Летом в поселке Красный Яр жизнь оживала. Присылали на работу студентов. И у Миши Пасечника (это фамилия такая) забот прибавлялось. Днем он работал в поле на тракторе, а вечерами был ответственный за клуб. Открыть, впустить молодежь на танцы или в кино, после чего все проверить и закрыть. У уборщицы тети Насти был свой ключ. Она приходила днем и убиралась.
И вот эти вечерние мероприятия Миша очень любил. Молодежь веселилась под музыку ну, или кино смотрели почти всем поселком под лузганье семечек. Доставалось тете Насте потом, нелегкое это дело выгребать шелуху из-под рядов. Зимой клуб работал реже, раз в неделю кино, два раза танцы.
А вот летом, да еще когда студенты приезжали – совсем другое дело! Но в этот раз девчонок прислали так себе. Ну ни одной видной, чтобы пройтись по поселку, держа под руку и заливаясь соловьем. А подружки сельские стояли бы в сторонке и шептались с завистью.
Миша Пасечник жених завидный. Двадцать пять недавно исполнилось. Шевелюра густая, плечи широкие, накаченные, как и бицепсы на руках. Техникум окончил, электрик по специальности. Но любит он и трактор, и поле, и простор. Вот и работает для души.
Открыл он клуб вечером для танцев. Местные стали сразу подтягиваться. Вот и Валюшка повисла на плечах. «Потанцуем?» - шепчет ему в ухо. Ладная девица, чем-то похожа на Иру из города, с которой он встречался. Родители ее были против их отношений, которые уже вступили в фазу «пора жениться».
Ира со слезами рассталась с ним, и Михаил уехал восвояси. В городе он был бы остаться не прочь, но тогда что же, в примаки идти? Нет, это не по его части, да и родители Иры ни в какую. Вернулся он и не пожалел. Тут вон сколько девчонок подросло. А Валюшка вылитая Ирка, только манеры попроще, да одежда подешевле.
Но это не главное. Очень уж она к нему расположена. Да и не она одна. Ловил он на себе взгляды местных девчонок, но подсознательно ждал студенток. Почему, и сам не мог себе объяснить. Наверное, в память о городской жизни, о студенческих вечеринках в соседнем пединституте.
Там у него было все: и прогулки до утра, и поцелуи взахлеб, и первая настоящая любовь, когда Иркины родители уехали на выходные. Да уж, было что вспомнить. Поэтому и пришел он сегодня весь разодетый, в джинсах, в футболке с надписью «Nike” на груди, с вымытой шевелюрой и обрызганный мужским дезодорантом для особых случаев.
А городские девчонки подкачали: второкурсницы неоперившиеся, без слез не взглянешь. Но пришли все, стоят в сторонке рядком, шушукаются. Их никто не приглашает, местные со своими барышнями в парах. А ему и вовсе расхотелось танцевать.
Валюшка раз подошла, другой: поговорить, мол, надо. Он сказал, что занят, за дверями присматривает, чтобы чужаки не набежали, да драки не затеяли. Она и отстала. Как всегда под конец вечера объявили белый танец: дамы приглашают кавалеров. И Михаил исчез из виду, чтобы Валюшке лишний раз на глаза не попасться. И вдруг слышит:
- Разрешите вас пригласить? А то вы весь вечер заняты, а потанцевать охота, наверное?
Он оглянулся и увидел девушку. Стоит такая пигалица, ему ниже плеча будет. Смотрит снизу вверх.
- Потанцевать? Нет, не охота, - ответил он удивленно. – Но дамам отказывать не привык. Пошли.
Валюшка, к счастью, танцевала, а точнее висела на плечах у его напарника Гриши Самохина, и Михаил облегченно вздохнул. Он аккуратно обхватил девушку за талию и вдруг почувствовал какой-то легкий удар тока. Такое бывало иногда, когда он менял фазы на дизеле. И он вздрогнул.
Девушка подняла на него глаза и улыбнулась. Из динамиков лилась сентиментальная мелодия, песня о большой любви на века, а Михаил смотрел на девушку и не понимал, что с ним происходит. Тоненькая, щупленькая, как тростинка. На носу веснушки, две рыжеватые косички. Ребенок!
- А меня Света зовут, - вдруг услышал он сквозь музыку и звон в ушах. – А вас?
- Михаил Пасечник.
- Так вы пчел разводите?
Он смутился, вечно с этой фамилией конфуз выходит, но он всегда представляется именно так, не хватало еще своего отчества назвать: Дормидонтович, блин! Хотя… даже певец с таким отчеством есть, чего стесняться? Но вот в совокупности имя, отчество и фамилия звучали слишком уж!
- Нет, я тракторист. Это фамилия у меня такая.
- Трактори-и-ист?! – изумилась Света. – А я думала, вы клубом заведуете.
- Трактором я заведую. Музыка закончилась, не заметили? – сказал он девушке, все еще переминающейся с ноги на ногу в его легких объятиях.
- Ах, да, извините, - сказала она, покраснев. – Ну, мне пора…
- Могу проводить, - небрежно сказал Михаил. – Все разойдутся, клуб закрою и, если дождетесь, провожу.
- Дождусь, - сказала Света и, помахав подружкам на прощание, уселась на лавочку у стены.
Валюшка тоже исчезла под ручку с Гришей, вечер был свободен. Только зачем ему все это? Подумаешь, током прошибло при прикосновении. После свиданий с Валюшкой его порой так колбасило, что он долго в себя приходил, иногда всю оставшуюся ночь.
Он посмотрел на Свету и подумал: «Нет, тут другое. Эта девчонка совсем иной породы. Одно слово, городская! Тогда я ей зачем? Трактори-и-ист?!» - передразнил он ее мысленно и усмехнулся.
Света заметила и его взгляд, и усмешку и подумала: «Ну и что, что тракторист. Но какой он… нежный, обаятельный. И не наглый, как городские парни. Хотя, как знать. Посмотрим», - подумала Света и поднялась ему навстречу.
Они вышли на улицу, и он снова обнял ее за талию, такую уж тоненькую, такую хрупкую! Света не сопротивлялась. И тут он неожиданно для себя увидел бархатное небо сплошь усыпанное звездами, золотистый серп месяца и зеркальную гладь пруда.
Когда он в последний раз замечал всю эту красоту? С Валюшкой было просто не до этого. Вот и Грише сейчас так же, видать. Впереди шумной гурьбой шла компания студентов, за ними местная молодежь, а сзади всех Валя и Гриша, целуются прямо на ходу.
А он держит за талию незнакомую ему девушку и не знает, о чем с ней говорить. В груди что-то предательски ухало, а она вдруг взяла его за руку и сказала:
- Дорогу плохо видно, боюсь оступиться.
Было такое чувство, что они соприкасались на каком-то энергетическом уровне. Ни слова не говоря, чувствовали и понимали друга. Да, такое с Михаилом случилось впервые!
Раньше все было как-то просто: прошелся, приобнял, поцеловал, ну а дальше как получится. А тут нет. Разве он осмелится ее поцеловать? Вот погулять бы до утра, встретить рассвет у реки, обнять за плечи, согреть…
- Света, ты идешь? – вдруг услышали они издалека. Это ее звали подружки, пора было сворачивать к их студенческому лагерю.
Девушка высвободила свою руку и снова подняла на него глаза. В отдалении стояли девчонки студентки, а впереди группа местных парней, которые курили и перебрасывались остротами, громко хохоча. А они двое стояли рядом словно в какой-то прострации, чувствуя желание прижаться друг к другу, но не решаясь.
Наконец Света попрощалась и убежала, а он направился к парням.
- Что, зацепила тебя эта пигалица, колись, Пасечник, - балагурили они. – Валька твоя с Гришей сегодня, видел?
- Во-первых, не моя, во-вторых, видел, в-третьих, наплевать.
- А, ну да, против городского лома нет приема, - насмехались дружки, но Михаил не обижался.
Ночь прошла неспокойно, ему не спалось. Почему-то совсем не думалось о Валюшке, наоборот, он как-то сразу пожелал им счастья с Гришей. Михаил знал, что приятелю она нравится «до чертиков», как он сам выразился.
А думал он о Свете. Сколько ей, девятнадцать, двадцать? Девчушка совсем, но что, что в ней такого, от чего не спится и хочется быть рядом, рука в руке, до утра, до рассвета, до конца…
Его мысли неожиданно прервали встревоженные крики на улице. Что-то случилось. Быстро натянув спортивные брюки и рубашку, Михаил выскочил во двор и тут понял: пожар. В конце улицы что-то полыхало, и он ринулся туда под тревожный возглас матери:
- Куда? Мишенька? Осторожнее…
Горел старый дом Михеича, одиноко старичка, которому уж под восемьдесят. Видимо, очередная самокрутка и довела его до беды. Народ с ведрами, лопатами уже суетился вокруг дома и причитали: где же сам Михеич? Внутрь никто войти не решался.
Михаил долго не раздумывал. Схватил кусок брезента, обернулся им кое-как, кто-то выплеснул на него ведро воды, и он ринулся в дом по почти провалившимся от старости ступенькам. Старик лежал на полу около самых сеней, вокруг полыхало, он кашлял, задыхался.
Михаил подхватил его под мышки и попытался поднять. Ничего не получалось, тело обмякло, тогда он потащил его волоком, удерживая углы брезента зубами, и не успел. Крыша начала рушиться.
***
Очнулся Михаил на больничной койке. Рядом сидела мама, на нее было страшно смотреть: осунулась, мешки под глазами, полными слез. Увидев, что сын пришел в себя, она заплакала, наклонилась к нему, коснулась губами щеки и прошептала:
- Сыночек…, родненький. Жив…
- А Михеич? – спросил Михаил одними губами, сразу вспомнив все.
- И Михеич живой, ты его своим телом накрыл, потом вас пожарные из района вытащили. Откачали его, а у тебя ожоги, сынок. Сильные.
Голова была забинтована, правая щека тоже, она особенно болела. Кожу под повязкой неимоверно щипало, но он терпел, чтобы не расстраивать маму.
Лечили его долго, организм молодой, справлялся. Друганы навещали, Гриша, напарник, забежал не надолго. Он теперь за двоих пахал на тракторе.
- Так вы с Валюшкой вместе теперь? – не удержался Михаил от вопроса.
- Так мы давно вместе. Она все боялась тебе сказать. Посватался я. Не проклянешь?
- Да пошел ты! – ответил ему Михаил и через силу улыбнулся. – А студентки? Уехали?
- Вывезли их после пожара. Родители настояли, не безопасно, мол, здесь. Нашли причину, короче, прикинь?
Он хотел было спросить про Свету, но передумал. Уехали, значит уехали. Не останется же она одна здесь из-за него. Но Гриша сам сказал:
- Твоя пигалица приходила ко мне перед отъездом, допытывалась, где ты лежишь и все такое. Ну, давай, братан, поправляйся.
Гриша ушел, а Михаил с большим трудом выпросил у медсестры зеркало. Ему как раз сняли повязку, чтобы обработать рану. Он пришел в ужас. Правую щеку перекосило, на ней зиял багрово-синий ожог до самого уха. Волосы тоже спалило изрядно, они торчали клоками.
Он откинулся на подушку и застонал.
- Волосы отрастут, - сказала медсестра, - а шрам останется. Но шрамы ведь украшают мужчину, больной Пасечник. Не расстраивайтесь так…
Наступила осень. Дело шло к выписке. Боли еще оставались, но уже не так мучили. Михаила постригли коротко. Он сам себя не узнавал. Мехеича ему привозили на коляске один раз. Тот плакал, благодарил, сказал, что икона старинная в доме чудом уцелела, за кованый сундук упала, там и спаслась.
- Это мне Наталья, соседка сказала, сынок. Твоя она теперь будет, подарю от всего сердца. Меня уберегла, теперь тебя пусть бережет.
Из разговоров медперсонала он понял, что старика определяют в дом престарелых. И вот перед самой выпиской в палату пришел врач и сказал, что к нему посетители. Из города. Михаил недоуменно пожал плечами, но тут в палату вошли Света и дородный мужчина, как оказалось, ее отец.
Девушка испуганно стояла у кровати у него в ногах, мужчина взял стул и присел рядом.
- Разрешите, я осмотрю шрам, - сказал он, и осторожно поворачивая голову из стороны в сторону, разглядывал обожженную щеку.
- Восстановим, - наконец сказал он. – У меня большой опыт в пластической хирургии. Дочь просила вас осмотреть и помочь. Согласны?
Михаил был в такой растерянности, что не сразу нашелся, что ответить. Но тут к нему подошла Света и взяла его за руку, как тогда. И снова легкий удар тока прошелся по всему телу, даже мурашки выступили.
- Я так переживала за тебя, Мишенька. Приезжала, но меня не пускали. А сейчас с папой пустили, видишь? Он поможет, соглашайся.
***
Что такое любовь, как она вдруг приходит к человеку, кто может объяснить? К нему, Мише Пасечнику, она пришла вот так, неожиданно и легко. И ни на одну секунду он не сомневался, что это любовь!
Через год они со Светой поженились. Михаил полностью восстановился. Родители Светы приняли его в семью с дорогой душой. Света продолжала учебу, он устроился электриком на швейную фабрику.
Женщины поглядывали на него с интересом. Молодой, симпатичный, с едва заметным шрамом на щеке.
- Это вас током так? – спросила самая бойкая из них, на что он ответил:
- Как в первый раз свою будущую жену увидел, так и током прошибло! Вот, шрам остался.
А ведь и правда прошибло! Это чувство осталось с ним на всю жизнь.
Они со Светланой часто навещали Михеича в доме престарелых, вывозили его в коляске в парк. Он держался бодрячком. Хотели вернуть подаренную им икону Николая Чудотворца, чтобы он повесил у себя в комнате. Но Михеич наотрез отказался.
- Храните дети, в память о старике. Дай Бог вам здоровья и долгих лет жизни. Спасибо тебе, сынок. В ноги кланяюсь, что спас…
Вскоре молодые получили квартиру, однокомнатную, но в новом доме. Поселковая администрация похлопотала: герой, жизнь человеческую спас. Но самое главное, это их чувства, Михаила и Светы. Которые не гасли, а наоборот разгорались с каждым годом, как тот огонь, который окончательно сблизил их и породнил их души.