"Таёжными тропами" 6
Утро хотя и выдалось солнечным, но на душе было хмуро. На дворе напоминали о своем присутствии оставшиеся коровы, куры.
- Лукьян, вставать надо, идти доить.
- Да я уж давно не сплю. Вот думаю, что вроде я в своем доме, а вроде как и не в своем. А ежели не в своем, то зачем живность кормить, доить?
- Кузьмы нет. В лесу остались. Как они там? У них и печки – то путной нет. Холодно. Замерзнут, заболеют. Настю жалко. Кто её туда сватать пойдет? – со слезами рассуждала Прасковья.
- Ладно плакать. Пошли кормить. Скотинушка не виновата, что у нас тут такая неразбериха. А можа и не будет ничего. Поговорит красная власть, постращает, да и замолкнет.
Живность сразу почуяла хозяев, как только скрипнула дверь. Вновь все подали голос, только уже радостный, приветственный.
- Ишь, обрадовались. Сейчас сено достану. Да уж скоро на выпас пойдете. Не сегодня - завтра стадо выгонят. Не знай, кто в этом году в пастухи пойдет? – рассуждал Лукьян.
- Бабы говорили, что Николай с сыновьями, - Прасковья чиркала веселые струйки в ведро.
- Это хорошо. У них скотинушка всегда сытая, - откликнулся Лукьян.
К обеду пришла Настя. Сказала, что в лесной избушке холодно, тесно и сыро.
- Пристрой надо делать, да печь хорошую класть. Степана надо просить, он печник, сложит какую надо. Пойду к нему, попрошу, чтобы сделал.
Степан не отказал. Подивился только, чего это Лукьян родного сына в лес выселил. При его – то деньгах мог бы и в деревне дом поставить. Совсем старик ряхнулся. Ну да дело его.
Повез Лукьян в избушку кирпичи, доски. Всё, что могло пригодиться при строительстве.
Вся деревня обсуждала, что Лукьян на старости лет умом тронулся. Сына выселил, и теперь помогает ему в лесу обосноваться.
Лукьян старался не обращать на пересуды никакого внимания. Насте велел приходить к нему в дом и жить как прежде, пока никаких плохих известий не было.
Тимофею отвел коня, привязал его у дома к изгороди: придет сын из своего ревсовета (будь он неладен) и определит четвероногого красавца на место. Внукам, детям Тимофея – Машке и Сёмке, велел идти с ним. Дома складывал в корзинки добро: посуду, отрезы, пропитание, велел нести домой.
- Чего люди скажут? – вздыхала Прасковья.
- Чего хотят пусть говорят. Не к ним беда пришла, - отвечал Лукьян, а сам думал, что ошибся Тимофей. Никто такого позора не допустит. Он, чай, Лукьян, не барин, и не был им никогда. Работал до седьмого пота круглый год. И усадьбы у него нет, и прислуги не было. А то, что Миколка на подмогу приходил, так Лукьян его за своего считал, поил, кормил, денег давал. Нет, никак не могут его со старухой из дома выгнать да сослать в тар-тарары. Точно Тимофей что-то напутал.
К вечеру Лукьян уже утвердился в мысли, что ничего страшного не случится. Вместе с Прасковьей управились со скотиной, легли засветло. Спокойно уснули, и, наконец, выспались за последние тревожные двое суток.
Лукьян уже пожалел, что так быстро отправил Кузьму с семьей на выселки. Подумал, что надобно за лето в деревне дом ставить. Небольшой, им со старухой. А Кузьма в родительском пусть остается.
- Лукьян, узлы-то, что я в дорогу собрала, назад развязывать, или пускай пока так всё лежит? – Прасковья наводила в избе порядок. Все здесь было, как после погрома.
- Да пускай пока лежат. Разберешь еще.
На том и порешили.
- Пожалуй, надо мать и отца назад звать, - говорил Лукьян вечером Насте.
- Чего люди скажут? Ноне – родных детей выставил, назавтра – назад позвал, - как всегда в противовес вставила Прасковья.
- А пущай на себя поглядят.
- А чего им глядеть. У них голые лавки, да ребятишки на печи. А ты добро телегой возил.
- Мою телегу никто не видел.
- Вот и плохо. Люди решили, что мы сына без всего из дома выгнали, - Прасковья любила перечить мужу. – Ладно, это я уж так. Не сердись. Лепешек надо замесить. Завтра Настя сбегает на заимку, отнесет. С молоком Тимофей с Феней поедят. Да похлебку надо сварить. А там, когда Степан печь сложит, будут сами кухарить.
Авторские права на произведение охраняются законом Российской Федерации.
Единый номер депонирования литературного произведения в реестре: 224052301615.