Лариса не знала, как сообщить дочери неприятную новость, но Маша, едва переступив порог квартиры, по виду мамы сразу поняла: произошло что-то нехорошее.
Хотя женщина старалась выглядеть спокойной и вроде бы самым обычным тоном спрашивала у девушки, как прошёл её день и что приготовить на ужин, но интонация была мягко говоря, странной. Как будто она всеми силами пыталась что-то скрыть.
– Мама, что случилось? – не выдержала Маша. – Говори скорее, а то мне кусок в горло не полезет!
Женщина молча взяла со столика в прихожей листок и протянула дочери. Маше нечасто доводилось видеть бланки телеграмм, но она как-то сразу его узнала, и редкость такого вида сообщений только усилило предчувствие беды. Информация и в самом деле оказалась трагической.
«МАРИЯ ПАВЛОВНА УМЕРЛА ТЧК ПОХОРОНЫ ЧЕТВЕРГ ТЧК ТАМАРА НОСОВА».
Разум девушки отказывался верить прочитанному, и она переспросила у мамы:
– Как умерла? Я же с бабулей только недавно, в выходные разговаривала? Мы договорились, что, как только я сдаю сессию, так сразу к ней приеду. Что же это, а, мама? Как это – похороны в четверг? Может, это какая-то ошибка? Или шутка?
Маша замотала головой, отрицая то ли саму печальную новость, то ли озвученные только что предположения, и снова обратилась к маме:
– Ничего не понимаю! Где шаталась эта телеграмма? Сегодня как раз четверг! Мама, почему ты мне не позвонила, как только получила эту новость? Понимаю, что ты, может быть, не слишком бабушку любишь, но мне-то она очень дорога! Почему ты молчала, мама?
Лариса прекрасно понимала, что дочери сейчас больно из-за потери родного человека, поэтому не стала реагировать на её упрёки. Только пожала плечами и стала спокойно растолковывать:
– А что бы изменило, Маша, если бы я тебе в институт позвонила? Разве что с учёбы тебя зря сорвала. Эту телеграмму в обед принесли. Как бы ты ни старалась, но никак не успела бы с бабушкой Марусей попрощаться. Судя по штемпелю, телеграмма была отправлена сегодня утром. Так что, и почту упрекнуть не в чем. Доставка осуществлена вовремя. Вопрос в другом: сообщили нам эту новость так, что попасть в деревню при всём желании было нереально.
Губы у Маши задрожали:
– Мама, но как же так можно поступить? Мы же бабушке Марусе родные. Она – моя любимая бабушка. Ближе не бывает! Тёте Тамаре тоже не чужие. У них же с бабушкой один отец был, хотя и мамы разные. Единокровная родня. Как так можно было: вовремя не сообщить?
Лариса постаралась говорить как можно мягче:
– Не знаю, Машенька. Конечно, когда я с твоим папой разошлась, то отношения у нас почти прекратились. Я-то, вроде бы, роднёй им перестала быть. А вот ты – их кровиночка! Как Мария Павловна выражается, в Соколовскую породу.
Женщина поймала себя на мысли, что говорит о бывшей свекрови в настоящем времени, всхлипнула и крепко обняла дочку. Они немного постояли, всхлипывая, а потом Лариса мягко попросила:
– Машенька, ты давай, переодевайся. Отдохни. В выходные съездим в деревню, поклонимся твоей бабушке.
Девушка помолчала, вытирая слёзы. Потом огласила маме своё решение:
– Нет, мама. Я лучше сегодня съезжу. Завтра и в субботу важных пар у меня нет, так что ничего страшного не произойдёт. Старосту предупрежу, а в воскресенье вернусь, чтобы в понедельник в институт пойти.
– Хорошо. Тогда иди, хотя бы немного перекуси, а я пока Коле позвоню, чтобы он тебе машину до деревни организовал.
***
Маше не очень хотелось принимать помощь от отчима, хотя она и смирилась с тем, что мама вышла за него замуж. В детстве она ужасно сильно его ненавидела. Считала, что если бы он не женился на её маме, то она и папа помирились бы. Они развелись, когда девочке было всего 10 лет. Конечно, со всей пылкостью и бескомпромиссностью детства, Маша мечтала, чтобы семья восстановилась, и всё было как прежде.
Потом, во многом благодаря мудрости бабули Маруси, она свыклась с отчимом. Позже и сама разобралась, что Николай – неплохой человек. Её мужчина никогда не обижал, даже про некоторые пакости не сообщал жене, предпочитая мягко объяснять падчерице, что он ей не враг.
Когда Лариса родила новому мужу сына Ивана, различий между детьми глава семейства не делал. Подарки к праздникам и мелкие сувениры, просто так, они получали поровну. В общем и в целом, у Маши к отчиму была только одна, но зато важная претензия: он просто не был её обожаемым папой и даже не предоставил ему ни малейшего шанса вернуться.
Это же надо: мама снова вышла замуж всего лишь через пару месяцев после развода. Девочка была в шоке, и не она одна.
Маша слышала, как соседки называли её красавицу-маму «разведёнкой с прицепом». Злопыхательницы предрекали ей одиночество и тяжёлую жизнь. Лариса, ослепительно улыбаясь, взяла, да и сошлась с Николаем. Да не просто стала сожительствовать, а оформила отношения официально.
«Какого мужика оторвала». «Не иначе, приворожила». «Явно и развелась-то Ларка с Сашкой из-за этого нового хахаля. Поэтому и вышла так быстро замуж». Подобные фразы вполголоса раздавались женщине вслед, но недолго. Почти сразу после скромного бракосочетания Николай перевёз молодую жену и падчерицу из скромного посёлка городского типа в большой город, ошарашивший Машу своими масштабами.
С родным папой девочка общалась не очень часто, хотя ни мама, ни отчим этому не препятствовали. Александр иногда приезжал к дочери в выходные, а летом, в свой отпуск, отвозил к своей маме в деревню. Если у него выпадал отпуск, то он жил с ней на своей малой родине. Девочке это было только в радость. Под руководством папы и бабушки она училась всяким хозяйственным премудростям. По маме, конечно, она тоже скучала, но именно в деревне чувствовала себя особенно нужной и любимой.
Маше было 14, когда её папа трагически погиб. Это стало трагедией и для неё, и для женщины, потерявшей единственного сына. Лариса продолжила привозить дочь к бывшей свекрови, и в первое же лето после утраты девушка поразилась тому, как сильно сдала энергичная бабуля. Улыбалась она только губами, а глаза оставались печальными. Вместе они ходили на погост. Не каждый летний день, но каждую неделю – точно.
***
Девушка искала подходящую одежду для печальной поездки и вспоминала.
Как-то, в одни из летних каникул, бабушка позвала её к комоду, открыла нижний ящик и, показывая на свёрток, объяснила:
– Тут моя смертная одежда лежит. В неё меня пусть обрядят, как моё время придёт. Лестовка там же. Её пусть в руки мне вложат. Туфли под этим свёртком. Деньги на всё и про всё я потихоньку с каждой пенсии откладываю. Сейчас покажу, где этот мой сейф находится.
Бабушка Маруся повела внучку в кухонный закуток и достала жестяную коробку с надписью «Рис». Там под крупой лежал целлофановый пакет с согнутыми купюрами, перехваченными канцелярской резинкой.
Маша тогда возмущалась сквозь слёзы. Говорила, чтобы бабушка не придумывала себе глупости:
– Ты ещё на моей свадьбе погулять должна, а я специально торопиться не стану.
Бабушка Маруся прижала к себе внучку, легонько подула на макушку, как делала в раннем детстве. Помолчала. Потом по одному слову, как будто ей было тяжело говорить, произнесла:
– Ты не расстраивайся, Маша, но чувствую я – не очень долго мне осталось. Устала я, внучка. Конечно, я постараюсь дождаться, пока ты своего жениха мне представишь, но, если что, ты на меня не серчай. Ну, а пока что, просто запоминай, что я скажу, и, как моё время придёт, пожалуйста, сделай всё так, как прошу.
***
Помимо горя Машу охватило чувство стыда. Как же так – она не сумела выполнить свящённую бабушкину просьбу. Пусть прямой вины не было, но легче от этого не становилось. Это, конечно, больше оплошность Тамары Носовой, которая ещё в детстве попросила, чтобы девочка звала её тётей. Вообще, она была единокровной сестрой Марии Павловны, но моложе и совсем с другим характером. По скупому рассказу бабушки, их общий с Тамарой отец гулял напропалую и «подкинул» законной жене, маме Марии Павловны, подарочек в виде малютки, мать которой уехала куда-то на стройку. Поскандалила женщина, но девчонку выпестовала, хотя особой нежностью не награждала. Отношения единокровных сестрёнок тоже были не очень гладкими.
Вот только разве могла тётя Тамара за давнюю обиду так запоздало отомстить и отправить телеграмму так поздно? Впрочем, и себя девушка корила не меньше. Закрутившись в вихре студенческой жизни, она постоянно откладывала разговор с бабушкой. У Маши покраснели щёки, когда она подсчитала, что не звонила ей уже около 5 дней. Может быть, если бы она была более внимательной внучкой, то сумела бы предотвратить уход бабушки?
Справившись с новым потоком слёз, девушка открыла приложение в смартфоне. Да, от стипендии слишком осталось мало, но хотя бы на автобус туда и обратно хватит. Наличных вот только было совсем немного, а ведь надо было ещё какую-то лепту за печальный обряд внести и на проведение помина оставить.
В комнату дочери заглянула Лариса:
– Пойдём на кухню. Всё готово. Коле я уже позвонила. Машина за тобой приедет минут через 30.
Видя, как Маша без аппетита ковыряется в тарелке, Лариса присела напротив дочери, передала ей конверт и несколько крупных купюр:
– Вот. Бери, не отказывайся. Какие бы у меня отношения с Марией Павловной ни были, но уважала я её всегда. Передай тому, кто её в последний путь собирал. Дело это сейчас дорогое и хлопотное. Думаю, переночевать тебя Тамара пустит, если побоишься в бабушкином доме остаться. Завтра Ванечку после учёбы я попрошу у друга остаться, а мы с Колей к тебе постараемся подъехать. Вечером все вместе вернёмся, чтобы и я последнюю дань Марии Павловне отдала, и тебе по общественному транспорту не мотаться.
Зазвучала мелодия Ларисиного телефона, и после завершения короткого разговора она сообщила дочери:
– Машина приехала.
***
Ещё в городе молчаливый водитель, как будто услышав мысли Маши, свернул к цветочному павильону, а потом аккуратно вёл автомобиль, не включая музыку. Девушка вновь погрузилась в прошлое. Она с раннего детства восхищалась бабулей Марусей, в честь которой её и назвали. К взаимному огорчению, виделись они не очень часто, и вот теперь – никогда больше не увидятся наяву. Не будет больше прогулок за грибами, ягодами и на речушку, которая в летний зной прогревается до температуры парного молока. Не будет «пикника» с молодыми огурчиками, варёными яйцами и пирожками с начинкой из картофеля. Маше как будто на несколько секунд даже почудился чудесный аппетитный запах невероятно вкусной на свежем воздухе еды. А как же хорошо было в жаркий полдень завернуть к роднику, напиться, складывая ладошки «ковшиком» по подсказке бабушки.
Всё, теперь она больше никогда не свою взрослую внучку встретит тёплыми объятиями. Не уложит спать на самодельную перину из гусиного пуха, тщательно и с любовью собранного заботливыми и хлопотливыми руками. Не будет хвалить даже за самые маленькие достижения вроде вкусно получившегося пирога. Вот же удивительно, но после добрых слов бабушки Маруси вообще как будто крылья за спиной появлялись. Не будет подсказывать, как надо жить, да так аккуратно, что даже в период подросткового бунта её советы отторжения не вызывали. Узнав про первую влюблённость внучки, женщина тихонько проговорила:
– Смотри, Маша! Не каждого человека можно в своё сердце допускать. Присмотрись, а потом уже доверяйся.
Эти тихие слова прочно отпечатались в памяти девушки, и несколько раз уже уберегли её от разочарования.
***
Маша попросила водителя высадить её у погоста, и на уточнение мужчины, не надо ли её подождать, ответила отрицательно:
– Спасибо большое, но я не знаю, сколько тут задержусь. Возвращайтесь в город.
Без труда девушка нашла место последнего приюта своих близких родственников: дедушки, умершего ещё до её рождения, любимого папы и обожаемой бабушки. Вид свежей земли и новенький крест с датами жизни Марии Павловны вызвали у Маши очередной приступ слёз. Не вытирая их, девушка положила цветы, расправила ленты на венках с надписями «От соседей» и «От родственников». Посидела немного на скамейке, которую устанавливал ещё папа, попросила вслух прощения, что не сумела приехать вовремя, вытерла слёзы и потихоньку пошла к бабушкиному дому.
Цветущий и благоухающий май резко контрастировал с тем, что творилось у Маши на душе. Она никак не могла понять: как это в новом веке, когда, кажется, у каждого с нежного детсадовского возраста имеются телефоны, а то и смартфоны, никто не сообщил про смерть бабушки.
Девушка мечтала спокойно дойти до дома, и ей отчасти повезло. Среди встретившихся по дороге людей только двое были ей знакомы, и, выслушав слова соболезнования, Маша продолжала сложный путь. Когда она повернула на улицу, где находился знакомый дом, у неё заныло сердце. Накатило чувство безысходности из-за того, что никто её там не встретит.
***
Дверь была, на первый взгляд, закрыта, но когда Маша поднялась на крыльцо, то заметила, что одна сторона скобы, на которую вешался замок, была вырвана, а потом просто приложена к раме. Кто-то видимо, умело поработал гвоздодёром или каким-то другим инструментом, а потом приладил всё на место, чтобы издалека ничего нельзя было заметить. Наверное, надо было найти местного участкового и обратиться к нему за помощью, но Маша почувствовала, что ей очень важно в одиночестве зайти в бабушкин дом. Выплакаться всласть. Выговориться родным стенам, которые, вроде бы, должны помогать.
Конечно, девушка предполагала, что некоторых вещей не окажется на месте после визита неизвестного мародёра, но за дверью её ожидал совершенный кошмар. Всё, что можно было вынести и вывезти, отсутствовало. На месте стояли только шкафы, но в них практически ничего не осталось. Неизвестные визитёры вынесли и технику, и продукты, вещи. Полочка в углу, на которой обычно стояла старинная икона, зияла пустотой.
Обходя осквернённый чьим-то вторжением дом, Маша обнаружила, что даже в подполе и на чердаке порылись чужие руки. В спальне обстановка и вовсе оказалась удручающей. Чудесную перину распороли, видимо, в поисках сбережений бабушки, и пух покрыл все поверхности, которые только мог. Современный ортопедический матрас, который Марии Павловне преподнесли в честь круглой даты внучка и бывшая невестка, тоже подвергся атаке вандалов.
Наводить порядок, рискуя уничтожить какие-нибудь важные улики, Маша не стала. Позвала кошку Куму, и, не дождавшись, вышла из дома, прикрыв за собой дверь, и поспешила к тёте Тамаре.
***
Никого из семейства Носовых в комнате не было. Только какой-то смутно знакомый мужчина лежал на диване. Воздух был насыщен парами спиртного, сигарет и еды, лежащей на полупустых тарелках. Складывалось ощущение, что здесь проходил не поминальный обед, а какие-то посиделки.
Увидев вошедшую Машу, мужчина полупьяным голосом поприветствовал:
– Оба-на! Такие люди и без охраны! Машенция! Молодец, что подтянулась. Мы-то думали, что ты, городская, зазналась. На похороны к родной бабушке не явилась.
Заплаканная Маша едва сдержалась, чтобы не нагрубить и ответила вопросом:
– Здравствуйте, а где тётя Тамара?
Мужчина предложил:
– Да ты садись к столу. Бабку свою помяни, а моя вот-вот подойдёт. Она с Натахой, Люськой и мужиками к озеру пошли. Скоро вернутся.
– Простите, а как найти участкового, не подскажете?
Мужик расхохотался:
– Ой, держите меня семеро. Машка, ты чего? Не узнала меня? Я же – Димка. Тамаркин внук, от старшего сына, а ты мне выкаешь, как будто мы с тобой вместе на поля за семечками не гоняли на великах.
Маша едва не вскрикнула. Димка был её ровесником, но выглядел лет на 15 старше. Как говорила бабушка, он куда-то ездил на заработки, и, видимо, обстановка там была не самая благоприятная.
– Садись, чего ты, как неродная! Участковый вместе с бабой Тамарой пошёл. Скоро вернутся, а мы с тобой пока что давай накатим за память Марии Павловны.
Маша осмотрела стол в поисках чистой посуды, и, надеясь уклониться от «предложения» родственника, пояснила:
– Сейчас, как все придут, так вместе и помянем бабулю, а я пока тут немного приберусь. Как-никак, тёте Тамаре уже под 60 лет, и, наверняка, обустройство поминального обеда далось ей непросто.
На кухне высились горы грязной посуды, над которыми летали жирные мухи. Вспомнив, что бабушка всегда пеняла единокровной сестре за грязь в доме, Маша принялась убираться. Нехитрая работа помогала отвлечься от грустных мыслей, но их стало ещё больше, когда в сенях, куда девушка относила чистые кастрюли, она обнаружила множество вещей из бабушкиного дома. Там была и микроволновая печь, и телевизор, и одежда, и посуда.
На столе уже был порядок, когда домой вернулась хозяйка и другие желающие превратить поминальный обед в ужин.
Маше были неприятны причитания тёти Тамары, и когда та стала упрекать девушку, что она не успела на похороны, ответила претензиями:
– А почему, тётя Тамара, я опоздала? Может, потому, что вы только сегодня утром телеграмму отправили? У вас же есть мой номер телефона. Могли бы спокойно позвонить, как только бабули не стало.
Женщина, пустив слезу, принялась оправдываться:
– Так, Машка, такое дело. Я аппарат-то старый потеряла, а как новый завела – так в нём никакие номера и не сохранились.
– Вы же знаете, что у бабули в телефоне мой номер есть. И в записной книжке тоже. Кстати, раз уж речь про вещи зашла: вы же в курсе, что в доме бабушки почти ничего не осталось?
– Ой, да Маруся сама при жизни ещё распределила: кому и чего забирать. Просила, чтобы помнили мы её, – заюлила женщина, поднимая рюмку и надеясь сменить тему разговора. – Давайте помянет сестричку мою дорогую! Хорошей она женщиной была.
Девушке очень хотелось устроить скандал, но она, сдерживая гнев, поинтересовалась:
– И перины бабуля тоже попросила распороть?
Участковый, с аппетитом жующий кусок пирога, никак на эту фразу не отреагировал, и Маша обратилась к нему прямо:
– Александр Михайлович! В бабушкином доме кто-то побывал. Наверное, надо какие-то действия провести.
Мужчина не успел ничего ответить, как в беседу вмешалась тётя Тамара:
– Ой, да чего у Маруси брать-то было? Технику я, выполняя её волю, сразу к себе перевезла. Маруся страх как боялась, что дом очистят, как её не станет. Вот, значит, как только сестричку мою в морг увезли, так я важное имущество спасала вместе с Димочкой. А уж потом – кто в Марусин дом если и залез, то ничем важным не разжился.
У Маши мелькнула тень надежды:
– Тётя Тамара, а икону вы, случайно, не успели забрать?
Женщина покачала головой:
– Нет. Не вспомнила как-то сразу, а потом уж поздно было. Может, труповозка увезла, или потом кто ещё грех на душу взял. Думаю, Александру Михайловичу и расследовать нечего. Только хлопоты одни. Небось, алкаши дом обнесли, да только вряд ли что нашли, а икона – так счастья она им вряд ли принесёт. И вообще, Маша, думаю, тебе в городе бабушкина техника-то не нужна?
Девушка покачала головой, и тётя Тамара продолжила:
– Ох, дорогое нынче дело – похороны. Сколько Маруся приготовила, даже на катафалк и домовину не хватило. Уж про всё остальное и поминальный стол и заикаться не стоит. Вот же жизнь… Даже уйти в последний путь, и то деньги нужны.
Маша, вспомнив про конверт с деньгами, положила его на стол, и через секунду он исчез в полной ладони тёти Тамары.
Родственница продолжала сокрушаться:
– С домом сестрицы и не знаю, что делать. Наверное, Димочку там надо поселить ещё до того, как я в наследство вступлю, а то ведь и шкафы, и стены растащат. Да и огород надо посадить, а то у Маруси только лук на месте. Вроде и не хворала, а сил не было. Так бы, она уж всё бы обиходила. Вот, теперь нам придётся корячиться.
Машу покоробило, как деловито рассуждает тётя Тамара, распоряжаясь бабушкиным имуществом. Наверное, давно у женщины крутились эти мысли!
Поняв, что участковый совсем не желает расследовать взлом бабушкиного дома, а тётя не намерена отдавать ничего из того, что взяла и даже оправдывает свои действия, девушка немного посидела за столом и поспешила уйти подальше от циничных родственников и компании их друзей.
***
Бросив на распотрошённый матрас чудом оставленную ворами простынь, Маша задремала, поглаживая мурлыкающую Куму, и увидела во сне бабушку. Она протягивала почти прозрачную руку в сторону «красного угла» и делала движение, как будто убирает полку.
Маша вскочила и, повторяя действия бабушки, направилась к обозначенному во сне месту. Подтащила стул, встала на него и потрогала полочку. На ней ничего не было. Девушка уже хотела вернуться в кровать, но внезапно ей показалось, что полка состоит как будто из двух листов фанеры, лежащих один на другом. Повинуясь непонятному порыву, Маша сдвинула на себя один из них и обнаружила листок в прозрачном файле. Это было завещание на дом и земельный участок на её имя.
***
На следующий день к тому моменту, как у бабушкиного дома остановился автомобиль, и из него вышли мама и отчим, Маша уже привела всё в относительный порядок и приготовила несколько банок варенья, забытых ворами. Совсем не хотелось, чтобы плодами бабушкиного труда лакомились недостойные негодяи.
Рассказав про взлом дома и завещание, девушка спросила совета у мамы:
– Тётя Тамара предлагает тут своего внука поселить. Про завещание она ещё не знает, и, похоже, думает, что всё по закону будет принадлежать ей.
Лариса возмутилась:
– Да уж, интересное кино. Теперь всё понятно: почему эта шайка-лейка 3 дня молчала. Дом обыскивали и вещи выносили. Полиция, похоже, работать без пинка не собирается, а, может, и крышует этих воришек. По-моему, лучший вариант – в наследство не вступать, отказавшись в пользу этой тёти Тамары. Пускай подавится.
Николай почесал затылок:
– Нет, Ларочка! Если и отказываться, то в обмен на то, что дорого памяти Маши. Вот, к примеру, пусть икону вернут, украшения, может, какие-то. А вообще, такое прощать нельзя. Как бы я сделал: поставил бы дом под охрану, а то тут камня на камне не оставят. На участкового написал бы заявление на неисполнение обязанностей. Ну, а пока сходил бы в гости к этим родственничкам и обрисовал бы им картину будущего.
***
Маша впервые гордилась отчимом, после разговора с которым Дима вдруг случайно «вспомнил», что «спас» икону. Тётя Тамара, сникнув, стала лебезить и уверять, что готова купить дом своей единокровной сестры:
– Машенька! Тебе сюда кататься долго, а дому без присмотра нельзя.
После переговоров с роднёй, Маша с отчимом и мамой покинула деревню, взяв с собой бабушкину кошку и икону. Как ни хотелось девушке сохранить за собой владение домом, но и в самом деле это было чересчур проблематично. Она прикидывала разные варианты. Думала и одна, и с мамой, и с отчимом, но никак не получалось.
В итоге, после вступления в наследство Маша продала дом. Самое важное и ценное всё равно осталось с девушкой: добрая память о бабушке, икона и кошка.
Автор: Любовь Лёвина