Предыдущую главу читайте здесь.
1
– Юрг, ты бывал в Японии? – неожиданно задал вопрос Канарис.
«Ферзь» закусил кусочком бифштекса и старательно заработал челюстями, кивнув при этом собеседнику, что ответит, когда справится с мясом. Пусть получилось невежливо, но пауза ему понадобилась, чтобы правильно ответить на неожиданный вопрос. Неужели Канарис его проверяет? Зачем? Пока неважно, зачем. Нужно быстро сообразить: русский офицер Таубе в Японии не был, а немецкий моряк Юрген фон Цише работал штурманом на судоходной линии из Европы в Юго-Восточную Азию, поэтому, возможно, заходил и в Японию. Его же сейчас не спросишь! Как найти слова, которые исчерпывающе ответят на вопрос? Решение пришло: можно выйти из положения следующим образом.
Он отпил трехлетнего испанского вина, поднял бокал, чтобы оценить его пурпурный цвет, и с неким оттенком извинения произнес:
– Вилли, можно сказать, что не был. Судно заходило в японские порты кратковременно, когда мы работали на юго-восточной линии, брали попутный груз, но я на берег не сходил, поскольку был молодым штурманом, постоянно загруженным работой.
– Жалко, что тебе не удалось посмотреть загадочную Японию. Прекрасная страна! Я был там недолго, но получил большое впечатление от того, что видел, – с явным удовольствием пригубив вино и прикрыв глаза, сообщил Канарис.
«Ферзь» удивленно взглянул на собеседника и поинтересовался:
– Когда же ты успел побывать в далеких краях? Ведь мы с тобой встречались два года назад, обедали здесь же, в ресторане «Хольтенау», ты еще командовал учебным крейсером «Берлин». Неужели устроил кадетам кругосветное плавание?
– Храни меня, Господи, от таких тягот! Нынешних молодых шалопаев следует долго драть линьками, прежде чем из них получится нечто похожее на настоящего моряка. Впрочем, не их вина. Не в добрые времена они пришли на флот. Мне было приказано из-за экономии средств не ходить с кадетами в дальнее плавание, поэтому наши выходы на Балтику и в Северное море больше походили на экскурсии для туристов, чем на морскую практику будущих офицеров. Но я тебе не говорил, прости, что в начале прошлого 1924 года меня перевели с корабля служить в Берлин. Я доложил командующему Рейхсмарине адмиралу Бернке свои взгляды на развитие флота, и он отправил меня в дальнюю командировку.
– Красотами Фудзиямы любоваться? – язвительно полюбопытствовал «Ферзь».
– Твой юмор оценил, Юрг, – легким поклоном головы откликнулся на ироничный вопрос Канарис. – Нет, я тащился на грузопассажирском судне «Рейнланд» на другой край света вовсе не для созерцания красот Островов Восходящего Солнца. Хотя, чего греха таить, и этому уделил внимание. Нет, дружище!
Он понизил голос и, глядя в глаза товарищу, сообщил важную информацию:
– На знаменитых верфях «Кавасаки» по немецким чертежам для военно-морских сил Японии сейчас строятся малые и крейсерские подводные лодки. Я, было, начал вести переговоры с японскими корабелами о строительстве субмарины для германского флота на их стапелях, но не суждено мне было добиться результата. В сентябре власть в Рейхсмарине поменялась, и командующим стал вице-адмирал Ганс Ценкер. «Папаша»-Ценкер! У него вид доброго дедушки. Он распорядился прекратить сотрудничество с Японией в области кораблестроения. Всего две недели я прожил в Осаке, где шли переговоры, а после, не солоно хлебавши, вернулся через Шанхай в Фатерлянд.
Из предыдущих бесед «Ферзь» знал, что начальство ценило у Канариса особый талант общения с людьми, поэтому часто поручало ему вести переговоры на «скользкие» темы. И он неизменно демонстрировал дипломатическую ловкость и волю в достижении результата. Можно было считать сообщение о поездке в Японию не хвастовством, а сведениями, заслуживавшими внимания. Но зачем штабной офицер довел до своего товарища, человека штатского в данный момент, столь деликатную информацию? Либо проверяет реакцию на нее, либо хочет как-то втянуть в свои дела. Любопытно…
Анализ услышанного проведен вовремя, отметил разведчик, потому что в следующий момент начала подтверждаться вторая версия.
– У меня будет к тебе интересное предложение. Но об этом поговорим на следующей встрече, думаю, месяца через три-четыре. Сейчас мне пора в Берлин, очень тороплюсь! Не держи зла, дружище, – промокнув губы салфеткой, сказал Канарис и встал из-за стола.
«Ферзь» не стал вызывать к ресторану машину и пошел домой через весь город пешком. Ему хотелось без спешки обдумать дальнейшую линию поведения с Вильгельмом. Корветтен-капитан – далеко не простак, чтобы безоговорочно доверять постороннему человеку, даже если зовет его своим другом. Вопрос о пребывании в Японии, конечно, не мог быть проверкой: невозможно установить точно, бывал ли подлинный фон Цише в японских портах, чтобы проверить «Ферзя» на честность. Но «японский вопрос» навел разведчика на мысль о том, проверка, скорее всего, предстоит, раз Канарис собирается использовать его в своих интересах. В чем она может заключаться? По прежней службе на флоте фон Цише проверяла германская военная контрразведка после побега из русского плена. Компрометирующих данных найти не удалось. Никого из сослуживцев в живых не осталось, иначе давно бы провели очную ставку. Может быть, хитрый лис Канарис встретил подлинного фон Цише, бежавшего из России в смутные годы Гражданской войны, и намерен устроить им «приятное» свидание? Пожалуй, нет, зачем откладывать такое мероприятие на три-четыре месяца, когда можно все решить в этот раз. Остается одно: встреча с родителями фон Цише. Её следует ожидать, хотя Тихонов на встрече в прошлом году сказал, что старички скверно себя чувствуют. Не могут они так быстро поправиться, чтобы совершить поездку с юга Италии на север Германии. Нет, Канарису будет с руки лишь организовать провокацию на тему встречи «блудного сына» с престарелыми родителями. Надо готовиться к такому повороту.
«Ферзь» шел по набережной Кильской гавани, и ему было хорошо видно, что на противоположном берегу, где располагались цеха судостроительного завода, на открытых бетонированных площадках простаивали пустыми стапели, на которых в военное время одну за другой собирали печально известные миру германские субмарины. Победивший мир заставил Германию остановить этот конвейер кораблей-убийц, но, по-видимому, ненадолго. Скоро стараниями Канариса и его единомышленников с заводских стапелей снова сойдут черные «сигары», готовые выйти в море, чтобы пускать на дно иностранные корабли, отмечая каждую трагедию Железными крестами членам экипажей. В этот момент «Ферзю» пришла в голову мысль о том, что Вильгельм имеет намерение и его втянуть в преступную деятельность. Хорошо, он готов согласиться, но только для того, чтобы о ней стало известно советской военной разведке.
Новый приезд Канариса из Берлина пришелся на весну 1926 года. Он позвонил в мастерскую и пригласил в отель, где обычно останавливался в Киле. При этом веселым голосом добавил, что подготовил другу приятный сюрприз.
«Ферзь» давно запросил своего руководителя Тихонова срочно прислать справку о состоянии здоровья родителей Юргена и свежие фотографии. Ответ из Москвы, увы, запаздывал, поэтому разведчику придется действовать, полагаясь на собственную интуицию в случае любых проверочных действий или провокаций со стороны Канариса.
Вильгельм ждал в вестибюле отеля, одетый почему-то в парадную форму с орденами и кортиком. Здороваясь, он сообщил:
– Юрг, я решил сделать тебе сюрприз и пригласил на нашу встречу из Италии твоего отца, которого ты не видел больше десяти лет. Он приехал и ждет у меня в номере.
Первой реакцией «Ферзя» была мысль, почему отец приехал один, если по состоянию здоровья он может передвигаться только в сопровождении матери.
– Удивил! – произнес «Ферзь» лишь одно слово.
Он чувствовал, что Вильгельм наблюдает за ним, чтобы понять его реакцию.
«Неужели он предполагает, что я могу броситься бежать, если вдруг выдаю себя не за того, кто есть на самом деле?» – напряженно мелькали мысли.
«Ферзь» порывисто двинулся вперед и распахнул дверь номера. С дивана поднялся пожилой человек, довольно бодрый и здоровый, посмотрел на вошедшего и негромко воскликнул:
– Здравствуй, сын!
«А где костыль, где следы от перенесенного инсульта, где сопровождающая его мать?», – вопросы без ответов мгновенно пронеслись в голове разведчика.
«Провокация, вот что это! Я сейчас брошусь обниматься, а Канарис скажет, что перед нами – совершенно посторонний дедушка, он появился здесь, чтобы вывести на чистую воду вас, господин Цише! Не пойдет!».
– Вилли, это не мой отец! Каким образом этот человек втерся к тебе в доверие?
Мнимый отец между тем продолжал играть свою роль:
– Юрген, что ты такое говоришь? Неужели ты меня не узнал? Подойди ко мне ближе!
– А вас, господин, я прошу предъявить документы! Вилли, надо срочно вызвать полицию и проверить этого афериста!
Молчавший до сего момента Канарис, не меняясь в лице, сказал:
– Хорошо, Юрген, сейчас разберемся… Посиди пару минут в номере, а вы пойдемте со мной.
Старичок как-то сник и бочком поспешил из номера.
Несколькими минутами позже Канарис вернулся, уже один. Подойдя к «Ферзю», спокойно сказал:
– Извини, Юрг, произошло какое-то недоразумение. Но я все уладил.
В ответ «Ферзь» возмущенно произнес:
– Нет, Вилли, ты меня извини, но я хотел бы знать, что произошло, откуда у тебя в номере появился этот аферист, и что ему от меня нужно? Если хочешь откровенно, мне кажется, ты тоже имеешь отношение к этому инциденту…
Канарис молчал, как бы предлагая собеседнику выговориться, и терпеливо выслушал всю тираду «Ферзя»:
– Твоя причастность свидетельствует о том, что ты устроил некую проверку, чтобы выяснить, тот ли я, за кого себя выдаю. Зачем? Из-за того, что я был в русском плену? Если у тебя имеются сомнения насчет меня, скажи прямо, я отвечу. До сих пор у нас был дружеский союз. Его можно расторгнуть, ибо я не собираюсь набиваться к тебе в сотоварищи. Мне кажется, что действия, подобные сегодняшним не достойны благородной дружбы офицеров флота.
Лицо Канариса ожесточилось, голубые глаза холодно сверкнули, словно сталь клинка, приготовленного к бою. Он приблизился и раздраженно заговорил:
– Какого флота? Нет сейчас флота! Группа людей, мечтающих о возрождении Германии, сегодня стремится найти способы построить новый современный флот, достойный нашей великой нации. На этом пути много преград и серьезных опасностей, но патриоты ведут работу, стремясь к поставленной цели. Я – один из этих людей, я день за днем приближаю начало строительства нового флота. И мне важно, чтобы рядом были проверенные люди. Я не могу допустить предательства в наших рядах. Однажды из-за предательства я уже оказался во вражеской тюрьме, был приговорен итальянским судом к смертной казни и спасся только чудом. Так что, дружище, имею моральное право проверить того, кто решает задачи рядом со мной.
– Вилли, скажи, какое отношение имею я к тем задачам, которые решаешь ты? В отличие от тебя я давно не служу на флоте.
– Юрген, ты – офицер флота, прошел войну, не понаслышке знаешь, что такое гибель корабля, ранение и плен. Но нашел же силы вернуться в Фатерланд и вновь служить. Я давно наблюдаю за тобой, знаю, что ты – не робкого десятка, хладнокровен и напорист. При этом отмечаю твою наблюдательность и склонность к аналитической работе ума. Знание вопросов строительства флота при всех остальных качествах говорит о том, что ты можешь стать одним из нас. Надеюсь, на мой прямой вопрос готов ли ты работать вместе со мной, ты дашь положительный ответ.
«Ферзь» испытал чувство удовлетворения от того, что сумел предугадать ход событий и предвидеть предложение Канариса. Вильгельм проводит вербовку, хочет использовать его в своих интересах. Что же, надо ответить ему согласием. Но не сразу…
– Зачем тебе мой положительный ответ, как ты хочешь меня использовать?
– Сначала мне нужно твое честное слово, что ты готов послужить на благо германского флота, – упорствовал Канарис.
– Хорошо, я готов дать честное слово для благого дела, но долго ты намерен играть со мной в кошки мышки, сохраняя в тайне вопросы, которые я должен решать?
– Юрг, тебе предстоит заняться изучением достижений в военном судостроении стран Европы. Называя вещи своими именами, могу сказать, что это – промышленный шпионаж. Но мы преследуем благородные цели, собирая технические новинки, разработанные на судоверфях и заводах по производству морского вооружения в Швеции, Франции, Голландии, Испании для их использования в наших интересах. Я не упомянул Англию не потому что ненавижу островитян, как раз наоборот, я не испытываю к ним неприязни и вижу в них равного себе противника. Но в Англии очень строго хранят военные секреты, и пока совать нос туда не следует. На Континенте проще решать наши задачи, и тебе предстоит заняться этим незамедлительно.
«Ферзь» хмыкнул: точно такие же задачи ставит перед ним Москва. Что ж, надо помочь Вильгельму, а он будет помогать ему, прикрывая от иностранных контрразведок.
– Я не понял, Юрген, ты улыбнулся, потому что тебе кажется легким то дело, которым я прошу тебя заняться? Хочу тебя предостеречь от пренебрежения опасностями. Ты храбрый парень, но дело это не такое простое, как кажется на первый взгляд. Каждая страна защищается от промышленного шпионажа, за нарушение законов можно попасть в тюрьму. Все не так легко, как кажется на первый взгляд.
– Поживем, увидим, Вилли!
2
В 1930 году закончилась заграничная командировка Тихонова, и он вернулся из Гамбурга в Москву. Жена с сыном уехали домой немного раньше, когда Павлику исполнилось восемь лет, и пришла пора поступать в школу. К Новому году Наташа прислала мужу подарок: школьную тетрадь по чистописанию ученика 1-го «Б» класса единой трудовой школы 1-й ступени № 60 города Москвы Тихонова Павла. У отца чуть слеза не набежала, когда он рассматривал строчки палочек и крючочков, старательно выписанных нетвердой детской рукой.
Возвращение в родные края, несомненно, радовало. Больше шести лет провел Владимир Константинович за рубежом, исполняя одновременно легальную работу представителя советской организации «Совторгфлот» в Гамбурге и нелегальную службу по созданию и руководству разведывательной сетью в странах Европы. Работать приходилось буквально днем и ночью, находясь среди людей, враждебно настроенных по отношению к Советскому Союзу. Опасность подстерегала представителя военной разведки повсюду, но многолетний опыт позволил избежать возможных провалов. Именно по этой причине руководство держало сотрудника за границей на год дольше, чем планировалось изначально. В Разведупре трудно было найти ему равноценную замену среди молодых коллег.
На Белорусско-Балтийском вокзале столицы Тихонова встречали Наташа и Павлик. Они наняли таксомотор и отправились домой по Тверской, через бульвары, на Арбат и Смоленскую-Сенную площадь. Сидя на заднем сидении кабриолета, Тихонов наслаждался обдувавшим теплым весенним ветерком и видами Москвы. После аккуратненьких, почти кукольных европейских городов здесь чувствовалась российская ширь: и в больших площадях, и в просторных магистралях, и в обилии света. Павлик на коленях у отца без конца вертел головой, указывал рукой то на одно здание, то на другое, расспрашивая о чем-то родителей.
Машина свернула в 1-й Смоленский переулок, быстро оказалась у Николо-Щиповского и остановилась во дворе Невольного переулка. Расторопный шофер вынес из машины чемоданы и коробки, получил плату с чаевыми, развернулся и уехал, а Тихоновы остановились перед своим подъездом. Владимир Константинович, оглядываясь, вдруг поразился, насколько «Московский дворик» художника Поленова походил на двор, где стоял их дом.
Та же зеленая травка с тропинками, натоптанными от одного дома до другого, те же деревянные сарайчики, где москвичи держали дрова для печек, лишний скарб и, порой, мелкую живность. Даже куры, клевавшие что-то в траве, и те были словно с поленовского полотна. Пока родители заносили вещи домой, Павлик умчался к ватаге знакомых мальчишек, шумно игравших «в ножички» возле забора. Он знал, что родители теперь часто будут гулять вместе с ним, ведь папа сказал, что приехал насовсем и получил целый месяц отпуска.
– Нет, вы посмотрите, какой взрослый стал! – воскликнул Тихонов, глядя вслед сыну.
– Что же ты хочешь, Володенька? Мальчику девятый год идет, первый класс скоро закончит. В школу самостоятельно ходит. Вон она, во 2-м Смоленском переулке возвышается над домишками. Каждый день через наши переулки бегает, всех мальчишек знает, и они его, конечно. Ведь Павлик очень общительный! – подробно рассказала о сыне Наташа и прижалась к мужу, склонив голову на его плечо.
Утром отправились в Зоопарк. Папа с мамой торопились показать сыну недавно открытую Площадку молодняка, чтобы он позабавился, наблюдая за зверятами-малышами. Но Павлик довольно равнодушно посмотрел на их веселые игры и начал упрашивать пойти смотреть вольер «Полярный мир».
– Что же тебя там заинтересовало? – спросил Владимир Константинович.
– Мне нужно посмотреть белых медведей и других животных, обитающих во льдах Арктики, – по-взрослому ответил Павлик.
– А зачем? – удивилась мама.
В следующую минуту сын всерьез удивил родителей:
– Затем, мама, что я хочу стать полярником. Вырасту, выучусь и поеду работать на Северный Полюс!
Папа с мамой переглянулись: маленький, а планы – большие. Немного позже идея Павлика подверглась коррекции. Он пошел с папой в кино. Ближайший кинотеатр находился недалеко, на Арбате, и назывался «Арбатский АРС». Владимир Константинович предложил посмотреть приключенческую ленту «Красные дьяволята» про Гражданскую войну. В кассе прямо с улицы они взяли билеты и прошли в фойе, где перед началом сеанса небольшой оркестрик играл популярные мелодии. Отец и сын съели мороженое, посидели на стульях в фойе, слушая музыку, а затем прошли в зал, где начинался фильм. Тихонов несколько раз смотрел веселые приключения бесстрашных ребятишек и в этот раз от души смеялся над их уморительными трюками. Павлик смеялся рядом. Однако когда картина кончилась, и они темным двором через арку выходили на улицу вместе с остальными зрителями, сын сказал:
– Папа, я больше люблю кино про моряков. Мама меня недавно водила смотреть «Броненосец «Потемкин», там такие корабли красивые!
Отец решил поправить ребенка:
– Кинофильм же не про корабли, а про революцию…
– Да, но мне больше нравилось смотреть на корабли. Когда я вырасту, стану моряком.
– Павлик, ты же говорил, что хочешь стать полярником. Передумал?
– Вовсе нет! Буду моряком и полярником. Ведь на Северный Полюс можно только на корабле приплыть. Вот я выучусь на моряка и поплыву на Северный Полюс.
Когда вышла кинолента «Челюскин», Наташа специально повела Павлика в кино, чтобы он посмотрел, насколько тяжело и опасно работать в Арктике. Но сын еще больше утвердился в своей мечте, увидев, как спасали героев-полярников из экспедиции Отто Шмидта. Он даже решил закаляться холодной водой, чтобы не бояться морозов и не болеть. По выходным они с отцом на трамвае маршрута «А», который проходил по 1-му Смоленскому переулку, ездили в Пресненские бани. В моечном зале, раскрасневшись от жесткой мочалки, которой натирал его Владимир Константинович, Павлик выливал на себя два тазика холодной воды. Потом намытые и распаренные они сидели в буфете, где отец покупал себе кружку пива, а сыну стакан его любимого лимонада, Павлик гордо интересовался:
– Видел, что я не боюсь холода? Я специально тренируюсь, чтобы стать полярником.
Отец улыбался и трепал его по влажным волосам.
Отпуск Тихонова закончился, и утром он надел черные форменные брюки и синий китель, застегнул перед зеркалом крючки воротника стойкой, высоко подняв подбородок. Оглядев себя, отметил, что за годы загранкомандировки отвык от военной формы. Наташа стояла рядом и смахивала невидимые пылинки. А Павлик зачарованно смотрел и молчал. Потом вдруг восторженно спросил:
– Папа, ты настоящий моряк?
– Теперь буду моряком, – ответил отец и нахлобучил флотскую фуражку на голову сына.
– И я тоже! – не заставил себя ждать сын.
Выходя из дома, Тихонов отдал честь и поздоровался с комбригом Гольдгубером, спускавшимся из подъезда двухэтажного дома в центре двора. Немолодой, грузный военный в начищенных до зеркального блеска сапогах, служил преподавателем в Военной академии имени Фрунзе. Вместе они вышли в Невольный переулок и, обмениваясь городскими новостями, пошли в направлении Арбата, где их пути разошлись.
В Разведывательном управлении штаба Красной Армии к моменту возвращения Тихонова из командировки произошли перемены: его переименовали в IV Управление, добавили отделы, направления работы, увеличили количество служащих центрального аппарата.
В кабинете начальника Управления Тихонов докладывал о результатах командировки и планах работы на будущее. Утром в отделе кадров его поставили в известность о назначении на должность заместителя начальника отдела агентурной разведки, и Берзин вызвал к себе, чтобы обсудить новые направления работы.
Ян Карлович выглядел уставшим и пребывал явно не в лучшем расположении духа. Он то и дело прикрывал рукой красные от недосыпа глаза, молча слушал, лишь иногда задавая вопросы. Наконец, он жестом прервал доклад подчиненного и сухо уточнил:
– Почему вы часто акцентируете внимание на этом обычном немецком моряке, который входит в число связей нашего разведчика «Ферзя»?
– Канарис – не просто офицер военно-морских сил Германии, он входит в закрытый круг влиятельных лиц, которые вынашивают идею о возрождении Рейхсмарине и делают немало практических шагов в этом направлении. Он еще станет адмиралом и будет играть важную роль в развитии военной системы страны, поверьте мне.
– Пусть так. Вы хотите его завербовать?
– Нет, Ян Карлович! Отсутствуют мотивы для вербовки. Вербовочную ситуацию создать сложно…
– Жаль. Наши разведчики хорошо работают с немецкими летчиками в Липецкой авиашколе и немецкими танкистами в танковом учебном центре «Кама» в Казани. Контакты позволяют нам отслеживать пути развития этих родов войск германской армии. С германским флотом таких тесных контактов нет, поэтому у нас мало данных о его перспективах. Вы могли бы этот перекос ликвидировать.
– Ян Карлович, именно об этом я веду речь. Канарис доверяет «Ферзю» и использует в качестве своего представителя для решения задач о получении передовых технологий по строительству военно-морского флота в других странах, а также о достижении договоренности с иностранными судоверфями по строительству кораблей, прежде всего, подводных лодок, в обход запретов Версальского договора. «Ферзь» по заданию Канариса собирал научно-техническую информацию в Финляндии, Швеции, Франции. Вместе с Канарисом ездил в Испанию, где ему предстоит находиться в ближайшее время и где были восстановлены связи с рядом представителей деловых кругов страны. В Барселоне и Валенсии они имеют дело с некими господами: Рикардо Классеном, проходящим под псевдонимом «Рикардо», Альфредом Менцелем или «Эдуардо», Карлосом Фрике или «Фернандо», Карлосом Баумом или «Марта». Благодаря этим связям через «Ферзя» к Канарису будет поступать информация о возможности строительства и оборудования кораблей для Германии. Я намерен проверить их через наши возможности.
Берзин кивнул и отметил, что перспективы у «Ферзя» имеются, потом потер пальцами виски, словно прогоняя головную боль, и сердито сказал:
– Хочу вам, Владимир Константинович, выразить свое неудовлетворение по поводу того, что с «Ферзем» до сего момента не организована радиосвязь. Вы давно работаете с ним и за это время не решили такую серьезную проблему. Пока вы находились в Европе, личные встречи проводить было не сложно. Из Советского Союза не наездишься! Тем более что он перебирается на жительство в Испанию. Что скажете, почему так плохо получается?
– Я постоянно помню об этой задаче и решаю её. Беда в том, что не удалось подобрать кандидатуру разведчика-радиста, которая удовлетворяла бы и нас, и «Ферзя». Заверяю вас, что в ближайшее время вопрос будет решен положительно.
– Сомневаюсь я, что вы быстро закончите дело, над которым мучились не один год. Надо учитывать, что в Москве вам предстоит много работы на новой должности в отделе. С кандидатурой радиста мы вам поможем. Есть один интересный вариант, думаю, он устроит все стороны. Но об этом позже. Для решения технических вопросов организации агентурной радиосвязи вам предстоит выехать в командировку в Ленинград и связаться с радиоразведчиками Морских сил Балтийского моря. У них получите новую аппаратуру германского производства и программу радиосвязи для «Ферзя».
Тихонов по-военному сказал «слушаюсь», подтверждая готовность выехать в Питер. Между тем Берзин продолжал:
– Теперь в отношении вашего источника «Адмирала». От него мы ждем многого, но информации поступает пока маловато. Надо плотнее работать с ним непосредственно в Стокгольме. Мы передадим его от вас на связь помощнику военно-морского атташе в Швеции Артуру Александровичу Риттеру. Думаю, они с «Адмиралом» найдут общий язык. А вы сосредоточитесь на делах в Москве, уделяя самое серьезное внимание руководству «Ферзем».
Беседа в кабинете Берзина продолжалась долго.
А через несколько дней Тихонов приехал в Ленинград. Было много служебных дел, но сначала он заехал к матери. Они с Наташей решили уговорить Ольгу Антоновну переехать к ним в Москву. Писали о своем предложении в письмах, но пожилая женщина никогда и никуда не выезжавшая из родного города, сначала отнекивалась под разными предлогами. Сейчас сын решил уговорить ее съездить хотя бы ненадолго в гости. Это предложение Ольга Антоновна приняла и начала готовиться к поездке.
В хорошем настроении Тихонов отправился к коллегам-разведчикам Морских сил Балтийского моря. Впереди его ждал занимательный сюрприз, своеобразная встреча с прошлым. Отделение радиоразведчиков-балтийцев располагалось в Круглой башне на территории острова Новая Голландия,
где в дореволюционные и революционные годы находилась печально известная Морская тюрьма Петроградского гарнизона. Владимир Константинович знал это место, потому что лейтенантом старого Балтийского флота почти три месяца был узником одиночной тюремной камеры. С тех пор прошло двенадцать лет, наполненных большими событиями. Но время, проведенное в тюрьме на острове Новая Голландия, в памяти не стерлось.
Он вспоминал о нем, глядя на исторические сооружения острова из окна трамвая, повернувшего с Бульвара Профсоюзов на площадь Труда. От остановки до бывшего Тюремного мостика, который вел на остров, идти было недалеко. В Новой Голландии размещались военные объекты Морских сил Балтийского моря, территория охранялась краснофлотцами. У тяжелых ворот, ведущих на территорию, стоял часовой, который проверил пропуск. Тихонов прошел вглубь мощеного булыжником двора перед Круглой башней. У ее дверей стоял еще один часовой. Серьезно организована охрана, подумал разведчик, оглядываясь вокруг. Вспомнилось, что вход в тюрьму находился во внутреннем дворике за деревянными воротами, которые сейчас плотно закрыты. Возле ворот оборудовано место для перекуров с двумя лавочками. На одной из них сидел человек, на кого-то отдаленно похожий.
Тихонов подошел ближе: ну, конечно, седой старик с расчесанной надвое бородой, как у героев Шипки – ни кто иной, как бывший тюремный надзиратель Елпидифор Порфирьевич Сомов. Ему уж десятый десяток, поди, но старик еще крепок. Сидит себе на солнышке, глаза закрыл, греет косточки.
– Елпидифор Порфирьевич, здравия вам желаю! – громко приветствовал старого знакомого Тихонов.
Сомов открыл глаза, ладонью прикрылся от солнца и с интересом оглядел подошедшего моряка. Скрипучим голосом ответил:
– И ты здравствуй, мил человек!
– Узнаете? – поинтересовался разведчик.
– Что же тебя не узнать, мил человек? Я ведь памяти-то не лишился. Ты тута гостил недолго году, эдак, в восемнадцатом. Лейтенантом был, а сейчас, вишь, нашивок-то прибавилось. Знать, на пользу пошла тюремная наука…
– Да, Елпидифор Порфирьевич, на судьбу грех жаловаться. А вы кем здесь служите?
– Как тюрьму закрыли, меня истопником оставили при Круглой башне. Летом за чистотой слежу с метелкой, а как же! Жалование получаю. Да, по революцьённым праздникам стригункам-краснофлотцам про ужасы царского режима рассказываю, – с усмешкой промолвил старик.
– Понятно, всего вам доброго, пойду я по делам…
– Ну, бывай, мил человек! Да помни, что имечко мое Елпидифор означает «приносящий надежду»!
Тихонов улыбнулся и направился к разведчикам.
Его поездка в Ленинград оказалась очень успешной.
3
Два чемодана с упакованной немецкой портативной радиостанцией «Телефункен» и комплектом питания к ней стояли в кабинете у Тихонова.
Вопрос о радиофицировании разведчика «Ферзя» перешел в практическую плоскость. Владимир Константинович как раз работал над программой радиосвязи, когда его вызвал к себе Звонарев. В кабинете заместителя начальника Управления он удивленно взглянул на молоденького красноармейца, который прервал оживленный разговор, но не удосужился встать, когда руководитель поднялся, приветствуя вошедшего Тихонова.
– Заходи, заходи, дело к тебе имеется большущее, – сходу начал Звонарев. – Начальник Управления в командировке на Дальнем Востоке, но поручил мне поговорить с тобой. Садись!
С какой-то хитринкой он добавил:
– Ян Карлович предупреждал, что мы подобрали разведчика-радиста для нелегальной работы за границей? Ты, конечно, помнишь разговор? Я хочу познакомить тебя с ним.
Тихонов непонимающе оглянулся на красноармейца, поднявшегося, наконец, из-за стола, и вдруг сообразил, что перед ним стоит не молодой паренек, а худенькая черноволосая девушка с короткой прической, одетая в аккуратно подогнанную красноармейскую форму с малиновыми пехотными петлицами. Вместо тяжелых ботинок с обмотками на ногах ладно смотрелись офицерские хромовые сапожки. Привычным движением она убрала складки гимнастерки за ремень, и только после этого обозначились особенности девичьего строения.
Звонарев гордо, будто учитель лучшего ученика, представил:
– Служащая Красной Армии Сильвия Лопес, Саша по-нашему. Прошла курс обучения радиста, показала высокий уровень знаний и навыков, что не удивительно при её музыкальных способностях. Поёт, кстати, профессионально, хоть в Большой театр приглашай. Владеет испанским языком, как родным, потому что родилась и выросла в Мексике, ну и, немецким с английским в придачу. Готовится к выезду за рубеж для работы в качестве радиста-нелегала.
Потом он сделал жест в сторону Тихонова и назвал его легендную фамилию:
– А это – товарищ Вальтер, руководитель операции.
Тихонов встал и машинально протянул руку, девушка быстро ответила на рукопожатие. Её узкая ладонь оказалась горячей. Волнуется в нестандартной ситуации, автоматически сделал для себя заметку Тихонов. Сильвия бросила на него быстрый взгляд. Знает, что нам работать вместе, изучает. Этим можно было бы заняться позже: значит, эмоциональна и даже нетерпелива, продолжал он рисовать психологический портрет будущей коллеги.
– Живет Саша на загородном объекте, – деловито продолжил Звонарев. – Нужно туда выехать, чтобы под твоим контролем она провела несколько сеансов радиосвязи на новой аппаратуре с нашим радиоузлом под Ленинградом. Готова, Саша?
– Конечно, Константин Кириллович, – приятным мягким голосом с акцентом ответила девушка и энергично тряхнула жесткими волнистыми волосами.
Тихонов шел по коридору Управления, раздумывая о неожиданном знакомстве. Испанка стояла перед глазами: смуглое лицо с темными точками родинок, узкий, немного удлиненный нос, тонкие изогнутые брови над большими черными глазами. Девушка явно производила впечатление на мужчин.
«Гордая прелесть осанки,
Страстная нега очей…
Все это есть у испанки,
Дочери южных ночей», – почти не разжимая рта, тихонько пропел он. Потом шутливо произнес: «Отставить веселье!», и улыбнулся своему мальчишеству.
– Константиныч, ты, что, анекдот вспомнил? – поинтересовался коллега, проходивший навстречу.
– Кино вчера смешное смотрел, – спрятав улыбку, сухо ответил Тихонов.
Во время тренировочных сеансов на пригорке в густой березовой роще Саша сосредоточенно показывала, что недаром заслужила похвалу начальства: быстро разворачивала аппаратуру, разбрасывала по ветвям антенну, входила в связь с далекими корреспондентами, привычно стучала ключом морзянку и принимала цифровые тексты в свой адрес. При этом не обращала внимания на комаров, которые издавая противный звон, в кровь жалили ей лицо и ладони. При окончании ночного сеанса, когда металлический цилиндр проволочного противовеса антенны запутался в ветках и листьях, она, не раздумывая, скинула сапоги и в носках вскарабкалась по-мальчишески на березу, чтобы отцепить цилиндр и проволоку.
Из рощи переехали в квартиру небольшого подмосковного городка, откуда тоже раздались трели Сашиной радиостанции. Тихонов был удовлетворен и чувствовал, что «Ферзь» оценит нового боевого товарища.
– Результат отличный!– выключил секундомер и подвел итог начальник радиошколы, который вместе с Тихоновым контролировал работу ученицы.
Повеселевшая Саша совсем не по-военному с улыбкой сделала реверанс. Мужчины рассмеялись и захлопали в ладоши.
Начальник радиошколы уехал, а Тихонов остался, чтобы без спешки, которая почему-то всегда случается в кабинетах Разведупра, изложить Саше замысел операции по ее переброске в Испанию, где предстоит нелегальная работа. Саша, словно ученица-отличница, быстро достала из нагрудного кармана гимнастерки блокнотик с карандашом и приготовилась записывать то, что скажет руководитель. Но он не оценил порыв и велел убрать блокнот. Девушка с недоумением подняла на него огромные глаза. Тихонов улыбнулся и сказал:
– Саша, дальше тебе нужно только запоминать. Никаких записей. Привыкай к новым условиям работы!
– Извините, товарищ Вальтер, – виновато ответила радистка.
– Позже ты поработаешь со справочниками, с картой, получишь билеты, документы и изучишь весь маршрут досконально. Сейчас нужно уяснить самую суть. Запоминай!
– Хорошо, я поняла.
– Так вот, из Москвы ты поездом уедешь в Германию. В Гамбурге остановишься в отеле, поживешь несколько дней, пока не получишь на свое имя приглашение на приезд в Америку от некоей Эсфири Рубинчик из Нью-Йорка. Оформишь в Гамбурге «нансеновский» паспорт, купишь билет на Трансатлантический лайнер и поплывешь в Новый Свет. В Нью-Йорке никуда не спешишь, живешь в недорогом отеле, гуляешь и смотришь, нет ли к тебе повышенного интереса со стороны американской полиции.
– Извините, а с Эсфирью надо встречаться?
– В этом нужды нет. Растворившись в огромном Нью-Йорке, ты, не привлекая к себе внимания, уезжаешь поездом на юг в штат Техас, откуда переправляешься в Мексику. Граница между Северо-Американскими Соединенными Штатами и Мексиканскими Соединенными Штатами не охраняется. Надо лишь заплатить проводникам. В Мехико ты восстановишь собственные подлинные документы, возьмешь билет на пароход до Кубы, а из Гаваны плывешь в испанский порт Барселону, где мы встретимся.
– Извините, а нельзя ли из Германии в Испанию через Францию проехать, ведь будет ближе, чем дважды океан пересекать?
– Ты права, Саша! Через Францию ближе. Кто же спорит? Но через Мексику безопаснее, в нашем деле это важнее. В подлинные мексиканские документы ни один испанский полицейский нос совать не будет. А приезжающих из Франции будут тщательно «обнюхивать».
Проводив радистку в дальний путь, Тихонов отправился в Барселону пароходом из Гамбурга по немецким документам на имя Эрнста Вальтера. Его путешествие окончилось благополучно, такого же результата он ожидал от непростого вояжа Саши. Но переживал, понимая, что на бумаге планы бывают гладкими, а жизнь потом преподносит сюрпризы. С дороги девушка по инструкции передала три сигнала, извещавшие, что этапы в Гамбурге, Нью-Йорке и Мехико она преодолела. Руководитель терпеливо ждал, когда в Барселону прибудет её судно из Гаваны.
Не совсем простым оказался для Тихонова диалог с «Ферзем». Они встретились в Барселоне, как и условились. Именно в этом городе, где «Ферзю» приходилось часто бывать по заданию Канариса, советская разведка решила оборудовать радиоквартиру для связи с Центром. Когда Тихонов сообщил, кого назначили радистом, его собеседник выразил явное неудовольствие:
– Неужели в Москве не нашлось для меня опытного радиста-мужчины? Мы не где-нибудь в польском лесу с ней работать будем. Там, если не сработались, из Советского Союза можно быстро замену прислать. А здесь как быть, если она по неопытности ошибаться будет? Да вдруг женские капризы начнутся, мне, что заниматься её воспитанием? Нет, напрасно вы со мной этот вопрос не обсудили заранее…
– Хочу развеять ваши сомнения в отношении её кандидатуры. Сильвия – дисциплинированный человек, в разведку поступила добровольно и вполне осознанно. Отец и мать девушки были представителями левых партий и пострадали в борьбе с реакционерами. Мать попала в тюрьму, где умерла от чахотки. Отец привез дочь в Советский Союз, откуда был направлен на нелегальную работу по линии Коминтерна. Погиб. Девушка решила продолжить дело родителей и оказалась в наших рядах. Капризничать она не будет, совершенно точно. Я уверен, что Сильвия без колебаний выполнит все указания Центра и ваши, как её непосредственного руководителя. Что касается подготовки по специальности радиста, то во время учебы она показала высокие результаты и стала настоящим профессионалом. Как радист она для многих мужчин может стать недосягаемым примером. Вы убедитесь в этом довольно быстро. И, наконец, важным фактором для нелегальной работы в Испании является то, что она – натуральная испанка, говорит и жестикулирует, будто всю жизнь прожила в Картахене. Документы у неё подлинные, а не изготовленные в нашей лаборатории. Комар носа не подточит, как говорят в России. Так что не беспокойтесь насчет своей помощницы.
«Ферзь» не стал продолжать спор и замолчал, но по лицу было заметно, что он не избавился от сомнений в отношении кандидатуры радистки. Тихонов решил сменить тему беседы и перешел к опросу разведчика о выполнении поставленных задач. «Ферзь» передал ему фотопленку, на которую были отсняты чертежи образцов морского оружия, разработанных конструкторами Италии, Франции. А в Испании были отсняты кадры, как для Германии налажено производство торпед.
– Удалось ли вам получить новые сведения о строительстве боевых единиц флота Германии на иностранных верфях? – уточнил руководитель.
– Я уже докладывал, что Испания намерена строить подводную лодку по германскому проекту. Но новых заказов не будет, – ответил разведчик. – Объясню, почему. Обстановка в Германии меняется: распалась «Веймарская коалиция», социал-демократы окончательно рассорились со своими политическими союзниками. Все большую силу набирает партия национал-социалистов во главе с Адольфом Гитлером. Избиратели поддерживают её, потому что видят реальную силу и верят обещаниям лидера, разуверившись в болтовне демократов. Недавно Канарис приезжал в Испанию и сообщил, что генералитет Рейхсвера и представители крупного капитала решили делать ставку на Гитлера, который способен возродить прежнюю Германию.
– В каком положении сейчас сам Канарис? – поинтересовался Тихонов. Он был рад, что сведения разведчика полностью совпадают с теми данными о положении в Веймарской республике, которыми располагает Москва.
– Он уже фрегаттен-капитан, старший помощник на линкоре «Шлезиен». Несмотря на довольно скромную должность, привлекается командованием для решения деликатных задач за границей, в частности, в Испании, где он продвигал проект строительства подводной лодки. Однако о его секретном задании каким-то образом пронюхали журналисты, которые подняли шум в газетах. Адмирал Эрих Редер, командующий германским флотом, запретил ставить Канарису секретные или политические задачи, поскольку дело запахло непрофессионализмом. Но Вильгельм не унывает, считая, что журналистам про него рассказал кто-то из офицеров-завистников. В недавний приезд заявил, что делал и будет продолжать делать все необходимое для строительства большого флота Германии. Тем более что скандал в газетах не очень повредил ему: подготовлены документы на присвоение следующего звания капитан-цур-зее, первого ранга по-нашему.
– А ваша связь с Канарисом никаким образом не засветилась в прессе после скандала?
– Нет, Вильгельм весьма щепетильно подходит к сохранению в тайне своих контактов с доверенными лицами. Я бы не стал бросать в его адрес обвинения в непрофессионализме. Никаких сведений о его знакомствах в Испании в газеты не просочились, хотя журналисты везде вынюхивали не хуже настоящих ищеек.
Они расстались, договорившись о следующей встрече после появления радистки. Приход судна ожидался через неделю.
И вот они с Сашей пришли на конспиративную встречу с «Ферзем». Его крупный нос мрачно нависал над сжатыми тонкими губами, что свидетельствовало о том, что разведчик до сих пор не избавился от негативного отношения к будущей помощнице, которую совсем не знал и всячески сторонился. Тихонов надеялся, что Саша спасет положение. И не ошибся.
Для молодой разведчицы, которая дала себе клятву посвятить жизнь тайной, опасной, но крайне необходимой деятельности, встреча с будущим коллегой, который пятнадцать лет находился на нелегальном положении и выполнял сложные задачи Центра, было чем-то вроде долгожданного свидания с кумиром девичьих грёз. Даже суровый неприветливый вид, видимо, был для неё чем-то естественным в этом необычном человеке, и совпадал с её представлениями о его образе.
Девушка с таким почтением смотрела на незнакомца, при этом её выразительные глаза искренне были полны уважения и приязни, что угрюмость «Ферзя» по мере знакомства уходила, уступая место покровительственной улыбке.
Они сработаются, понял Тихонов и решил, что можно возвращаться в Москву.
4
В Москве регулярно получали из Барселоны шифрованные радиограммы, содержание их в основном касалось обстановки в Германии и раз от раза становилось всё тревожнее:
«31 октября 1931 года партии германских национал-социалистов и правых националистов объединились и создали единый блок. Левые партии – социал-демократов и коммунистов наоборот не могут найти точек соприкосновения и теряют голоса избирателей».
«31 июля 1932 года на выборах в Рейхстаг национал-социалистическая партия Гитлера набрала большинство голосов и стала самой крупной партией в парламенте».
«28 января 1933 года рейхсканцлер Германии Курт фон Шлейхер заявил о своей отставке. 30 января 1933 года Адольф Гитлер стал рейхсканцлером, что фактически означает, что Веймарской республики больше не существует. Командир линкора «Шлезиен» капитан-цур-зее Канарис телеграммой сообщил, что он, его экипаж и многие морские офицеры поддерживают приход к власти в стране Адольфа Гитлера, который намерен создать в Германии могущественный флот. В публичных выступлениях Гитлер заявляет о необходимости ремилитаризации Рейнской области, ликвидации «Польского коридора», возвращении Мемеля, аншлюсе Австрии, присоединении Судетской области, возвращении заморских колоний Германии. Высшие чины армии и флота – на его стороне».
«В ночь на 30 июня 1934 года в Берлине прошла так называемая «Ночь длинных ножей», операция, в ходе которой сторонники Гитлера физически уничтожили лидеров германских штурмовых отрядов. Бывший соратник Гитлера вождь штурмовиков Эрнст Рем расстрелян. Лидер национал-социалистов выполнил требование генералитета, поддержанное представителями крупного капитала, и выбрал союз с армией».
В начале 1935 года от «Ферзя» пришла шифровка, которая привела к разбирательству у начальника управления и большому нагоняю в адрес Тихонова. В ней сообщалось:
«В конце декабря 1934 года в Барселоне появился Канарис и тайно встретился со своими испанскими визави. Перед вылетом в Берлин вызвал на встречу меня и сообщил, что со дня на день будет утвержден в должности начальника отдела контрразведки (абвера) имперского министерства обороны. Прежний начальник капитан-цур-зее Патциг подал в отставку из-за конфликта с рейхсфюрером СС Гейдрихом. Командование ВМС в лице адмирала Редера постаралось сохранить пост за морским ведомством и выдвинуло на него Канариса, несмотря на случавшиеся между ними конфликты. На встрече со мной Канарис заметно важничал. В разговоре сначала предложил занять любой пост в абвере, однако, обсчитав «за» и «против», снял свое предложение. Ему показалось важнее сохранить мои возможности в секрете от своего нового служебного окружения. Они могут понадобиться мне лично в любую минуту, сказал Канарис на прощание. Это – его стиль работы».
Шифровка лежала на столе у Берзина, когда Тихонов пришел к нему. Следом вошел новый заместитель начальника Разведупра Артур Христианович Артузов, которого в связи с возрастанием роли военной разведки перевели из ИНО ОГПУ на усиление руководства из-за опасности новой войны в Европе.
Ян Карлович постучал пальцем по бланку шифровки и, обращаясь к Тихонову, укоризненно сказал:
– Полюбуйтесь! Наш источник находится в тесном контакте с начальником военной контрразведки Германии, а мы сидим в Москве, сложа руки. Владимир Константинович, мы с вами давно говорили о том, что этого Канариса следовало вербовать. Помню, вы мне возразили, что нет мотива для вербовки, сложно создать вербовочную ситуацию. Ситуацию надо было создавать! К примеру, продумать угрозу компрометации, чтобы напыщенный немец заметался в поисках выхода. Может, еще что-то… Но обязательно думать на перспективу и работать на успех, тогда бы мы вам сейчас аплодировали, а не разводили руками от сожаления об упущенных возможностях. Теперь Канариса не ухватишь, каждый шаг его контролируется этим самым рейхсфюрером Гейдрихом.
Тихонов решил объяснить свою позицию:
– Ян Карлович, назначение Канариса произошло в результате странного стечения обстоятельств, которого не ожидал никто, в том числе и он. До поры до времени это был хорошо информированным флотским офицером, не более того. Мог бы стать адмиралом, тогда уровень его информированности возрос, а рядом с ним пребывает наш источник. Вот максимум, на что можно было рассчитывать еще полгода назад…
– Надо стараться просчитывать все возможные и невозможные варианты, ведь мы не где-нибудь в торговой конторе, а в агентурной разведке служим! Плохо, товарищ Тихонов, плохо. Выговор вам за низкую активность в работе. Теперь надо думать, как улучшить наше положение. Что если поставить «Ферзю» задачу по внедрению в кадры абвера? Протеже Канариса мог бы занять хорошие позиции в этой секретной структуре…
В разговор вступил Артузов:
– Вот тут я возражаю. Как только человека со стороны возьмут в кадры секретной службы, начнется его проверка по всем направлениям. Возрастет угроза провала «Ферзя», который сейчас хорошо законспирирован и имеет связь с Центром. А главное, пользуется доверием Канариса, который продолжает использовать его в собственных интересах и информирует по широкому кругу вопросов. Для нас это ценно!
Расстроенный Тихонов с работы ушел поздно. Вроде бы и понятно: к тому, кто ничего не делает, вопрос всего один, а к тем, кто работает, вопросов всегда много. И на Берзина обижаться не хотелось, потому что ему самому у наркома Ворошилова то и дело «трёпку» задают. Но настроение у разведчика было скверным.
Дома, садясь за стол, он спросил:
– Наташа, где у тебя наливочка вишневая? Поставь-ка на стол.
– Володенька, что это ты? Вроде, не праздник? – удивилась жена.
– Праздник - не праздник, а для здоровья пару стопочек – то, что надо!
После ужина хотелось спокойно посидеть, поговорить. Павлик спал. К столу подошла Ольга Антоновна, читавшая у себя в уголке, и неожиданно спросила:
– Сынок, ты знаешь, что Павлик, будущим летом после окончания семилетки в Ленинградский морской техникум поступать собрался?
– Вот это новость!
– Да, будет учиться, а жить у меня дома. И я с ним поеду, мне Питер уже по ночам снится. У вас в Москве хорошо, а дома – лучше!
Новостей в наступившем 1935 году оказалось хоть отбавляй.
В феврале на общем партийном собрании Разведупра неожиданно выступил Берзин. Он сообщил, что на днях в военной разведке произошел крупный провал: за границей были одновременно арестованы несколько сотрудников центрального аппарата. Вину за случившееся Ян Карлович взял на себя и сказал, что подал рапорт об освобождении от должности начальника Управления. Вскоре он уехал служить на Дальний Восток в Особую Краснознаменную Дальневосточную армию, которой командовал герой Гражданской войны Василий Константинович Блюхер.
Вместо Берзина в апреле на должность начальника военной разведки назначили Семена Петровича Урицкого. Ему Тихонов докладывал очередную шифровку от «Ферзя»:
«16 июля 1935 года германский генералитет назвал «Историческим днем», так как Гитлер объявил об отказе от выполнения «военных статей» Версальского договора и назначении первого призыва новобранцев в армию, которая должна прийти на смену профессиональному Рейхсверу».
Новый руководитель в свойственной ему грубоватой манере распорядился:
– Ты поставь своему человеку задачу, чтобы он добился получения сведений о том, как в абвере работают против Советского Союза. В конце двадцатых годов я встречал офицеров с ихнего абвера, тогда мы друзьями были. А в позапрошлом году в командировке в Германии находился, они нос в сторону воротили от наших. И подглядывали за нами. Значит, работу ведут. Вот твой пусть и узнает, какую работу они ведут!
Обстановка в Разведупре месяц за месяцем ухудшалась: Семен Петрович по всем вопросам оперативной работы пребывал в контрах со своим заместителем Артузовым. Назревал раскол и в среде оперативного состава, потому что люди, работавшие с Берзиным, пришедшие с Артузовым и с Урицким начали скрытно враждовать друг с другом. Тихонову ситуация очень не нравилась.
В начале осени пришла другая новость: постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 22 сентября 1935 года вводились персональные военные звания начальствующего состава РККА и утверждалось положение о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА. В первую очередь форму с новыми знаками отличия выдали в управлениях Главного штаба.
Тихонов появился дома в новом синем шерстяном кителе с четырьмя золотыми шевронами и звездочкой на каждом рукаве. К нему подошел Павлик, заметивший изменения, погладил пальцами шевроны и спросил:
– Папа, ты теперь кто?
– Капитан второго ранга.
– А раньше кем был?
– Военмором штатной категории К8, что означает «помощник командира полка и ему равные».
– Понятно. Папа, капитан второго ранга кому равен в пехоте или кавалерии?
– Капитан второго ранга приравнивается к полковнику, а капитан первого ранга – к комбригу.
– О, папа, ты как полковник. Здорово! А когда тебе капитана первого ранга присвоят?
– Э-э-э, не раньше, чем через шесть лет, если буду служить хорошо. Тебе тогда уже двадцать лет будет.
– А тебе, папа, сколько будет?
– Пятьдесят!
Павлик в четырнадцать лет внешне выглядел заметно повзрослевшим молодым человеком, и Тихонов смотрел на сына с одобрением. Они с Наташей уже свыклись с мыслью о том, что через год парень поедет в Ленинград осуществлять мечту – учиться на моряка-полярника. Правда, в школе он не блистал успехами, но родители получили хороший козырь, чтобы повлиять на повышение успеваемости сына в связи с подготовкой к поступлению в морской техникум. Больше всех радовалась перспективе бабушка, которая мечтала о том, что скоро уедет с внуком в родной город на Неве.
Насчет возвращения Ольги Антоновны в Питер у сына имелись некоторые опасения. После убийства Кирова в Ленинграде начались репрессии против «бывших» – тех представителей русского дворянства, кто остался в живых после трагедии революции и Гражданской войны. Их по обвинению в антисоветской деятельности семьями арестовывали и отправляли в лагеря или на переселение в отдаленные районы страны. Тихоновы по происхождению тоже относились к гонимому ныне дворянскому сословию. До поры до времени об этом никто не вспоминал, но обвинения могли прозвучать и в их адрес.
В стране начались политические судебные процессы. Газеты писали о раскрытии так называемого «кремлевского дела», в рамках которого группу служащих правительственных учреждений арестовали и судили по обвинению в создании террористической группы, готовившей покушения на руководителей государства. Кроме того, шла расправа с известными партийными деятелями во главе с А.Г. Шляпниковым, обвиненными в создании контрреволюционной организации – группы «рабочей оппозиции». «Революция пожирает своих детей», – отложив газету, вспомнил Тихонов слова, сказанные перед казнью знаменитым деятелем Французской революции Жоржем Дантоном.
Ухудшалась обстановка и в мире. В первом сообщении 1936 года «Ферзь» информировал, что в Испанию тайно поступает оружие из Германии. В деревянных ящиках с надписью «Картофель», доставленных в порт Барселону грузовым пароходом, лежали винтовки и патроны. Контрабандой оружия занималась вполне мирная германская фирма «Вильгельм Тойберт Виндкрафт Централе», которая занималась строительством ветряных мельниц в Испании. «Ферзю» было известно, что руководство фирмы имело связи с абвером. Тему поставок оружия с Канарисом не обсуждали, однако разведчик, анализируя ситуацию, сделал вывод, что винтовки тайно завозят в страну для заговорщиков. Из разных источников ему было известно, что представители испанского генералитета готовят мятеж против законного правительства республики. Эмиссары заговорщиков зачастили с визитами в Рим к Муссолини и в Берлин к Гитлеру, чтобы получить согласие на поддержку. Тайная операция абвера по доставке оружия в Барселону свидетельствовала о том, что поддержка будет оказана.
Размышляя над полученным текстом, Тихонов чувствовал, что Канарис энергично взялся за любимое дело – организацию тайных операций. На кораблях и в морских штабах, где он служил прежде, ему не хватало простора для деятельности изощренного ума. В абвере он нашел себя. Помимо сугубо контрразведывательной деятельности, Канарис, получивший погоны контр-адмирала, все глубже уходил в сферу разведки. Любимая Испания для него становилась испытательным полигоном, но амбиции поведут этого авантюриста дальше. Тень абвера раскинется не только над Европой.
19 июля Урицкий вызвал Тихонова и, не предлагая сесть, по-кавалерийски с места в карьер поставил задачу:
– Знаешь, какая в Испании каша заваривается? Вижу, что знаешь. Материалы все читаешь. Твой «Ферзь» делал правильные выводы, которые подтвердили другие источники, а теперь они совпали с реальными событиями. Быстро сдавай дела и оправляйся на Центральный аэродром, там самолет готовится к вылету в Одессу. Пароходом из Одессы поплывешь в Испанию. Поступишь в распоряжение нашего военного представителя в полпредстве СССР.
Тихонов спросил:
– Разрешите домой заехать собраться?
Но начальник только отмахнулся:
– Какое домой! Время на минуты считаем. Жене записку напиши, что на Дальний Восток в долгую командировку уезжаешь. Шофер передаст ей в руки. Пусть не волнуется. А сам – бегом, одна нога здесь – другая там, чтобы через неделю я получил твой доклад из Испании!
5
В мирной Барселоне, куда пришел пассажирский пароход из Одессы, Тихонов заметил следы недавних уличных боев. Листы фанеры вместо выбитых стекол в витринах магазинов, посеченные пулями стволы деревьев, перевернутые рекламные тумбы в центре города. Картина знакомая по Мюнхену 1923 года, вспомнил он, направляясь на встречу с «Ферзем». Её назначили в верхней части города, в Побле Эспаньол или «Испанской деревне», архитектурном ансамбле, состоящем из построек всех частей Испании. Обычно одно из посещаемых мест города в этот раз выглядело почти безлюдным.
На узкой улочке из припаркованного «фиата» вышел «Ферзь», одетый неброско, чтобы не выделяться на фоне многочисленных городских служащих. Разведчики, разговаривая по-немецки, заглянули в маленькое пустое кафе и заказали кофе.
– В машине осталась Сильвия, она у меня и за шофера, и за телохранителя. С пистолетом – повсюду. Оружие любит настолько, что не расстается с ним и ночью, прячет под подушку, – начал разговор «Ферзь».
– Вам ведомо, что именно она кладет под подушку? – иронично спросил Тихонов.
Собеседник деланно поперхнулся, поднял глаза, улыбнулся и тихо ответил:
– Она хорошая девушка. Мне нравится. И как к радисту нет никаких претензий. Но об этом довольно. Лучше о том, что здесь происходило несколько дней назад.
– Да, смотрю, в городе бои шли. Я неделю без новостей на судне жил. Что же здесь случилось?
– 19 июля в Барселоне должна была начаться международная Спартакиада, которую взялись организовать одновременно с Олимпийскими играми в Берлине те страны, которые не захотели собираться в гитлеровской Германии. Приехали многочисленные команды из Франции, Польши, других стран. 22 страны-участницы – это хорошее представительство. Даже немцы-антифашисты прибыли. Туристов много собралось. Но 17 числа начался мятеж военных против правительства, офицеры вывели солдат из казарм с целью захвата города. Верная властям полиция решила разогнать мятежников и открыла стрельбу на улицах. Вместо соревнований начались бои, туристы и спортсмены быстро разъехались. Но не все. Немцы создали так называемую «центурию», которая сыграла ключевую роль в разгроме мятежников. В столице Каталонии мятеж не прошел, но, к несчастью, в Сарагосе, Теруэле, Уэске и некоторых других провинциальных городах верх одержала взбунтовавшаяся армия. Недалеко от города образовался фронт, где идет борьба с мятежниками. Уже много жертв, особенно среди мирного населения.
– Германия оказывает помощь мятежникам?
– Самую непосредственную. Позавчера в Барселону прилетал Канарис. Мы собрались на вилле одного из его друзей. Адмирал сообщил, что абвер продолжает операцию по снабжению мятежников оружием и боеприпасами. Меня подключил к ней. Намечается переброска танков и самолетов. Первые бомбардировщики «Хейнкель-111» и «Юнкерс-52» с немецкими летчиками в кабинах уже садятся на испанских аэродромах, захваченных мятежниками. В масштабах всей Германии за помощь испанским генералам-мятежникам отвечает ведомство Геринга. Из Марокко на транспортных «юнкерсах» собираются перебросить туземные части, готовые идти в бой против правительства. Активизировалась военная помощь из Италии.
– Понятно. Обо всем своевременно докладывайте в Центр. Еще хотел спросить, как здесь прижилась Сильвия?
– Прекрасно. Чувствует себя как рыба в воде. Испанцы воспринимают ее как свою. По вечерам она часто поет в городских концертах. Голос – замечательный. Набирает учеников, занимается с ними и готовит по вокалу. Так что все в порядке.
Тихонов пожелал успеха и распрощался. Его ждала новая встреча.
Утром следующего дня он сошел с поезда в Валенсии, где должен был находиться советский генерал Гришин, главный военный советник правительственных войск. Военный штаб в центре города удалось найти быстро – в его сторону ехало множество военных грузовиков, шли пешие группы людей с оружием. У штаба стоял броневик, вход охраняли часовые. Тихонов подошел к ним и поздоровался по-испански:
– Salud, camarade!
Услышав в ответ «Salud», сказал по-немецки, что ему нужен генерал Гришин. Часовой ткнул его пальцем в грудь и что-то спросил. Пришлось показать немецкий паспорт. В этот момент в штаб входил высокий черноволосый военный в испанской форме, который лицом очень напоминал майора Мамсурова из Разведупра в Москве. Он внимательно посмотрел на Тихонова, легонько подтолкнул его вперед и сказал часовому:
– Генерал Гришин!
Часовой отдал честь и отошел в сторону со словами:
– Si, senior Ksanti!
Вдвоем они молча поднялись на второй этаж, где было много военных и гражданских, стоял многоголосый гул, висели клубы табачного дыма. Лишь войдя в кабинет, хозяин которого склонился над картой, «сеньор Ксанти» прервал молчание и произнес по-русски:
– Знакомого встретил, товарищ Гришин!
Присмотревшись, Тихонов понял, что перед ним стоит бывший начальник Управления. Сделав шаг вперед, он сказал:
– Здравия желаю, Ян Карлович! Капитан второго ранга …
– Тихо, тихо, товарищ Вальтер, – прервал его Берзин. – Нет здесь тех, кого вы называете. Есть Гришин, есть Вальтер, есть Ксанти и все! Молодец, хорошо, что приехал! Дел полно.
Тихонов передал информацию, полученную от «Ферзя». «Генерал Гришин» поморщился:
– Опередили фашисты. Ничего, мы наверстаем! В СССР готовятся оказать военную помощь республиканской Испании. Скоро пойдут корабли, полетят самолеты с оружием для наших. В испанских морских портах приемом и распределением по фронтам будете ведать вы, товарищ Вальтер. Со дня на день ожидаем прибытия из Москвы советника по военно-морским вопросам. Познакомитесь и будете взаимодействовать. А пока вам предстоит выполнить мое задание. Вот его суть. На Мадрид наступают войска мятежников под командованием генералов Мола и Франко. У защитников-республиканцев сил очень мало. В то же время в тылу у мятежников начинают действовать партизанские отряды. Они разрознены, но если их вывести на линию обороны, то под общим командованием партизаны составили бы силу, способную противостоять генералам. Сегодня в Мадрид едет товарищ Ксанти, он – царь и бог диверсионной работы в тылу врага. Вместе вам предстоит выехать на фронт, и пока он будет взрывать мосты на пути наступающих колонн, вы свяжетесь с командиром партизанского отряда в районе Эль-Эскуриала и убедите его выдвинуться на общий фронт с врагом. Они могут поверить только советскому командиру. Вы ведь французским владеете? Значит объяснитесь. Действуйте!
Через день они с «Ксанти» расстались на дороге из Мадрида в сторону фронта. Перед уходом подрывник сообщил, что следующим утром часов в десять на западе раздастся несколько мощных взрывов: их следует учесть в качестве аргумента в нелегком разговоре с партизанами.
Видавший виды «опель» с простреленной крышей и снятыми передними крыльями неторопливо двигался по пыльной дороге. Шофер, судя по произношению чех, с грехом пополам, но весело изъяснялся по-русски:
– Где здесь фронт, сам черт не знает, может быть уже у нас за спиной. Через пару километров у маленького селения ожидает проводник. Если напоретесь на фашистские патрули, убеждайте их, что вы – немец. Это единственный способ избежать пули в затылок. Я спрячу машину и буду ждать там же, где высажу. Если после возвращения окажется, что фашисты захватили селение, машины вы не найдете, а мой труп вам и не понадобится. А если нет, то – нет!
– Откуда вы русский знаете?
– В войну три года был в русском плену, – хохотнув, сообщил шофер. – Вот и селение. Вот проводник. Ни пуха, ни пера!
Проводник в крестьянской одежде с холщовой сумкой через плечо предложил Тихонову набросить поверх одежды одеяло с дыркой для головы: в горах было прохладно. Покрывало оказалось теплым и удобным. За последним домом, сложенным из плохо отесанных камней они пошли по едва заметной тропинке. Повернув, начали углубляться в покрытую пожелтевшей травой неширокую долинку, извивающуюся меж холмов. По ней бродили козы и овцы. Через час проводник свернул с тропы и взял вправо к крутому склону, поросшему сухим, колючим кустарником. Так, то поднимаясь, то опускаясь, шли еще час, пока не оказались на поперечной пыльной дороге, вьющейся по дну ущелья. Впереди в серой скале, едва различимо виднелось что-то вроде входа в пещеру. Проводник показал жестом, что можно сесть, достал из сумки плетеную флягу с вином, хлеб с сыром и предложил перекусить.
Пока ели, из пещеры вышли несколько вооруженных крестьян и жестами велели Тихонову следовать за ними. В пещере у костра сидели четыре человека. Один из них, энергичный худощавый испанец, встал, поздоровался и спросил Тихонова по-французски, есть ли карта. Карта имелась, партизаны ее расстелили и при отблесках огня в костре стали рассматривать, громко обмениваясь репликами. Тихонов сказал, что их помощь нужна на фронте, там нельзя позволить фашистам одержать победу. Все замолчали, а старший сказал, что утром отряд будет у линии фронта, в точке, отмеченной на карте крестиком. К удивлению Тихонова переговоры быстро и успешно закончились, можно было возвращаться.
К «опелю» вернулись в полной темноте. Через пару минут возле машины появился шофер, и они поехали к точке встречи с партизанским отрядом. Поутру, когда отряд, насчитывавший две сотни бойцов, оказался в нужном месте, с запада донесся грохот взрывов. Тихонов сказал, что это – салют в их честь. Командир отряда поднял сжатый кулак в знак одобрения. Вскоре партизаны заняли свое место в боевых порядках защитников Мадрида.
В столице было очень спокойно, несмотря на близость фронта. Тихонов зашел в ресторан на площади рядом с советским посольством и велел принести крестьянского вина и жареного мяса.
За соседним столом обедали русские. Один из них, с шапкой седеющих волос и знакомым по газетам лицом, проникновенно говорил:
– В стране, где на шесть солдат приходится генерал и на десять человек – сутана, попы и генералы подготовили мятеж. Министры из профессоров ничего не видят и ничего не делают. Сила на стороне заговорщиков. Народ безоружен. Рабочие разъединены. Крестьяне не организованы. Армия в руках аристократического офицерства. Зреет международный заговор против Испанской республики. Фашизм точит нож. Ликторский пучок и паучья свастика плывут в грозных облаках над оливковыми плантациями Андалусии и виноградниками Кастилии…
Тихонов, не спавший три ночи, прислонил голову к стене, услышанные слова ему понравились, он хотел что-то спросить, но вдруг провалился в забытье. Когда резко тряхнув головой, сбросил оцепенение, соседей уже не было, официант убирал пустой стол. В памяти всплыло имя говорившего – писатель Илья Эренбург.
В Испании оказалось довольно много советских людей. С одним из них – капитаном второго ранга Николаем Кузнецовым, главным военно-морским советником республиканцев, Тихонов вскоре познакомился в Картахене. В удобном морском порту, защищенном от волн искусственным молом, они приняли первый советский пароход «Комнэчин», прибывший из Феодосии и доставивший оружие: гаубицы, гранатометы, снаряды, винтовки, патроны. В вечернем сумеречном свете пароход казался исполином, за его силуэтом виднелись мачты военных кораблей, стрелы портальных кранов, очертания зданий судостроительного завода и арсенала. Для моряков, Кузнецова и Тихонова, море было родной стихией, и они спокойно выполняли привычные задачи. Следом первым пароходом из Одессы пришел транспорт с истребителями И-15, которые сопровождали советские летчики и авиационные техники. И, наконец, 14 октября 1936 года у причала встал пароход «Комсомолец», доставивший 50 танков Т-26, которые давно ждали на фронте под Мадридом.
В Европе действовал международный запрет на поставки оружия в воюющую Испанию. Поэтому каждое прибытие морских транспортов из СССР приходилось маскировать. В то же время Германия и Италия открыто снабжали мятежников оружием, не обращая внимания на запреты. При этом агентура Канариса в испанских морских портах была начеку и информировала шефа об активности русских. В качестве ответной меры Германия и Италия направили подводные лодки к побережью Испании с задачей не пропускать советские суда.
Бурная деятельность Канариса не прошла мимо внимания «Ферзя», который долго ругался, когда узнал, что германские подводные лодки, благодаря усилиям адмирала, снова начинают пиратствовать в международных водах. Он заранее предчувствовал такое развитие событий. Шифровкой в Центр разведчик сообщил о действующей в испанских портах германской агентуре и об угрозе подводных атак.
Полученные сведения Тихонов передал Кузнецову, предупредив его о необходимости усилить бдительность.
– Удобно, когда разведка рядом и может предупредить об опасности, – с улыбкой поблагодарил Николай Герасимович коллегу за нужную информацию.
Вскоре она пригодилась для большой операции. В Феодосии под погрузку пришел крупный испанский транспорт «Альдекоа». В его огромные трюмы опускали танки, а также ящики с разобранными самолетами, боеприпасами, минами, военной амуницией. Для маскировки на случай международного досмотра сверху на военные грузы укладывали ящики с продуктами, одеждой, сельскохозяйственным инвентарем. Когда тяжелогруженое судно выходило из советского порта, в адрес Кузнецова, работавшего в Испании под псевдонимом дон Николас Лепанто, полетела шифровка с датой прихода в Картахену. Николай Герасимович связался с испанским военно-морским командованием, которое оставалось верным республике, и договорился о выделении эсминцев для сопровождения транспорта в открытом море. Капитан «Альдекоа» вел судно вдоль африканского берега, подальше от привычных судоходных маршрутов. В точке рандеву его встретили республиканские эсминцы, которые благополучно привели пароход в Картахену. Германские и итальянские подводные волки не решились напасть на судно с таким эскортом.
Советская военная разведка успешно противостояла абверу.
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================