Предыдущую главу читайте здесь.
1. Активизация разведки с началом войны.
Война началась 1 сентября 1939 года.
Вместе с солдатами воюющих армий боевые порядки по тревоге заняли бойцы армий невидимых, действующих на фронтах разведки. Если бы можно было проникнуть за кулисы тайной войны в Европе и попытаться взглянуть на её первые проявления, то пришлось бы изумиться тому, как в те дни всколыхнулся эфир от работы сотен ключей на рациях, выстукивающих точки и тире «морзянки». Как ожили тайные тропы в лесах и болотах, по которым пошли связники, маршрутники, источники. Как ночное небо загудело моторами самолетов и расцветилось куполами парашютов, доставляющих в точку «Икс» людей и грузы для нелегальной деятельности. Даже мирные почтовые голуби, которые с библейских времен служили для скрытной передачи информации, и те вновь были призваны для нужд разведки с началом Мировой войны.
Новые задачи получили из Центра разведчики ВМФ СССР «Ферзь» в Барселоне и «Адмирал» в Стокгольме. Опытнейшие люди, они давно были готовы к подобному развитию событий, о приближении которых сообщали в Москву в своих донесениях. Теперь наряду с данными о воюющих в Польше и расположившихся у границ Бельгии дивизиях вермахта, разведчики, просеяв потоки информации, докладывали о тех тревожных фактах, выявленных в политике европейских стран, которые могли осложнить положение Советского Союза, живущего по-прежнему мирной жизнью.
«Адмирал», анализируя обстановку на Скандинавском полуострове, особенно в той его части, которая граничила с СССР, обратил внимание на попавшую в его руки информацию о советско-финских переговорах с целью обмена территориями. Советская сторона настаивала на перенесении линии границы вглубь Карельского перешейка, подальше от пригородов Ленинграда. В обмен на это финской стороне предлагались большие территории в Восточной Карелии в Реболах и в Пораярви. Советский Союз до определенного времени рассчитывал на успех переговоров. Тем более что Финляндии советовала согласиться на предлагаемые условия Германия, заключившая к тому времени договор о ненападении с СССР. Через источники, близкие к шведским дипломатическим кругам, «Адмирал» получил точные сведения, что парламент Финляндии занял жесткую позицию и не намерен соглашаться с требованиями советской стороны. Понимая, что вслед за срывом советско-финских переговоров могут последовать военные действия Советского Союза против упрямого северного соседа, разведчик приложил все усилия к тому, чтобы его информация попала в Москву. Помимо всего прочего, в донесении указывалось, что в случае военного конфликта Швеция будет строго придерживаться позиции нейтралитета.
В другом донесении «Адмирал» информировал Центр о том, что на территории Финляндии образован разведывательный и контрразведывательный центр германского абвера. В круг его задач входил сбор сведений о советском Балтийском флоте, войсках Ленинградского военного округа и военной промышленности Ленинграда. Военное сотрудничество Германии и Финляндии началось с того, что финская разведка стала сотрудничать с абвером.
Ни одной душе не было известно, что сведения о появлении подразделений германской разведки в Финляндии «Адмиралу» скрытно передал Стрельцов, который не утратил особый нюх на происки своих старых врагов и коллег – германских военных разведчиков.
Тихонов, получив это донесение, лишь посетовал на то, что о деятельности абвера против Советского Союза не доложил «Ферзь», который мог бы получить от шефа абвера Канариса исчерпывающую информацию о работе его ведомства на Востоке.
Но от «Ферзя» поступали иные не менее важные и крайне своевременные донесения. Памятуя о том, что Центр проявил заинтересованность во вскрытии антисоветских планов Франции и Великобритании, «Ферзь» крупицу за крупицей накапливал факты, нужные для анализа ситуации. Неожиданно в этом деле ему помогла Сильвия, она же – «Аврора».
Концертная деятельность Сильвии, начавшаяся в Барселоне, получила успешное развитие и продолжилась в Мадриде. Певица стала популярной, звукозаписывающие студии присылали приглашения записать грампластинки, её голос зазвучал по радио. Испанская богема с интересом взирала на молодую исполнительницу, набиравшую популярность. Сильвия стала своей на светских мероприятиях, проводившихся в модных салонах или в иностранных посольствах. После одного из приемов во французском посольстве, она спешно приехала в Барселону. Ее буквально переполняли важные новости:
– Представляешь, Хорхе, – так на испанский лад она называла Юргена, – после выступления я сидела у рояля с бокалом шампанского. Рядом подвыпивший французский дипломат болтал с английским коллегой. С французом меня прежде знакомили, он – третий секретарь посольства. Неприятный человек, при знакомстве так откровенно меня разглядывал, будто лапал. Говорили по-английски, и я прислушалась. Француз вел себя очень агрессивно, даже руками махал, делал вид, что подраться хотел. Он говорил, что Франция готова пойти на открытый конфликт с СССР с целью оказания помощи Финляндии, которая вынуждена вступить в войну с русскими. Англичанин оказался трезвее, но поддержал француза в антисоветских высказываниях и похвастался, что точно знает от британских военных о готовящемся плане обрушить на головы русских бомбы с английских самолетов. Они задумали план, по которому весной будущего 1940 года сотня бомбардировщиков с аэродрома города Мосул в Ираке за две недели сотрет в порошок советские города на Кавказе: Баку, Грозный и Батуми. По словам англичанина, бомбовый удар станет уроком русским за агрессию против финнов и сорвет поставки нефти из СССР в Германию, которые должны осуществляться в соответствии с договором о ненападении. Когда я услышала слова о бомбардировках советских городов, чуть не захлебнулась противным кислым шампанским. Благо никто не догадался, что я владею английским. Те подпившие дипломаты считали, что они самые умные, раз говорят на английском языке, который в Испании редко используется. Я же прикинулась изрядно захмелевшей и хохотала как дурочка. Меня быстро отвезли в гостиницу, где я наняла машину и с ветерком примчалась к тебе.
От осознания важности того, что она совершила, от быстрой езды из города в город, от радости встречи с любимым Сильвия испытывала заметное возбуждение. Она остановилась рядом, коснулась его бедром, обняла и поцеловала в губы, рассчитывая на ответную реакцию мужчины. Но разведчик с озабоченным лицом снял ее руки с плеч, пробормотал:
– Погоди-ка, милая, есть важное дело, – и ушел в кабинет составлять донесение и шифровать.
Обиженная Сильвия топнула ногой, озорно показала ему вслед язык и отвернулась.
Вскоре «Ферзь» и «Аврора» оказались в морском порту, сели в свою парусную лодку с мотором и отчалили от деревянного пирса. Они давно решили, что проводить сеансы радиосвязи с Центром безопаснее всего во время морских прогулок. Через час радистка, настроив аппаратуру, успешно отправила донесение, получила подтверждение от оператора в России и тщательно замаскировала радиостанцию после сеанса. Теперь можно было перевести дух.
«Ферзь» расслабленно сидел на корме, держал румпель и свободно управлял лодкой, скользившей по водной глади. Легкая волна с шелестом плескалась за бортом и плавно покачивала лодку. Ветра почти не было, нежаркое солнце приятно ласкало. Его желтый диск клонился к западу, по бесцветному южному небу ползли редкие прозрачные облака. Верная спутница тихонько сидела, накинув простыню. Потом постелила ее на палубу и легла загорать, вытянув в струнку стройное смуглое тело.
Прервав молчание, она неожиданно сказала:
– Хорхе, я так мечтаю о ребенке. Нашем с тобой ребенке…
Разведчик хорошо знал мечты подруги и, стремясь избежать сложного и несвоевременного разговора, пытался иронизировать:
– Ты надеешься, что малыш будет тебе помогать настраивать радиостанцию, а мне – выуживать секреты из приятелей Канариса?
До него быстро дошла неуместность иронии, поэтому разозлившись на себя, он сурово сказал:
– Война началась, моя хорошая. Рождение ребенка сейчас для нас означает огромные сложности и реальный риск его потери. Мы воюем здесь. Никто не знает, что нас ждет впереди.
Сильвия лежала на палубе ничем не прикрытая, оттого казалась беззащитной. Положив лицо на ладони, она не произнесла ни слова в ответ. Ее плечи едва заметно вздрагивали. «Зачем плакать? Ведь ты всё понимаешь, – думал «Ферзь», – потому и не возражаешь». Ему было горько от того, что пришлось прибегнуть к жесткому ответу любимой. Он смотрел на ее совершенные женские формы, предназначенные природой для рождения детей, заботы о большой семье, и сожалел о том, что судьба у нее сложилась столь необычно и, скорее всего, неправильно. О том, что и его судьба сложилась столь же необычно, даже в голову не приходило, настолько свыкся «Ферзь» с жизнью разведчика-нелегала.
Когда они вернулись домой, Сильвия тихо произнесла:
– Прости, Хорхе, у меня случился нервный срыв. У женщин бывает… Все прошло. Постараюсь, чтобы впредь ничего подобного не было, ведь я – давно на войне. Не сердись на солдата, пожалуйста, мой командир!
«Ферзь» поцеловал ее, прижал к себе и погладил по спине. На душе у него скребли кошки.
В Москве к полученному донесению отнеслись со всей серьезностью. Нарком ВМФ Кузнецов доложил о нем Сталину, который мгновенно оценил, к чему бы привела английская бомбардировка. Сталин жил в Баку и прекрасно знал обстановку в городе, где в районе нефтепромыслов земля просто пропитана нефтью, а воздух пронизан ее густым запахом. От взрывов бомб на нефтебазах, трубопроводах и на промыслах произошли бы огромные разрушения и катастрофическое возгорание нефти. Детонация взрывов нефтепродуктов вызвала бы пожар в глубинных скважинах. Последствия для жителей города могли быть непредсказуемыми, нарушилась бы система водоснабжения, и горожане оказались бы в критической ситуации. Страшный пожар, который перекинется на весь город, потушить невозможно. Масштабы бакинской трагедии представлялись безграничными.
Нарком обороны СССР Ворошилов получил указание приложить все силы для защиты Кавказа от возможного нападения. Внимание Ворошилова в тот момент было приковано к Карельскому перешейку, где шли ожесточенные бои Красной Армии с обороняющимися финскими войсками. Несмотря на это, 31 декабря 1939 года был отдан приказ об усилении войск Закавказского военного округа сверх штатов мирного времени за счет призыва военнослужащих запаса. В первых числах января в Баку были передислоцированы части 31-й стрелковой дивизии Северо-Кавказского военного округа. Штаб ее перевели из Сталинграда в Ереван. Ситуация на Кавказе оценивалась руководством страны настолько серьезно, что нарком обороны лично совершил поездку по районам прикаспийских нефтедобывающих районов.
В результате его инспекционной поездки и указаний из Москвы на предприятиях Азербайджана силами правительства республики начали формироваться отряды местной противовоздушной обороны. Особое значение уделялось укреплению противопожарной службы объектов нефтедобывающей промышленности.
Для отражения воздушных ударов вероятного противника из западных военных округов в Закавказье были переведены три авиаполка: бомбардировочный и два истребительных.
Конечно, не только от «Ферзя» шли в Москву доклады об агрессивных намерениях Франции и Великобритании в отношении городов Кавказского региона Советского Союза. Весной 1940 года советские разведчики добыли и представили в Центр документы разработанных в Париже и Лондоне сходных по характеру планов военных операций: английского «MA-6» и его французского аналога «RIP».
Но первым на эту тему пришло донесение от «Ферзя» по данным, добытым в Мадриде «Авророй», хрупкой, но сильной духом женщины.
2. Советско-финляндская война
Едва начались боевые действия войск Ленинградского военного округа, в одночасье ставшего Ленинградским фронтом с объявлением советско-финляндской войны, офицеры центрального аппарата разведки ВМФ в Москве перешли на казарменное положение. В кабинетах командного и оперативного состава поставили походные раскладушки, и работа не останавливалась ни днем, ни ночью. Попасть домой к семьям доводилось редко.
Тихонов к тому времени обзавелся в Москве отдельной квартирой: после рождения в их семье весной второго ребенка, дочки Настеньки, наркомат ВМФ выделил трехкомнатную квартиру в здании, только что построенном на Песчаной улице. Полученное жилье находилось далеко от привычного Арбата, но были и плюсы: недалеко от нового дома уже работала станция метро «Сокол» на Горьковско-Замоскворецкой ветке. Время пути в центр у живших в тех местах москвичей заметно уменьшилось после того как они перебрались в новенькие вагоны метро из загруженных автобусов и троллейбусов, медленно двигавшихся по Ленинградскому проспекту. Наташа в отсутствии мужа привычно сама справлялась и с уходом за малышкой, и с делами по дому. Старший сын Павел заканчивал учебу в морском техникуме в Ленинграде и обещал приехать посмотреть новую квартиру, когда сдаст экзамены.
Вспоминать о своих у Тихонова в те дни возможности не было: военная обстановка складывалась непросто. Корабли Краснознаменного Балтийского флота поддерживали боевые действия войск Ленинградского фронта. Моряки высаживали десанты на островах в восточной части Финского залива, стреляли из дальнобойных орудий по укреплениям линии Маннергейма, силами легких катеров и подводных лодок осуществляли блокаду побережья Финляндии. На разведывательном отделе штаба КБФ лежала ответственность по обеспечению боевых действий флота. В сложных условиях зимней войны состоялось боевое крещение советской балтийской разведки. Однако на том этапе она оказалась малоэффективной и не готовой к решению боевой задачи.
В директиве наркома ВМФ от 14 февраля 1940 года отмечалось:
«Неудачные действия КБФ были вызваны, в том числе, и неудовлетворительной разведкой. Флот со своей задачей не справился. Разведка неправильно оценивала обстановку на театре, штаб флота не был обеспечен полными данными по состоянию, дислокации и боевой готовности флота Финляндии. В разведывательный отдел не поступали данные от других видов тактической разведки, а если и поступали, то не анализировались в комплексе. Характерным недочетом явилась оторванность разведки от непосредственного обеспечения боевой деятельности кораблей, соединений применительно к тем задачам, которые придется решать, и к районам театра, в которых придется действовать данному соединению. Разведывательные материалы в мирное время в штабах соединений не накапливались, не систематизировались и не изучались».
У Тихонова вполне хватило опыта, чтобы понять причины неудач разведчиков-балтийцев. Он видел их просчеты с того самого времени, как начал работать в наркомате, но не снимал вины и с себя как работника вышестоящего штаба. Руководители флотской разведки в Москве тоже оказались не на высоте: не позаботились о подготовке кадров для подчиненных частей, не разработали документы по организации разведывательной деятельности в ВМФ, не уделили должного внимания проблемам разведотделов. В результате многих упущений накануне войны не удалось создать дееспособную разведку. Постепенно недостатки осознали все.
Для поддержки подчиненных в Ленинград часто командировали сотрудников центрального аппарата разведки ВМФ. Тихонов поехал в январе 1940 года, и пробыл в родном городе два месяца вплоть до окончания войны, которое последовало вслед за подписанием в Москве 12 марта мирного договора между воевавшими странами. В командировке ему пришлось много мотаться с места на место, бывать в зоне боев на Карельском перешейке, на захваченных у финнов территориях, в том числе, на островах в Финском заливе, работать в частях радиоразведки Балтийского флота. Он был нередким гостем в разведывательном управлении фронта, где накапливалась исчерпывающая информация о противнике. Со временем он подготовил ответы на все вопросы, поставленные командованием флота на период военных действий. Обидным было то, что оперативно использовать подготовленные данные не пришлось – пока собирал материалы, война с Финляндией закончилась.
В течение командировки Владимир Константинович иногда улучал момент зайти домой к матери, где видел, как ленинградцы строго выполняли приказ о затемнении квартир: на всех окнах висели плотные занавеси.
Ольга Антоновна, словно в прежние годы, живо интересовалась политическими событиями в стране и за рубежом. Спрашивала о боевых действиях против финнов, о которых победно писали ленинградские газеты, задавала и другие вопросы, при этом не откладывала рукоделие – вязала на спицах красноармейцам теплые шерстяные варежки с отдельным указательным пальцем для стрельбы.
– Володенька, ты мне объясни, – глядя из-под очков, говорила она, – с финнами наша армия должна справиться. Правда, бои идут тяжелые: вон газеты пишут, сколько орденов дают нашим посмертно! Значит, бьются крепко. А коли германец на нас снова пойдет, тогда как? Справимся?
– Мамуся, ты у меня словно в Генеральном штабе служишь. Вопросы поднимаешь серьезные. С чего ты взяла, что на Советский Союз будет нападать Германия? У нас с Гитлером заключен Пакт о ненападении, который должен удержать стороны от боевых действий друг с другом.
– Ох, сынок, говоришь ты известные всем слова, а сам-то, чувствуется, в них не веришь. И как верить, когда прохиндей Гитлер пол-Европы под себя подмял! Италия, союзница Германии, Албанию захватила. Неужели агрессоры остановятся, если мечтают обо всей Европе? Да-да, не делай удивленные глаза – говорю, что думаю. Захватчики всегда хотят ухватить кусок побольше, так нас учит история. Вспомни Наполеоновские войны! Тоже с малого начинались, а потом всем войском на Россию двинулись. Так, что скажешь, справимся? Или только в кино поют: «Если завтра война, если завтра в поход, – будь сегодня к походу готов!»…
– Думаю, что справимся, мама. Хотя придется очень нелегко.
Сказал и тут же задумался о том, сколько ошибок, выявленных финской войной, придется исправить, чтобы повысить готовность армии и флота к будущей войне.
О войне у Тихонова пошел разговор и с Павликом. Они не виделись с начала года – сын тогда только-только после окончания практики списался с парохода на берег. Хотелось поговорить о многом, в разлуке отцу часто в голову приходили мысли, которые хотелось обсудить с сыном. Тем накопилось множество, но при встрече начали говорить именно о войне.
– Папа, наконец, ты в Питер приехал! Мне-то в Москву поехать не удается: в мае буду защищать диплом заканчивать техникум. Готовлюсь сейчас каждый день, заниматься приходится много. А ты на войну приехал?
– Павлик, так уж и сразу на войну! На тебя приехал посмотреть, на бабушку…
– Нет, папа, ты отшучиваешься. Я давно понял, что тебя отправляют в командировку туда, где складывается сложная обстановка. Три года назад ты в Испанию уехал, а там война шла. Сейчас война на Карельском перешейке идет, ты сюда приехал. Разве не так?
– С тобой не поспоришь, Павлик. Вероятно, ты – прав.
– Расскажи, как война идет, когда наши окончательно победят белофиннов?
– Война идет тяжелая, в боях много крови льется.
– Но ведь Финляндия – маленькая страна по сравнению с Советским Союзом. Кажется, что мы можем прихлопнуть ее как комара. А ты говоришь, что бои тяжелые идут.
– Во-первых, финны – не такие слабаки, как ты полагаешь. У них сильная и обученная армия, нелегко с ней справиться. Во-вторых, их подразделения воюют на собственной территории, а дома, говорят, и стены помогают. В-третьих, они построили мощные укрепления, через которые пробиться трудно. Много времени требуется. Поэтому война проходит не быстро. Но победа будет добыта, армия и флот делают все необходимое для этого.
– Папа, я тоже хочу так, как ты – находиться там, где сложнее всего. И добиваться победы!
– Ты, сынок, такую специальность себе выбрал, которая легких путей и не предполагает. В море идут только сильные духом и телом люди. Куда тебя после окончания техникума направят, тебе уже известно?
– Недавно было создано Мурманское государственное морское пароходство. Сейчас в нем не хватает своих кадров для плавсостава. Почти весь наш курс по распределению пойдет в это пароходство. На меня уже пришел запрос из управления кадров. Год поработаю матросом, потом буду назначен третьим помощником на грузовое судно.
– Что же, я одобряю твои планы.
Тихонова наполняла отцовская гордость за Павла, который в детские годы решил, что станет моряком-полярником, мечте своей не изменил, и к девятнадцати годам станет дипломированным специалистом для работы на судах, которые ходят в северных широтах.
… После окончания войны с Финляндией всех откомандированных офицеров разведки ВМФ вернули в наркомат. В Ленинграде еще стояла снежная погода, а Москва уже дышала весной. Приезд домой совпал у Тихонова с приятным событием: приказом наркома Кузнецова ему присвоили звание капитана первого ранга. Получив долгожданный и заслуженный статус, Владимир Константинович решил устроить дома небольшое торжество. Сослуживцев из разведуправления собирать не стал, потому что символически отметил с ними новое звание на рабочем месте, а домой пригласил только своего старого и надежного друга Мишеля Анташева.
Наташа постаралась на славу и превратила новую квартиру из склада чемоданов, коробок и тюков в уютное жилище семьи старшего офицера военно-морского флота. Адмиралтейская карта Мирового океана, принесенная когда-то Тихоновым с работы, заняла почетное место на стене напротив входа в квартиру. В гостиной под фотопортретом молодых Тихоновых, снявшихся в мастерской фотографа после свадьбы в Петрограде, висел морской кортик как символ флотской семьи. Украшением комнаты, несомненно, стал большой глобус, поставленный в углу на тумбочку. На стене рядом чернела тарелка радиоприемника – непременного атрибута тревожного предвоенного времени.
Анташев появился в назначенный час в штатском, с большим букетом цветов и бутылкой армянского хереса «Аштарак». Галантного кавалера встречали в нарядных платьях Наташа и годовалая Настенька, только что научившаяся ходить. Хозяйка сразу пригласила к столу, который сверкал хрусталем рюмок и бокалов, обилием закусок и напитков.
– Мишель, Наташа решила порадовать нас обедом по-новгородски, – информировал гостя Тихонов.
– Попробуем, попробуем ваших блюд. Из Петрограда я уехал более двадцати лет назад, с тех пор севернее Москвы ни разу не забирался. Смотрю у вас грибочки маринованные, это сюрприз для меня, – оглядывая аппетитный стол, откликнулся Анташев.
Наташа с гордой улыбкой хозяйки продолжила:
– Да, белые маринованные грибы, огурцы бочкового засола, ароматные и хрустящие, капуста квашеная с яблоками мочеными, балык из сома и жареные судачки с Волхова, сало наше деревенское, морс клюквенный, морс брусничный, настойка крепкая на рябине черноплодной…
– Все-все-все! Сейчас умру, так хочу это попробовать! – вскричал гость.
Расселись с веселыми репликами и под оригинальные тосты Анташева зазвенели рюмками и приборами. Дочку Тихонов посадил себе на колени, она взяла двумя руками кусочек подсоленного сала и облизывала его, не отводя любопытных глаз от невиданных ею прежде пышных усов и бороды пришедшего дяденьки.
После закусок место на столе заняла фарфоровая супница, и хозяйка налила по тарелкам деревенские щи из крошева с сушеными грибами, заправленные сметаной. Поставила пироги с капустой. Предупредила, что впереди – мясо в грибном соусе с жареным картофелем.
Анташев пошутил:
– Я за всю жизнь столько грибов не видел, сколько сегодня съем за этим прекрасным столом. Ай, хозяйка, ай, молодец!
Наташа с улыбкой поблагодарила гостя за похвалу и заметила:
– А мне очень понравилось ваше вино, Михаил Андраникович!
– Рад, что армянское вино пришлось вам по вкусу. И хочу добавить, что друзья зовут меня Мишель. Мне будет приятно, если и вы будете ко мне обращаться так же.
– Разве вы не обидитесь, все же неудобно так обращаться к человеку старше возрастом…
– Вот теперь точно обижусь, раз вы меня в старики собрались записать, – будто с обидой сказал Анташев, лукаво поглядывая на хозяйку.
Наташа смутилась.
На выручку пришел муж:
– Не расстраивайся, Наташенька, наш дорогой друг Мишель – человек отходчивый! Зла на женщин не держит.
Рассмеялись все вместе.
После обильного застолья, пока хозяйка собралась уложить дочку спать и подготовить стол к чаю, мужчины пошли на полчаса погулять по улице.
Само собой разумеется, их разговор зашел об итогах войны с Финляндией. Больше говорил Тихонов, собеседник внимательно слушал:
– Потерь у нас много, причем, не боевых, а совершенно напрасных, от неопытности. Про дела армейские говорить не буду, мало знакомился с их оценкой боев, а про флотские скажу. Наши корабельные зенитчики слабо знали силуэты самолетов, нередко лупили по своим и сбивали их. В свою очередь летчики морской авиации не знали силуэтов кораблей, ни своих, ни чужих. Был случай, когда бомбардировщик атаковал свои эсминцы, а те, конечно, открыли заградительный огонь. Истребители стреляли по своим бомбардировщикам, и, представь, сбивали. Авиация Балтийского флота потеряла 80 самолетов. Противник уничтожил только 25 из них. Остальные бились при взлете и посадке, по другим причинам из-за неопытности экипажей.
– Это же чудовищная ситуация. Как велась боевая подготовка на суше и на море? Командование докладывало, что все прекрасно, а что на самом деле?
– Мне больше всего досадно, что скверно работала наша военно-морская разведка. Чем занимались многие годы, непонятно. Полных сведений о финских береговых батареях не добыли. Информации о финских минных заграждениях не было вовсе. Эсминцам приходилось маневрировать, вызывая огонь на себя, чтобы засечь выстрелы финских орудий. А крейсер «Киров» едва не погиб, пройдя рядом с кромкой минного заграждения.
– Такое впечатление, что разведкой у нас просто не занимались!
– Совершенно точно, Мишель. Это притом, что к концу Мировой войны разведка старого Балтийского флота работала четко словно швейцарский часовой механизм. Потом ее создателя Непенина убили восставшие матросы, офицеров новая власть разогнала с флота, умница Стрельцов, умело руководивший нашим прекрасным ансамблем, вынужден был остаться за границей. И на Балтике не стало разведки. Плоды тех неумных действий мы сейчас пожинаем. На тех людях, которые уничтожили разведку Балтийского флота после революции, лежит вина за ее беззубую работу сегодня. Только вину им не предъявить: иных уж нет, а те далече, как говорил классик. Тяжело наблюдать за происходящим. Впереди, судя по всему, грядет новая война, и дай Бог, чтобы хватило времени на исправление ошибок, которые дались такой кровью!
Анташев только вздохнул в ответ.
… В управлении Тихонова ждала шифровка от «Ферзя»:
«По сведениям, полученным от адмирала Канариса, войну против Советского Союза Гитлер может начать весной 1941 года».
3. Встреча агента "Ферзь" и Канариса. Германия готовится к войне против СССР.
На эту встречу Канарис пригласил «Ферзя» не в фешенебельный номер отеля на морском побережье, который обычно снимали для начальника сотрудники испанского отделения абвера, а в пустой зальчик скромного ресторана в Барселоне. Адмирал сидел за столом с бокалом легкого красного вина и тарелочкой камамбера, когда подошел «Ферзь». В его голове крутился вопрос, почему Вилли назначил встречу здесь, в малолюдном месте, не пригласив по обыкновению кого-нибудь из своих помощников или испанских друзей.
Ответ пришел сам собой: разговор на сей раз будет касаться только двоих.
Беседа за столом началась неторопливо с каких-то пустяков. Шеф абвера явно никуда не торопился и мог позволить себе говорить с собеседником, словно присматриваясь, выясняя настроение, снимая настороженность.
И вдруг как выстрел прозвучал острый вопрос, ответить на который «Ферзь» готовился больше года. Канарис сделал паузу в разговоре, задумчиво глядя в окно, а потом, как бы нехотя поинтересовался:
– Юрг, ты можешь объяснить, что случилось с сотрудником абвера, которого в Испании знали под именем Дитрих? Он был твоим партнером по операциям с оружием, а летом 1938 года бесследно исчез. Возможно, ты прольешь свет на это странное происшествие?
Для «Ферзя» прояснился вопрос, почему они встретились сегодня без свидетелей. Адмирал хотел задать старому товарищу конфиденциальный вопрос, знать о котором никто из его окружения не должен. И в зависимости от того, устроит его ответ или нет, будет понятно, уйдет ли «Ферзь» спокойно после встречи, или бесследно исчезнет, подобно Дитриху. Об этом тоже никто не узнает. Понятно, что на войне у разведчиков дружбы не бывает, могут быть только общие интересы.
– Я убил его, Вилли, а тело вместе с машиной сбросил со скалы в море, – с обезоруживающей откровенностью ответил разведчик.
Канарис с любопытством посмотрел, вскинув брови. В голубых глазах адмирала холодели льдинки гнева. Он сухо бросил:
– Хотелось бы подробнее…
Он поверил, догадался «Ферзь», оценил откровенность, но демонстрирует свой гнев по поводу моего наглого самоуправства: ведь нельзя с бухты-барахты стрелять офицеров абвера. Теперь нужно убедить адмирала, что иного выхода быть не могло.
– Произошла своеобразная дуэль. Дитрих заявил, что хочет убить меня и первый направил на меня ствол своего «бульдога». Лишь то обстоятельство, что он пришел, изрядно выпивши, позволило мне опередить его с выстрелом. Промедли я хоть мгновение, тебе пришлось бы выяснять у него, что случилось летом 1938 года со мной.
– Что привело к ссоре? Шерше ля фам?
– Насколько я могу предположить, дамы его не интересовали. Он слишком много пил и психовал из-за того, что попал в Испанию.
Канарис молча прикрыл веки. Тебе об этом известно, продолжал размышлять «Ферзь», это играет на руку мне, к тому же Дитрих ненавидел твою любимую Испанию.
– Да, его всё раздражало в этой стране. Он постоянно жаловался на пыль и жару, на то, что здесь нет того комфорта, к которому он привык в Германии, местных жителей он презирал за легкое отношение к жизни, забывчивость и необязательность. К бутылке с коньяком Дитрих прикладывался с утра, а к вечеру пьянел настолько, что мог орать при посторонних о своих задачах, поставленных адмиралом Канарисом.
– Даже так?
– Да, Вилли, именно так. При этом он плакался, что ты заставляешь его следить за передвижением армии республиканцев, считать количество их танков, броневиков и прочей техники. То есть заниматься нудной и опасной работой, с его точки зрения. Ко мне прицепился из-за того, что считал меня «белоручкой» и твоим любимчиком. Я как-то призвал его к порядку, чем вызвал у него приступ бешеной ярости, он грозил, что убьет меня. На ту роковую встречу Дитрих вызвал меня, чтобы обсудить вопросы по операциям с оружием. Однако приехал сильно пьяным и агрессивным, начал угрожать. Я терпел долго, видит Бог, но не выдержал и послал его ко всем чертям. Повернулся, чтобы уйти, но он выхватил оружие и прицелился мне в голову. У меня реакция оказалась лучше, я успел выстрелить первым. О чем, кстати, не жалею: этот Дитрих был негодяем.
– Почему же ты, Юрг, сам не доложил мне об этом?
Голос адмирала звучал скорее обиженно, но не сердито, обратил внимание «Ферзь» и пошел в наступление:
– Каким образом? Надо было написать официальную докладную? Но я не служу в твоем ведомстве, как бы я передал бумагу тебе? Хотел рассказать лично, но не было такой возможности, потому что мы давно встречаемся либо на бегу, либо в присутствии других людей. Ты же обычно очень занят… Лишь сегодня ты, как в прежние времена, пригласил меня поговорить вдвоем, я честно все рассказал.
– Да, Юрг, твоя честность выделяет тебя среди других. К тому же, ты не побоялся рассказать мне о происшествии, хотя убийство сотрудника абвера могло бы повлечь за собой тяжелые последствия. За это я ценю тебя и добрые отношения с тобой. Но мы укрылись от всех не только для того, чтобы обсудить бесславный конец какого-то пропившегося субъекта.
Вот оно как, анализировал «Ферзь», судьба злополучного Дитриха тебя, оказывается, мало интересовала. Вероятно, ты сам просчитал, как мог сгинуть этот пьяница и скандалист. Поэтому не начинал расследования прежде, а сейчас тебе для чего-то необходимо убедиться в моей честности по отношению к тебе. Провёл очередную проверку? Поздравляю! Повторяешься, дружище Вилли! Десять лет назад было то же самое. Но что от меня потребуется теперь?
Прерывая затянувшееся молчание, Канарис сказал:
– На днях Германия атакует Данию и Норвегию. В этой операции мы столкнемся с сильным противодействием Англии и Франции. Немного позже наш удар будет нанесен на континенте. Начнется полномасштабная война, в которой Фатерлянд будет биться со странами Западной Европы во главе с Англией. Гитлер мечтает о победе, о реванше за Версальский мир, хотя понимает, что одолеть островитян будет не так просто. Этот недалекий человек вознамерился стать хозяином всего мира. По его убеждению Англия в борьбе с Германией будет уповать на помощь России и США. Поэтому, считает, что надо раздавить Россию, а американцы в одиночку помощь Англии не вытянут. Война против России начнется ровно через год, весной 1941 года. Меня это очень тревожит: Германии нельзя воевать на два фронта, об этом предупреждал Бисмарк, а печальные события прошлой войны подтвердили его слова.
– Ты считаешь, что Германия не справится с Россией? – вставил важный для себя вопрос «Ферзь».
– Я считаю, что Россия слишком велика, и Германии придется надолго ввязаться в войну на Восточном фронте. Мы внимательно изучаем военный и промышленный потенциал Советов. По мере продолжения тяжелой войны, наши ресурсы будут иссякать на Западном фронте. Мне бы не хотелось второй раз за свою жизнь испытать горечь поражения. Поэтому я – против войны на два фронта. Рассчитываю на то, что Англия все же даст нам по зубам в какой-то момент, и Гитлер будет вынужден пойти на мир с Западом. Вот тогда мы развяжем руки и уничтожим Россию. Как видишь, я откровенен с тобой. Но я – противник Гитлера, о чем он когда-нибудь узнает, и меня начнут преследовать. Его свора: Гиммлер, Гейдрих, Шелленберг и прочие чины из СД и СС, ревниво относятся к успехам моей службы, они только и ждут команды хозяина, чтобы вцепится в её руководителя. Вот в этот момент, если мне придется туго, я хотел бы, чтобы ты контролировал коридор для ухода. Понадобятся документы, транспорт и надежное убежище. Впрочем, об этом сам позабочусь.
– Какова же будет моя роль?
– В случае необходимости ты будешь ждать меня здесь, в Испании, или в Швеции, пока не могу сказать точно. Встретишь меня одного или со спутниками и окажешь помощь.
– Тебя уже сейчас кто-то поддерживает в заговоре против Гитлера?
– Хм, чувствую, что ты воспринимаешь мои речи как инфернальные. Поспешу тебя успокоить, тайного заговора на сегодняшний день нет. В Германии слишком многие до сих пор пребывают в эйфории от быстрых успехов. Но несколько генералов, способных предвидеть завтрашний день, разделяют мою точку зрения. Несмотря на это все мы – люди военные и дисциплинированно выполняем свои задачи. Абвер ведет разведывательную и диверсионную работу в Западной Европе, дивизии готовы начать наступление. В ближайшие месяцы развернется работа абвера на Востоке против СССР. О заговоре пока не может быть речи. Нужно ждать, чтобы Германия устала от своего фюрера.
Когда беседа закончилась, и они разошлись, «Ферзь» с удивлением подумал, что Вильгельм в этот раз оказался не таким как обычно. До сих пор адмирал представал в образе ревностного служаки, трудяги и карьериста. И вдруг обратился в тайного англомана, заговорщика готовящего почву в руководстве фашистской Германии для противодействия Гитлеру. Пятилетняя деятельность во главе могущественной службы разведки и контрразведки империи заметно изменила образ мышления этого незаурядного человека. Возникают сомнения, только ли во благо Германии действует Канарис или ему хочется быть полезным и Англии? Интересный в таком случае расклад получается. Однако, сомнения – сомнениями, но подготовка Германии к войне против Советского Союза приобретает реальные очертания!
Получив такой объем информации «Ферзь» по давней привычке отправился бродить по улицам – на ходу легче думалось. Ему требовалось профильтровать то, что высказал и недосказал Канарис, и прийти к выводу, что из этого следует сообщить в Центр. Нельзя отправлять всё, что выяснилось на встрече. Если уж сам оказался в сомнениях, то офицер-оператор в Москве просто за голову схватится. Там могут засомневаться по поводу умственных способностей своего источника, чего не хотелось бы, усмехнулся разведчик. Стоп! А вдруг хитрюга Вилли догадался о моей игре, но думает, что я – английский шпион, и через меня предлагает свои услуги любимой Англии? Ну, и головоломка! Ладно, говорят, если не знаешь, что делать, надо лечь спать, утром станет легче.
Утром «Ферзь» доложил в Центр о том, что Германия готовится начать войну против СССР весной 1941 года.
В ответ Москва потребовала перепроверить полученные сведения. Такое указание «Ферзя» удивило: данные о подготовке англичанами и французами нападения на кавказские города Советского Союза были высоко оценены руководством без дополнительных проверок, а в то, что Германия планирует воевать с нами, верят с трудом. Не совсем понятно почему. Но перепроверить придется, раз требуют.
События весны и лета 1940 года отвлекли «Ферзя» от выполнения этой задачи. 9 апреля высадка немецкого десанта в Нарвике стала началом операции по вторжению Германии в Данию и Норвегию. Кроме немногочисленных норвежских войск им противостоял англо-французский экспедиционный корпус с воздушным прикрытием из нескольких английских авиаэскадрилий. Непродолжительные боевые действия привели к поражению союзников. Немцы захватили Норвегию.
«Ферзь» сообщил в Москву, что уничтожение британской авиации в Норвегии вынудило Лондон отозвать с Ближнего Востока авиационные части, подготовленные для бомбардировки Баку. Других резервов у Англии не имелось. Англичанам и французам пришлось отложить планы по нанесению удара по Советскому Союзу. А начало наступления Вермахта в Бельгии, Голландии и Франции летом того же года вовсе их похоронили. Абвер приложил руку к тому, чтобы содержание планов стало известно фюреру. Гитлер был категорически против разрушения нефтяных промыслов в Баку, потому что они были нужны самой Германии. В Берлине уже готовили план нападения на Советский Союз.
4. Война Германии и СССР. Встреча Ф.Рузвельта и У.Черчилля в Касабланке.
Добыванием сведений о том, что план войны с СССР в Германии существует реально, «Ферзь» занимался вторую половину 1940 года и первую половину 1941 года.
Возникшее по предложению Канариса легендное прикрытие деятельностью международного торговца оружием вполне подходило ему и в Испанскую войну, и с началом новой Мировой войны. Он не только свободно перемещался по Испании и Португалии, но при необходимости ездил в Италию, «Вишистскую» Францию, Марокко, Алжир и Тунис. В военное время бизнес стал прибыльным, причем наиболее ходовым товаром оказалось стрелковое оружие. В странах арабского Магриба лидеры племен охотно покупали немецкие пулеметы и итальянские полуавтоматические винтовки, и всегда были рады видеть у себя «господина Юргена». В беседах со старыми и новыми торговыми партнерами речь обязательно заходила о политике, о войне в Европе, о противоборстве Англии, Германии и Советского Союза, в них среди обилия слов и общеизвестных фактов ему как старателю на приисках удавалось найти золотые самородки в массе промытого песка. Но самую полную и наиболее ценную информацию удавалось добыть от коллег в Германии.
С Канарисом встретиться не получалось, поэтому уточнить вопрос о точности указанного срока нападения Гитлера на СССР через адмирала не представлялось возможности. Впрочем, и без него «Ферзь» получал много сведений о подготовке немцев к войне на Восточном фронте.
Отдельные фрагменты информации он записывал на листе бумаги по темам, добавляя по мере поступления новые. Накапливал добытые письменные документы. По географическому атласу Европы находил районы, в которых происходили события. Сравнивал с появившимися публикациями в прессе или сообщениями радио. Проведенный анализ позволил убедиться в том, что в октябре 1940 года сформированы три танковые группы: генералов Клейста, Гота и Гудериана. В декабре завершилось формирование двух новых полевых армий: 11-й и 17-й. В январе 1941 года открылся факт начала переброски по железным дорогам крупных воинских объединений из Западной Европы на Восток. В Польшу отправилась 6-я армия, которая брала Париж, кроме нее во Франции грузились по эшелонам 16-я армия и 18-я армия, имевшие опыт войны в Голландии и Бельгии. В мае 1941 года активность германской авиации в небе над Великобританией резко снизилась: целые соединения истребителей и бомбардировщиков переводились на Восток.
Любой мало-мальски осведомленный в военных делах человек, ставший обладателем такой суммы знаний, способен понять, что гитлеровская империя накапливает силы на территории оккупированной Польши для нового большого наступления. Целью мощного удара в восточном направлении может быть только Советский Союз. Об этом «Ферзь» писал в шифровках в Москву. Но оттуда раз за разом следовали указания тщательнее проверять и перепроверять добытые данные, прежде чем отправлять их в Центр.
Только после нападения Германии на СССР 22 июня «Ферзь» почувствовал, что у руководства советской военной разведки, наконец, упала повязка с глаз. Было, отчего прозреть: война полыхала на огромной территории от Мурманска до Одессы. «Ферзь» и «Аврора» удвоили усилия по сбору разведывательной информации, которая в определенной мере могла помочь их стране выдержать удар сильного и коварного врага.
Испания, где они работали, занимала официально нейтральную позицию и в гитлеровскую коалицию не входила. Однако 24 июня министр иностранных дел Суньер объявил о формировании добровольческого испанского соединения, которое отправится воевать против СССР на стороне немцев. Охотники отомстить советским людям за участие в испанской гражданской войне нашлись, и 13 июля «Голубая дивизия», названная так из-за цвета рубашек легионеров, насчитывавшая в своих рядах без малого девятнадцать тысяч человек, убыла из Мадрида в Германию, а затем на советско-германский фронт. Сведения о ней были переданы в Москву.
Разведчик направлял в Центр информацию о действиях итальянского флота против англичан на Средиземном море и о продвижениях немецко-итальянских частей в Африке. Через знакомых в Италии ему удавалось получить данные о переброске резервных формирований на Восточный фронт. Центр требовал прилагать больше усилий по выявлению сроков открытия Второго фронта и высадки англо-американских войск в Западной Европе. Однако вместо начала боевых действий во Франции союзники перебросили морем большой контингент войск и высадили его в Северной Африке. Добившийся успехов в июле 1942 года африканский корпус Роммеля в ноябре стал терпеть поражение за поражением. События не могли не радовать, но советское руководство настаивало на высадке союзников в Нормандии. Из Испании по этому вопросу сообщить было нечего.
… Звездный час «Ферзя» настал в начале 1943 года, когда лидеры союзных государств наметили встречу в Касабланке, чтобы провести секретные переговоры.
После Рождественских праздников в Мадрид прилетел Канарис и срочно вызвал к себе. Сильвия настороженно проводила друга в незапланированную поездку: она была убеждена, что экстренные встречи с адмиралом ничего хорошего не сулят. Однако «Ферзь» вернулся в Барселону на удивление скоро. Он ласково обнял Сильвию и прошел в кабинет, попросив не беспокоить. Радистка поняла, что получено некое важное задание и теперь надо обдумать, как его выполнить.
Вечером они сидели в креслах с бокалами вина. «Ферзь» рассказал о встрече с Канарисом:
– Вилли торопился, и мы говорили в моей машине. Такой случай произошел впервые за все время нашего знакомства. Интуиция подсказывает, что адмирал не был склонен афишировать встречу. Речь он завел о том, что от одного из источников, близкого к правящим кругам Великобритании, ему стало известно о намерении премьер-министра Черчилля отправиться в Марокко для переговоров с американским президентом Рузвельтом.
– Хорхе, неужели адмирал вознамерился отправить тебя в Касабланку добыть информацию об этой встрече? Ведь это все равно, что совать голову в пасть льва! Союзники спят и видят, как бы сцапать немецкого шпиона.
– Майн Гот! Какая ты все же нетерпеливая, поистине, мексиканская горячая кровь! Сиди и слушай, я все расскажу. Действительно, Вилли попросил меня завтра рейсовым самолетом вылететь в Касабланку, ждать, когда закончатся секретные переговоры, получить сведения об их результатах и вернуться в Барселону.
Заметив, что с губ Сильвии готов сорваться новый вопрос, «Ферзь» жестом руки остановил ее и продолжил:
– Он вручил мне испанский паспорт – против присутствия испанцев в Марокко союзники не должны ничего иметь – и сообщил условия связи с английским журналистом, входящим в лондонский правительственный пул. Теперь я скажу то, о чем тебе хочется спросить. Канарис объяснил, что мог бы отправить туда кого-нибудь из четырех сотен агентов абвера, работающих в Испании. Но опасается, что берлинские бонзы, получив данные о готовящейся конференции, могут пойти на попытку физического устранения президента США и премьер-министра Великобритании. Поэтому и не дал своей агентуре задания на получение такого рода сведений. Их должен добыть я, потому что, по его мнению, точно не передам их в Берлин. А про то, что я передам их в Москву, ему и знать не надо. Вот для чего я срочно отправляюсь в Марокко, майне Зюсэ.
Расстояние от Мадрида до Касабланки в восемь сотен километров транспортный «юнкерс» преодолел за четыре часа. Нельзя сказать, чтобы полет был приятным, думал «Ферзь», когда нещадно болтало над Андалузскими горами. Немного позже внизу разлилась голубизна океана, и самолет пошел ровнее. Вот за покрытыми снегом Атласскими горами открылись городские кварталы Касабланки. Начали снижаться, и вскоре шасси коснулись бетона посадочной полосы.
– Слава Богу, прибыли, – вполголоса буркнул разведчик и поспешил с портфелем к открывшемуся люку.
Собираясь в командировку, он предполагал, что выполнить секретное задание будет непросто, придется изрядно попотеть и побегать, чтобы обойти контрразведку союзников. Но о том, что с самого начала он окажется на грани провала, даже мысли не было. Между тем, события приняли скверный оборот.
Пока пассажиры выбирались из чрева «юнкерса» на летное поле, к самолету подскочили три открытых военных машины. Полтора десятка английских солдат с оружием наизготовку встали вокруг, а офицер велел прилетевшим предъявить документы. Изучив паспорта пассажиров, он разделил их на две группы, одну из которых пешком направил к выходу в город, а вторую, численностью девять человек, посадил в машины под охраной солдат. Помрачневший «Ферзь» оказался именно в этой группе. Людей довезли до ближайшего к аэродрому полицейского участка и закрыли в большом зарешеченном помещении, предварительно обыскав, чтобы ни у кого не оказалось оружия.
Разведчик попытался решить для себя, в чем провинились арестованные, и быстро сообразил, что в первой группе были местные жители, прилетевшие домой. А во второй, среди его товарищей по несчастью, оказались иностранцы. Таким способом англичане решили обезопасить конференцию от проникновения иностранных шпионов. Ошеломленные неожиданным развитием событий люди, а это были испанцы и французы, стали громко роптать.
К решетке подошел человек в полувоенном френче оливкового цвета, галифе и ботинках с крагами. Он посмотрел в какой-то список и сообщил по-английски:
– Контрразведка британского экспедиционного корпуса получила сигнал о намерении немецких шпионов проникнуть в расположение союзных войск. Иностранцы, прибывшие авиарейсом из Мадрида, в течение некоторого времени будут подвергнуты проверке, но после определения лояльности отпущены на все четыре стороны. На время проверки всем придется остаться здесь, в полицейском участке, где вам будет предоставлено питание и свежая вода.
Свою краткую речь англичанин повторил на ломаном испанском языке и сразу удалился, как только в ответ послышалась ругань и крики задержанных. Больше никто возле камеры не появился до вечера, когда двое марокканских полицейских поставили перед решеткой пищевой бачок и раздали по тарелке бобовой каши с тушеным мясом. Из бачка поменьше налили кофе и оставили возле решетки бачок с водой, которую каждый мог налить в свою кружку. В камере возле стен стояли низкие скамейки, на которых люди с недовольным ворчанием стали устраиваться на ночлег.
«Ферзь» предположил, что их будут держать в этом «зиндане» до тех пор, пока не окончится конференция и высокие гости не уберутся восвояси. Но тогда улетит и тот журналист, от которого нужно получить информацию. Значит, задание не будет выполнено, а такого исхода разведчик допустить не мог. Надо придумать, как вырваться отсюда. Первое, что пришло в голову, устроить в камере пожар, гасить который прибегут полицейские. В суматохе проще устроить побег. Может, на ум придет что-нибудь более оригинальное. С этой мыслью он задремал.
Проснулся он от ощущения, что на него кто-то смотрит. Открыл глаза и увидел, что перед решеткой стоит полицейский начальник и изучает лица заключенных. Тучная фигура и жирное лицо марокканского стража порядка могли внушить чувство отвращения любому, но не «Ферзю». Он хорошо знал этого человека по прежним деловым поездкам, хотя имя ему было не известно. Каждый раз, решая вопросы с местной полицией, разведчик выходил именно на этого толстяка, давал деньги, и проблемы исчезали сами собой. Поэтому в ответ на взгляд старого знакомца он многозначительно кивнул и похлопал себя по карману. Начальник показал головой на выход и бесшумно открыл дверь камеры.
Через минуту они сидели в кабинете, где «Ферзь» достал увесистую пачку марокканских франков и положил на стол. Толстяк в знак одобрения наклонил голову, убрал деньги в карман и сказал по-испански:
– Уже светает, ты волен идти, куда тебе надо.
Разведчик задал вопрос:
– Ты можешь достать мне сейчас френч и галифе с крагами, чтобы я был похож на англичанина?
На толстогубом лице полицейского появилось подобие улыбки, ему понравилась идея с переодеванием. Он вызвал подчиненного, сказал несколько фраз по-арабски, потом жестом показал «Ферзю», что нужны деньги.
Быстро переодевшись в принесенные вещи, разведчик пошел к выходу, но обернулся и спросил:
– Что ты скажешь англичанам, если они спросят, куда я делся?
Марокканец презрительно скривил губы:
– Иди и не думай об этом. Это моя страна, а не их…
Высокое белое здание с большими колоннами отеля «Анфа», где проходили заседания конференции, и прилегающие дома охранялись американскими патрулями. В воздухе кружили английские «Харрикейны». Но «Ферзь», не обращая внимания на внушительную охрану, уверенной походкой подошел к отелю. Путь ему преградил молодой негр с винтовкой наперевес:
– У вас есть пропуск, сэр?
– Если бы у меня был пропуск, сынок, – с улыбкой на хорошем английском ответил разведчик, угощая патрульного сигаретой, – я был бы в отеле, а не стоял перед тобой.
– А что вы хотите, сэр?
– Мне нужны журналисты, сынок!
– Журналисты находятся в другом отеле, вон там, сэр. Их привезут сюда на автобусе вечером.
Буркнув «О’кей» и ободрительно хлопнув солдата по плечу, он зашагал в указанном направлении.
Чтобы не привлечь к себе вновь внимание контрразведки союзников, надо дать понять, что ты в Касабланке – почти абориген, думал «Ферзь», настороженный недавним задержанием. Он не пошел в отель, где остановились приехавшие журналисты, а расположился в баре неподалеку от него, где обычно сидели веселыми компаниями иностранцы.
Конечно, в баре уже было несколько газетчиков, потягивавших местное вино или пиво. Один, обставившись выпитыми чашками кофе, быстро стучал по клавишам портативной пишущей машинки. Шумно вела себя группа англичан, отдававшая дань шотландскому виски с содовой. К ней «Ферзь» и присоединился, поругавшись для начала, что не стало житья от понаехавших журналистов. Вскоре все перезнакомились и весело рассказывали друг другу истории из жизни. Исподволь проверяя, нет ли слежки в баре, разведчик выяснил, что человек, который ему нужен, уже был здесь, но куда-то ушел.
Они все же встретились немного погодя у стойки. Сидели рядом и пили кофе, когда «Ферзь», повернув голову к журналисту, вполголоса спросил:
– Вас интересуют картины фламандских живописцев?
Журналист внимательно осмотрел собеседника, неторопливо закурил и произнес слова отзыва:
– Я бы посмотрел, но следует найти знающего эксперта.
– Хотите виски? – поинтересовался разведчик.
– Благодарю, нам скоро ехать в отель, конференция подходит к концу. Итоговые материалы я смогу передать вам дня через три. Здесь все строго: ни одному из нас не дают связи с редакциями. Писать и публиковать где-то на стороне строжайше запрещено, мы дали подписку. Когда участники конференции разъедутся, нас самолетами вывезут в Англию и Штаты, только тогда с разрешения военной цензуры можно будет публиковать свои заметки. У меня есть связь с дипломатами, мне дадут копию итоговых документов. Однако это будет стоить больших денег.
На салфетке он молча написал сумму. В знак согласия «Ферзь» пожал ему руку и сказал:
– В пятницу встретимся в баре «Наполеон» в шесть вечера.
Встреча разведчика с журналистом произошла так, как договорились. Они сидели на открытой веранде. Журналист передал папку, «Ферзь» внимательно просмотрел несколько листов печатного текста. В этот момент возле веранды с визгом колес остановилась полицейская машина, из которой выпрыгнули двое дюжих марокканских полицейских. Журналист от неожиданности побледнел и застыл, оцепенело глядя на представителей власти. Разведчик отдал папку полицейским, те быстро сели в машину и уехали.
– Не буди лихо, пока оно тихо! – назидательно произнес «Ферзь» по-английски известную пословицу «Донт трабл траблз…». – Ваши деньги лежат в портфеле под столом. Бай-бай, дружище.
Мимо ошеломленного англичанина он вышел на улицу, подозвал такси и уехал вслед за полицейскими. Разведчик не был бы собой, если бы не придумал безопасный способ транспортировки наисекретнейших документов. Резонно рассудив, что контрразведка союзников может задержать его с компроматом как шпиона, «Ферзь» договорился с толстяком-полицейским и отправил документы к нему в участок на полицейской машине, а сам сорвался с места встречи на такси. Даже если контрразведка за ним следила, она бы не успела среагировать на такой нестандартный ход. Международный скандал с местной полицией англичанам был не нужен.
В Испанию разведчик вернулся на быстроходном катере, доставившем его в порт Альхесирас, где встречала на машине Сильвия.
Этой же ночью шифровка о результатах встречи Черчилля и Рузвельта в Касабланке ушла в Москву.
5. Ордена от Сталина
Трагедия начала войны 1941 года принесла в семью Тихоновых личное горе. В сентябре в Москву из Выборгского райисполкома Ленинграда пришло официальное уведомление, в котором добросовестная работница аккуратным почерком донесла страшную весть о том, что во время обстрела города немецко-фашистской артиллерией один из снарядов ударил в остановку трамвая, где как обычно стояли ленинградцы. Более десяти человек были убиты, среди них, говорилось в документе, оказались ваши родственники: Ольга Антоновна Тихонова, 1870 года рождения, и Кузьма Васильевич Устьянцев, 1872 года рождения. Оба захоронены в братской могиле на Богословском кладбище вместе с остальными убитыми.
В один день на улице мирного города Владимир Константинович потерял мать, а Наташа – отца.
Война шла третий месяц, но в отличие от других семей у них еще никого не провожали на фронт. Тихонов сутками пропадал на службе в наркомате, жена, отправив двухлетнюю дочку в ведомственный детский сад, поступила работать на Ленинградский вокзал. Сын Павел, судя по редким сообщениям, поступающим из Мурманска, работал третьим помощником капитана на танкере «Донбасс», ходившим на северных линиях. Первые потери среди родственников случились там, где их никто не мог ожидать.
Разведка в Главном штабе ВМФ в эти дни обезлюдела – одна большая группа офицеров улетела в Севастополь для работы в разведотделе Черноморского флота, другая – на Балтику, в Ленинград. Москвичи оказывали на местах конкретную помощь в разработке боевых документов, подготовке специалистов-разведчиков, организации взаимодействия флотских и армейских разведорганов. Оставшимся на месте приходилось работать за двоих, за троих. Тихонов на своем участке отвечал за информационное обеспечение планирования на флотах и флотилиях боевых операций, оказание помощи в организации разведки в ходе их проведения. Душа рвалась на фронт, чтобы отомстить оккупантам за горе и страдания, долг же требовал делать свое дело в тыловой Москве.
Но и для Тихонова пришел черед лететь в командировку: его судьба забросила в город Полярный, где находился штаб и главная база Северного флота. Требовалось оказать содействие разведчикам-северянам по обеспечению командования флота и сухопутных войск данными о деятельности противника. Задачу по добыванию сведений успешно решал разведывательный отряд, сформированный из моряков-добровольцев. Небольшими группами разведчики уходили в немецкий тыл и ценой огромного риска собирали ценную информацию.
Владимир Константинович приехал во двор дома экипажа подводников, где жили разведчики, и смотрел, как под руководством мрачноватого командира бойцы распихивали по карманам фуфаек или привязывали на поясные ремни гранаты, щелкая затворами, проверяли винтовки, запасались сигнальными ракетами, упаковывали сухой паек, который, был рассчитан на трое суток, несмотря на то что операция должна была проводиться всего одну ночь. Рядом пищала включенная рация, работу которой проверял радист.
Пока разведчики готовились к переброске, Тихонов разговорился с представителем разведотдела Северного флота, отвечавшим за подготовку отряда. Обстановка оказалась располагающей к откровенному разговору, и офицеры завели речь о готовности органов разведки к войне. На прямой вопрос Тихонова, почему наши так мало знали о вооруженных силах противника, североморец без обиняков ответил:
– Это не совсем так, Владимир Константинович. Мы, северяне, так же, как и балтийцы, активно взаимодействовали с разведотделом Ленинградского округа. У них было больше возможностей, и начальник разведки округа полковник Гродис вел так называемый «черный альбом». В нем содержались полные данные по финским укреплениям на «линии Маннергейма», фотоснимки каждого ДОТа и его характеристики: толщина стенок, наката, вооружение и прочее. Но Гродиса в 37-м арестовали как «врага народа», а документы его отдела были изъяты во время обысков. Уничтожили всё, к чему прикасалась рука «врага народа», а в Финскую мы начали воевать с чистыми картами. Только потом стали наверстывать упущенное.
Тяжелую тему решили не продолжать.
Через час, когда стало совсем темно разведчики, одетые кто в маскхалаты, кто в маскировочные куртки и брюки, построились и отправились на причал для посадки на катер. Тихонов смотрел и думал, что через несколько часов они будут на месте, но никто из фрицев, ни в Киркенесе, ни в Петсамо не догадывается, что здесь, во дворе, уже выстроился отряд, который будет действовать у них в тылу. В этом сила разведки.
Не раз за время командировки он встречал бойцов отряда, вернувшихся после задания, возбужденных, шумных после успехов или угрюмых после потерь товарищей.
Были у Тихонова на Севере и другие встречи. Как-то по служебным делам он оказался в Мурманске и, надо же такому случиться, что нос к носу столкнулся с гражданским моряком, который оказался его сыном Павлом. Подняв воротник шинели и закрыв ладонью лицо от ноябрьского ветра, молодой человек в спешке налетел на офицера. Тихонов собрался, было, призвать «торопыгу» к порядку, но вместо того пришлось обниматься.
Павел спешил в морской порт на судно, которое готовилось к отходу в рейс, но по дороге успел рассказать отцу под большим секретом, что танкер, на котором он работает, включен в состав морских конвоев, доставляющих в СССР военную помощь союзников. Сегодня «Донбасс» уходит в Исландию, где будет грузиться стратегическим грузом для нашей страны. Отец пожелал сыну морской удачи и семи футов под килем.
В Москве Тихонов оказался перед Новым годом, когда столица отпраздновала первую большую победу над врагом. Наташа за столом рассказала, как непросто жилось им с дочкой одним в полупустом городе в конце осени и начале зимы. Муж, чтобы немного отвлечь ее от тяжелых воспоминаний, рассказал, как столкнулся в Мурманске с Павликом.
– Представляешь, налетает на меня какой-то молодой мужик в форме моряка торгового флота! Только я собрался отчитать нахала по полной, как оказалось, что передо мной стоит наш Павел. Хотел ругаться, а пришлось обниматься и смеяться!
– А он-то сам глаза, наверное, вытаращил от удивления?
– Конечно. Жаль, что поговорить толком не удалось. Дошли до причала, где стояло его судно, минут за десять, и Павлу на вахту надо было заступать. За это время он рассказал о себе то, что успел. Сообщил, что их танкер будет ходить в составе морских конвоев, перевозить в СССР военные грузы из США и Великобритании, которые оказывают нам помощь по международному соглашению.
– За ними же фашисты везде гоняться будут, чтобы уничтожить такие суда и грузы…
– Наташа, конвои под охраной военных кораблей находятся. Так что фашистам не так-то просто справиться с ними.
– Ой, я и раньше за Павлика переживала, когда он в море пошел. А в войну и вовсе страшно стало за него.
На службе Тихонов стал регулярно запрашивать сводки о движении конвоев в наши и в британские порты. В каждой сводке глаза искали сообщения о танкере «Донбасс». Зима 1941-42 года и начало весны прошли относительно спокойно. Но затем немцы усилили эскадру бомбардировщиков в Норвегии, и появились сообщения о гибели иностранных и советских судов. В марте погиб в бою с немецкими кораблями и самолетами отставший от конвоя тихоходный лесовоз «Ижора», в последующих конвоях были другие потери. В июле стало известно о трагедии конвоя PQ-17, однако в официальной сводке сообщалось, что советский танкер «Донбасс», шедший вместе со всеми, выдержал атаки немецких торпедоносцев и без потерь в экипаже прибыл в Архангельск.
Один из офицеров Главного штаба ВМФ побывал в те дни в командировке в Архангельске и по возвращении передал Тихонову письмо от сына, которого видел в порту. За торопливо написанными строками виделась тяжелая морская служба, полная опасностей и героизма:
«Мама, папа, дорогие мои, здравствуйте!
Случилась оказия написать коротенькое письмецо, которое знакомый папы передаст вам.
Жизнь моя морская успешно продолжается, ухожу в рейсы, захожу в порты, в том числе заграничные, несу вахты в море. Конвои ходят регулярно, транспорты перевозят много военных грузов из-за границы. Моряки надеются, что их труд поможет Красной Армии приблизить победу над врагом.
Иногда на нас пытаются напасть корабли и самолеты фашистов. Но их отгоняет наша охрана. Мы и сами стреляем из пушек и зениток. Недавно сбили два самолета-торпедоносца и один повредили, разогнав остальных гитлеровских стервятников.
Некоторых ребят из нашего экипажа, отличившихся в том рейсе, наградили медалями, а капитану дали орден. Можете поздравить своего сына – мне вручили медаль «За боевые заслуги»!
Вот вкратце и все мои новости. Вы за меня не волнуйтесь, всё будет хорошо!
Целую вас и маленькую сестренку Настеньку.
Ваш Павел».
Письмо Тихоновы с радость и тревогой обсуждали вместе. Владимир Константинович откупорил стоявшую в буфете бутылку довоенного вина и предложил выпить по флотской традиции «За тех, кто в море!». А Настенька, которой исполнилось три года, нарисовала в альбоме море и кораблик, на котором работает ее брат.
Опасная служба Павла продолжалась, и родителей не покидало волнение за него. Причины волнения по стечению обстоятельств оправдались: после ноябрьских праздников в Главном штабе ВМФ получили сообщение о трагической судьбе танкера:
«4 ноября 1942 года танкер «Донбасс» под командованием капитана В.Э. Цильке снялся из бухты Белужьей на Новой Земле и последовал на Исландию для присоединения к союзному конвою. 7 ноября капитан сообщил, что ведет бой с немецким эсминцем. После этого танкер на связь не выходил, на запросы не отвечал. Судно считается погибшим, судьба экипажа не известна».
Владимир Константинович сидел за столом и раз за разом перечитывал короткий текст, словно пытался найти в нем некую зацепку, которая поможет узнать, что же случилось с сыном. Желая как-то успокоить себя, он решил, что Павел жив, раз судьба экипажа не известна. Может быть, он на шлюпке выбрался в одну из бухт на Новой Земле, может, их спас другой корабль. Последнее, во что, правда, не хотелось верить, было предположение, что команда танкера была взята в плен немцами. Так или иначе, но сообщать Наташе о гибели сына он не будет.
На службе Тихонов в ту пору много времени отдавал шифрпереписке с «Ферзем» и «Адмиралом». Последний слал сведения о транзите немецких войск через Швецию в Норвегию. Между строк шифровок «Адмирала» Тихонов ухватил завуалированную мысль о негласной помощи источнику от Ильи Ивановича Стрельцова. Из Испании шли сообщения о британско-американском вторжении в Северную Африку, начавшемся 8 ноября 1942 года. Советский Союз требовал от США и Великобритании начала проведения военных операций в Европе и открытие второго фронта, и «Ферзю» из Москвы отправляли указания добыть сведения о планах союзников. Центр понимал, что у разведчика может не хватить агентурных возможностей для выполнения такой задачи, но таковы были условия, в которых находилась вся советская агентурная сеть в Западной Европе.
Неожиданно разведчик сообщил, что получил от Канариса указание срочно лететь в Касабланку, так как адмиралу стало известно о намерении премьер-министра Черчилля отправиться в Марокко для переговоров с американским президентом Рузвельтом. Встреча руководителей двух государств должна состояться в январе 1943 года. Тихонов даже вскрикнул, читая шифровку источника: «Ну-у-у, давай, дружище, давай! Сделай чудо! Добудь планы союзников!».
Через десять дней из Испании пришло подробное донесение:
«С 14 по 24 января 1943 года в Касабланке прошли секретные переговоры между Рузвельтом, Черчиллем и членами Объединённого комитета начальников штабов США и Великобритании. Союзники определили, где и когда их военные действия будут перенесены на территорию Европы.
Существенную опасность для военных поставок США в Великобританию и в Африку представляют германские подводные лодки в Атлантическом океане. Британский генерал Алан Брук высказал своё мнение о том, что победа в войне невозможна без эффективного устранения угрозы со стороны подводного флота Германии. Нехватка ресурсов имела решающее значение в планировании дальнейших операций. Несмотря на то, что США направили всю свою экономическую мощь на производство военной техники, вооружения хватает лишь на проведение малых наступательных операций. Центральное место в обсуждении занял вопрос о месте и времени максимально эффективного вступления войск в войну. Рассматривались две возможности: наступательное вторжение ещё в течение 1943 года либо концентрация основных действий на средиземноморском театре военных действий.
Черчилль настаивал на захвате африканского побережья для размещения там военных баз с целью дальнейшего наступления на противника с юга. Генерал Джордж Маршалл придерживался другого мнения. Он считал ошибкой проведение несогласованных наступательных операций на страны Оси и игнорирование возможности скорой капитуляции Германии. Брук уточнил, что единственным из союзников, располагающим крупными сухопутными войсками на тот момент войны, являлся СССР. Любые другие наступления помимо намеченной высадки во Франции 21 дивизии западных союзников в общем плане не имели значения. Однако эта армия сможет противостоять 44 немецким дивизиям только при наличии соответствующего вооружения и тылового обеспечения.
Объединённый комитет начальников штабов пришёл к выводу, что подготовительная фаза операции по высадке войск в Западной Европе завершится не ранее середины августа 1943 года. Тем самым начало высадки в Европу могло состояться лишь поздней осенью 1943 года, что означает, что операция не сможет поддержать летнее наступление советских войск.
Черчилль предложил обсудить возможность вступления в войну Турции, чтобы, укрепившись на ее территории, получить доступ к нефтяным полям Румынии и через Чёрное море к России.
В результате переговоров стороны договорились о первоочередном завершении войны в Африке летом 1943 года, чтобы затем использовать освободившиеся войска в высадке на Сицилию. Наступательная операция союзников на Европейском континенте была перенесена на 1944 год, а британцы оставили за собой возможность создания небольшого плацдарма в конце 1943 года. США заявили о приоритете своих наступательных планов на Тихом океане, не исключая при этом своего участия в досрочной наступательной операции на суше в Европе при соответствующих военных успехах СССР.
Стороны приняли решение об усилении воздушных бомбардировок стратегических объектов промышленности и городов Германии.
Для прессы союзники впервые изложили требование безоговорочной капитуляция Германии, Италии и Японии.
Ферзь».
… Нарком Кузнецов доложил о полученных сведениях Сталину. Верховный главнокомандующий прочитал донесение и, не говоря ни слова о его содержании, спросил адмирала:
– Не этот ли информатор сообщил нам о подготовке англичанами бомбардировке Кавказа в 1940 году?
– Так точно, товарищ Сталин, именно он сообщил о планах англичан и французов еще в конце 1939 года.
– Товарищ Кузнецов, на мой взгляд, этот человек честен и аккуратно выполняет свои обязанности. Следует наградить его орденом.
– Есть, товарищ Сталин! Но должен доложить вам, что он действует не один. В Испании с ним работает наша разведчица-радистка под псевдонимом «Аврора».
– Значит, наградите и ее.
-------
В канун Дня Красной Армии 23 февраля 1943 года состоялся секретный указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями отличившихся в боях с гитлеровцами советских партизан-подпольщиков, офицеров частей военной разведки и разведчиков, выполняющих задание в тылу врага:
«За мужество и героизм, проявленный в действиях по защите Советский Родины от немецко-фашистских захватчиков наградить:
Орденом Красного Знамени:
…
- служащего ВМФ Таубе Ивана Алексеевича;
Орденом Отечественной войны I степени:
…
- капитана 1-го ранга Тихонова Владимира Константиновича;
Орденом Красной Звезды:
…
- старшего лейтенанта Красной Армии Лопес Сильвию Альварес.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================