его уважали – ему, женатому на половчанке, доверяли. Рюрик Ростиславич легко нашел общий язык с куманами, но переговоры оказались сорваны из-за строптивости неуступчивого Святослава. В конце концов мир все-таки был заключен, и здесь инициатива снова принадлежала Рюрику.
Немало этому способствовала история с возвращением Кунтугдыя, ушедшего, после освобождения, в степь и мстившего своим клеветникам из числа черноклобукской знати и Святославу. Поскольку сей «муж дерзъ и надобен в Руси», Рюрику удалось убедить его вернуться и доказать свою невиновность перед соправителем. Летописец здесь целиком на стороне Рюрика, - уход Кунтугдыя к лукоморцам повлек нарушение мира с их стороны, возвращение же его снижало мотивацию правобережных половцев к продолжению набегов. Так Ростиславич установил прочные личные контакты с ханами, столь пригодившиеся ему впоследствии.
Следует отдать должное проницательности Рюрика, который первым определил новый вызов для Руси. В противоположность Святославу, жившему воспоминаниями о временах Мономаха и по старинке видевшему главную угрозу стране на юге, Рюрик был хорошо осведомлен о положении на литовской границе. Его домен граничил с Волынью, принадлежавшей зятю Роману, то и дело вынужденному отбивать наскоки ятвягов и литовцев. Ростиславич смотрел на северо-запад и видел, похоже, далеко вперед. Во всяком случае, чувствуется, что половцы, успевшие переродниться с русскими, а частично – и покреститься, не вызывали у него серьезных опасений. Было ясно, что они уже утратили свой наступательный потенциал и все более подпадали под влияние христианства и русской культуры. Совсем иное – Литва в конце XII в. Уже были заметны рост ее военной мощи и активности в отношении соседей. Остановить этот процесс и попытался Рюрик Ростиславич.
В конце 80-х – начале 90-х годов он организовал походы в помощь зятю. Дважды эта затея срывалась. Ему по требованию одряхлевшего соправителя из-за ссор с половцами приходилось бросать собранные полки на юг, причем один раз разворачивать их уже на марше. Тем не менее из польских источников известно, что на Литву Рюрик ходил неоднократно.
После смерти Святослава в 1194 г. народ и духовенство Киева с восторгом приветствовали Рюрика. У покойного соправителя характер был явно «не сахарный». В сравнении с ним Рюрик выглядел добряком. К тому же своими миротворческими усилиями он снискал себе любовь «кристианъ и поганыхъ». Возможно, что этот изнеженный «барин», которого жизнь долго щадила, и сам был о себе такого мнения – кто знает глубины своей души? Не деля более власти, Рюрик деятельно принялся за украшение и благоустройство столицы, построив сначала над днепровской кручей церковь во имя своего небесного покровителя, а затем повелев зодчему Петру Милонегу соорудить на берегу Днепра у Выдубецкого монастыря невиданную доселе подпорную стену. За это Ростиславич удостоился выспренного и слащавого панегирика от игумена-летописца. Удивительно, как оказалась не отмеченной в летописях постройка в Киеве крупного здания необычной круглой формы, т.н "ротонды", которую исследователи единогласно относят ко времени правления Рюрика Ростиславича. Все, казалось бы, шло хорошо и даже благостно, но начинались новые времена.
Став великим князем в Киеве, Рюрик постарался жить в мире с Всеволодом III, признавая старшинство последнего внука Мономаха и своего свата (женил сына на Всеволодовне), но усиление киевского князя совершенно не входило в планы его могущественного владимирского сюзерена. В 1202 г. тот расчетливо поссорил его с собственным зятем. Незадолго до того Рюрик Ростиславич передал Поросье во владение Роману Мстиславичу, но Владимирский владыка потребовал его себе и Рюрику пришлось подчиниться, сохранив за Романом лишь один городок. Когда же Торческ с областью перешли к Всеволоду, тот сразу же отдал, по сути - возвратил, этот пограничный удел зятю – Ростиславу Рюриковичу. Роман Мстиславич в такой ситуации не мог не заподозрить здесь сговора, да и слишком возмутительно выглядела в его глазах вся эта комбинация. Глубоко оскорбленный подобным отношением к себе обоих старейшин, галицко-волынский князь начал войну с бывшим тестем (брак с дочерью Рюрика был расторгнут еще в середине 90-х).
Закончилось навсегда благословенное время покоя и мира для «Русской земли». Походы и разорения следовали одно за другим. Миролюбец Рюрик собирал теперь огромные полчища половцев и раз за разом опустошал Галичину, надеясь посадить там Ростислава, выжив Романа. Теперь Рюрика уже проклинали и не только в Галиче. Война требовала расходов, а ненавистные половцы, хоть и мимоходом, но грабили села и киевляне роптали.
Совсем иначе вел себя Мстиславич, стараясь беречь Киевщину – свою «отчину и дедину». К тому же он, обладая талантом полководца, однажды застал тестя врасплох и захватил Киев. Бежать с насиженного места Рюрику пришлось еще и потому, что горожане его не поддержали, а, наоборот, радостно приветствовали Романа Мстиславича. Причины, вероятно, кроются в следующем. В Киеве традиционно не любили тех, кто водил слишком тесную дружбу с кочевниками, оборачивающуюся разорением не только вражеских, но и своих земель. Можно также предположить, что Рюрик, как и многие правители до него, не любивший утруждать себя «по мелочам», утратил контроль над своими «чиновниками» - тиунами и вирниками. Об этом прямо говорит цитируемый В.Н. Татищевым летописец: «Судьи его и по городам управители многую тягость народу чинили, для того мало он в народе любви и от князей почтения имел». Безусловно, сказалась и традиционная любовь «киян» к «Изяславову племени».
Старый князь был уязвлен в самое сердце. Ведь он уже давно, живя здесь, привык считать этот город своим и, конечно, рассчитывал окончить в нем свои дни. На киевских горах прошли счастливые годы в привычном почете и роскоши; он так любил себя в Киеве, в своём необыкновенном круглом каменном дворце-ротонде! Теперь же такая жизнь летела под откос, и он стал готовить месть «изменникам». Эта месть должна была быть ужасной – под стать «преступлению». Годы не убавили ни энергии, ни эгоизма, лишь добавив ожесточения, и Рюрик принялся собирать сторонников в новую антиромановскую коалицию. Как всегда, откликнулись Ольговичи и привели тьмы левобережных половцев. Не меньшие скопища пришли на зов Ростиславича от Лукоморья и с Дуная. Не прошло и года, как «вся Половецкая земля», будто встарь, морем заколыхалась вокруг киевских стен. Мать городов русских была взята штурмом после отчаянного сопротивления.
Настал день 2 января 1202 г., когда изгнанник торжественно въехал в Золотые ворота, но это был страшный триумф. Обуянный оскорбленным себялюбием, Рюрик Ростиславич позволил себе то, чего никогда до него не позволял себе ни один русский князь. Он отдал город на разграбление степнякам.
Когда-то Киев уже захватывало войско Боголюбского и его многочисленных союзников. Были в нем и половцы, но тогда суздальцы, мстя за своих, убитых киевлянами, не дали им разгуляться. Теперь же удержать их просто не представлялось возможным. Перед описанием этой катастрофы Киевская летопись потрясенно умолкает и потому дадим слово Суздальской.
«И створися велико зло в Русстеи земли, якого же зла не было от крещенья надъ Киевомъ». Город был опустошен, в нем творились неслыханные святотатства: «Не токма одино Подолье пограбиша, но и Гору взяша, и митрополью святую Софью разграбиша, и Десятиньную святую Богородицу, и монастыри все. Иконы одраша, а иные поимаша и кресты честныя и сосуды священныя и книги и порты блаженныхъ первыхъ князей…». Старики, а также убогие и больные, жившие при монастырях, были иссечены все, как и старые монахи и монахини. Не от того ли погрома хранят на себе мощи Святого преподобного Ильи Муромца Печерского следы смертельных колотых ран? «…А что черньцовъ инехъ и черницъ… и попов, и попадеи, и кианы, и дщери ихъ – то все ведоша иноплеменницы в вежи собе».
Словно новый Нерон, взирал престарелый Рюрик Ростиславич на катастрофу великого города и прощался с прошлым. Что в эти минуты творилось в его душе ведает лишь один Человековидец Бог. С того времени блеск и слава Киева померкли, и никогда уже не смог он вернуть себе былого великолепия.
В феврале того же года Роман осадил Рюрика в его Овручском замке, «отвращая» его от Ольговичей и от половцев, и заставил целовать крест, но не себе, а Всеволоду – формальному старейшине всех русских князей. После того как Рюрик своими руками уничтожил как материальную, так и моральную основу своей власти, Роман Мстиславич окончательно становился реальным главой всей Западной и Южной Руси (исключая Переяславль), но, чтобы не воевать с Всеволодом, ему временно нужна была марионетка в Киеве. Залесский владыка «не помянул зла», сотворенного всей Русской земле и восстановил своего свата на киевском столе, а скорее – просто согласился с предложением галицко-волынского князя.
В самом начале марта 1205 г. Рюрик уже шел походом на половцев. Можно не сомневаться, что реально командовал Роман, объединив многих князей. Он и заставил «великого», цеплявшегося за тень прежней власти, идти карать недавних союзников. Прошедшая зима выдалась «лютой», и половцам от того была «тягота велика». Описание похода практически отсутствует, что свидетельствует и об отсутствии сопротивления со стороны кочевников, но и бежать в таких условиях крайне сложно, поэтому князья захватили множество пленников и весь зимующий на пастбищах скот. Возвращались они через Переяславль; это позволяет предположить, что целью похода, скорее всего, были кочевья левобережных половцев.
Переехав на правый берег, бывшие родственники отправились в Треполь, где, по-видимому, находились его жена и дочь, чтобы как говорил Роман, «положить ряд» о разделе владений. В действительности же он готовился отомстить Рюрику за его преступление. По приезде «переговоры» перешли в захват киевского князя со всей семьей и насильственным пострижением самого Рюрика, его жены и дочери в монашеский сан. Позднее, по просьбе Всеволода, Роман освободил Ростислава и Владимира Рюриковичей, посадив старшего «княжить» в Киеве.
По гибели Романа Рюрик воспрянул духом. Он мигом скинул рясу и вскоре, отобрав у сына Киев, уже вел половцев и Ольговичей на Галич. Сломить сопротивление галичан в битве у Микулина на р. Серет, а затем под стенами Галича ему не удалось, но и в Киеве Рюрик не усидел. Теперь против него восстали Ольговичи. Раз за разом несчастный старик, давно утративший душевный покой, потерявший людское уважение, а теперь и семью, с маниакальным упрямством врывается в «свой» город, ставя абсолютный рекорд количества своих «княжений» и снова покидал его, не имея сил противостоять главе Ольговичей Всеволоду Чермному, перехватившему у него связи и влияние на кочевников. Пережив ровесников, Рюрик боролся уже со следующим поколением претендентов. В 1207 г., когда Рюрик опять попытался завоевать Галич, Всеволод, снова приведя множество половцев, захватил Киев. Затем Ольговичи были изгнаны из опустошенной Киевщины объединенным войском смоленских князей.
Всему приходит конец, и одряхлевший Ростиславич в 1210 г. согласился уступить заветный город Всеволоду Чермному, вытребовав себе Чернигов. Здесь он и умер через пять лет. Пробыв на великом княжении 37 лет, Рюрик Ростиславич шесть раз изгонялся из Киева и «много пострадал, не имея покоя ниоткуда»
