Зачем всё это:
Предыдущая серия:
Октябрь 1503 года. Берег реки Сорки в 15 километрах от города Кириллов, Московское государство.
Крепенький 70 летний старик в старой рясе стирает одежду в реке. Камера показывает его руки, красные от холода. Из леса к реке выходит крепкий статный монах 30 с небольшим лет.
Монах: Доброго здоровья, преподобный Нил! Благослови путника!
Нил (откладывая стирку и благословляя): И ты будь здоров, княже!
Монах (удивлённо поднимает голову): А откуда, преподобный, ты ведаешь, что я княжеского роду?
Нил: Ну а ты откуда знаешь, что меня Нилом кличут?
Монах (в искреннем изумлении): Так кто ж в Белозерье не знает преподобного Нила Сорского?
Нил: Дык и я не всю жизнь в скиту сижу. Кто ж на Руси не знает князей Патрикеевых. Отец твой, Иван Юрич Гвоздь, до опалы наместником московским был и первым боярином у племянника своего двоюродного, у государя нашего Ивана Васильевича.
Монах: Верно говоришь, преподобный. Да только нет боле князя Василия Иваныча Патрикеева. Инок Вассиан я.
Нил: А коли ты инок, а не князь, зачем сюда из монастыря прибёг?
Вассиан: Повидать тебя, преподобный, да совету твоего спросить.
Нил: А на кой тебе мой совет?
Вассиан: Говорят, ты людей насквозь видишь.
Нил: И ты веришь, что люди брешут?
Вассиан: Верю!
Нил: А коли веришь, почто врёшь мне в глаза? (Вассиан отводит взгляд) Не за советом ты ко мне пришёл. Прознал ты от игумена, что я в Москве был на Церковном соборе, что государя видел и говорил с ним. Не инок Вассиан пришёл ко мне, а князь Патрикеев.
Вассиан: Прости, преподобный! Не тебя обмануть пытался, сам себя обманывал.
Нил: Хочешь совета моего? Прими постриг свой насильственный и смири гордыню. Ты был и в почёте, и в славе, но стал ли ты счастливее от этого? Оглянись княже. Богу ли ты служишь в стенах монастыря? (переводя тему) Есть хочешь? Только сухостою бы надо…
Вассиан молча достаёт из-за пояса топор и, играючи размахивая им, срубает несколько толстых сучьев сухого дерева. В следующем кадре трещит костерок на песке у реки, у кромки воды торчат две простенькие удочки. Нил греет руки у костра, Вассиан возится над котелком. Он пробует варево, довольно хмыкает и разливает его в миски.
Вассиан: Монахи в монастыре бают, что ты, преподобный, на Соборе речи говорил, и те речи до сих пор по всем монастырям обсуждают. Бают, с игуменом Успенского монастыря, что в Волоке Ламском, с Иосифом языками зацепился и в пух и прах разнёс его.
Нил (хлебая из миски): А сладка ли ушица, Вассианушка?
Вассиан: Сладка с устатку-то.
Нил: А знаешь, почему ушица сладка? (Вассиан вопросительно вскидывает брови) Потому как ты трудом своим её добыл. А монастыри ноныче землёй владеют с крепостными. Холопы пашут, а монахи в праздности жизнь проводят. Но разве Господь наш, Иисус Христос, владел угодьями с холопами? И разве не ему, Господу нашему, должны уподобляться мы? Ибо сказано в писании: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь.
Вассиан (внимательно слушает): Чудно ты глаголишь, преподобный. Вроде чудно, а праведно.
Нил: Вот так я Иосифу и сказал на Соборе в присутствии государя. И тебе вот теперь говорю. Прими свой постриг насильственный. Будучи князем в силе много ты доброго сотворить мог, ан не смекнёшь никак, что иноком ещё больше сотворить можешь. Однако темнеть скоро начнёт, а путь до монастыря не близкий. Ступай, Вассианушка, да помни мои слова. Реши для себя, кем в Москву вернуться хочешь – князем али иноком.
Вассиан: Благодарствую за слово твоё мудрое, преподобный! Ну прощай, авось ещё свидимся!
Вассиан идёт в сторону леса.
Нил (про себя): Свидимся, как не свидится. Только не скоро. И не на этом свете. Не торопись туда, Вассиан. Много дел у тебя теперь на земле грешной.
Ноябрь 1503 года. Замок Ла-Мота, Медина-дель-Кампо, Королевство Кастилия и Леон.
Ранее утро. В ворота замка въезжает карета, сопровождаемая стражей. Из неё выходит Изабелла I. Навстречу ей кидается Хуан Родригес де Фонсека, моложавый епископ 52 лет.
Де Фонсека: Мы с трудом нашли её, ваше величество! Она провела всю ночь у ночного сторожа. Ужасно замёрзла, но отказывается возвращаться в свои покои.
Изабелла: Она пыталась бежать?
Де Фонсека: Именно так. Требовала, чтобы ей открыли ворота, и даже пыталась перелезть через стену.
Изабелла: Неугомонная чертовка!
Заходит в помещение ночного сторожа. Там на койке сидит съёжившаяся от холода инфанта Хуана Кастильская.
Изабелла (де Фонсеке и сторожу): Оставьте нас! (строгим громовым голосом) Что ты вытворяешь, ме...вка! Меня подняли среди ночи, чтобы утихомирить тебя!
Хуана (изумлённо): Это ты???!!! Ты приказала не пускать меня к мужу?! Ты?!!! Мама… (последнее слово произносится протяжно-удивлённо в смысле «какая же ты тогда мать?») Ты не позволила мне уехать с ним… (заливается слезами).
Изабелла: Ты была на сносях! Мало мне, что ты Карла рожала посреди бала в туалетной комнате, так надо было ещё Фернандо родить где-нибудь в горах Наварры или на полях Прованса!
Хуана (давясь слезами и хлюпая носом): Я уже восемь месяцев как родила… Восемь месяцев я тут, одна… (навзрыд) Мама, я люблю его! За что ты разлучаешь нас!
Изабелла: Дура! Куда ты собралась? Ты подумала, как ты доберёшься в Нидерланды? У нас война с Францией!
Хуана (театрально): У вас война!!! Как мило! (зло на истеричной ноте) А вы меня спросили, когда начинали эту войну!? Ах ну да, как я забыла! Отцу же своих владений мало! Ему нужно столько, чтобы карты Арагона хватило три раза обернуть его целиком, прежде чем положить в гроб!
Изабелла: Прекрати! (отвешивает дочери звонкую пощёчину) Филипп прав, ты совсем ополоумела от своей ревности! Посмотри на себя, до чего ты опустилась! Разве так себя ведут приличные инфанты?
Хуана (с надрывом): Приличные инфанты??! А как они себя ведут мама? Может быть, они выскакивают замуж за соседских принцев, проникших к ним под видом купцов? А может, подделывают разрешение на брак от самого папы? Ведь так оно было, мама? Ты мне навязываешь свою волю! Но почему же сама ты обвенчалась с отцом вопреки воле дяди Энрике, нашего короля, между прочим?
Изабелла: Моего брата Энрике вся Кастилия называла Enrique el Impotente! Тоже мне великий специалист в делах любви!
Хуана (сбавляя тон): Любви? А что ты сама знаешь о любови, мама? Разве ты меня любила? (снова заводясь) Помнишь, как в детстве по твоему приказу меня подвешивали к потолку, а на ноги крепили грузила? Так их святейшество Томас Торквемада пытал еретиков! Даже сейчас ты держишь меня взаперти! В этом была твоя любовь, мама?
Изабелла (отчаянно): Я пыталась спасти твою душу! Обратить тебя к Богу!
Хуана (почти спокойно): А разве наш Бог также жесток к своим чадам, как ты была жестока ко мне? Я не хочу верить в такого Бога.
Изабелла (в сердцах): Езжай! Пусть Филипп сам вправляет тебе мозги! Неблагодарная тв...р! (выходит из комнаты и бросает де Фонсеке) Ворота больше не запирать!
Де Фонсека послушно кланяется.
Изабелла (фрейлине): Приготовьтесь к отъезду инфанты в Нидерланды.
Тот же день. Королевский дворец, Медина-дель-Кампо, Королевство Кастилия и Леон.
Изабелла входит в свой рабочий кабинет, где стоя у окна её ждёт Фердинанд II. Она устало садится в кресло. Фердинанд оборачивается и открывает рот, но супруга резко прерывает его.
Изабелла (раздражённо): Не начинай! Переписывать завещание я не буду! Не гоже младшим наследовать поперёк старшей! В конце концов, у неё есть ты!
Фердинанд (меланхолично): Кастильские кортесы никогда не признают меня королём.
Изабелла (воинственно): Это мы ещё посмотрим!
Фердинанд пожимает плечами и покидает кабинет. На выходе он сталкивается с нянькой, держащей на руках восьмимесячного мальчика.
Нянька (озабоченно): Ваше величество, а как же быть с инфантом Фердинандом? Неужто инфанта Хуана с собой его возьмёт? Ведь война же!
Фердинанд (наклоняется к мальчику и произносит задумчиво-вопросительно): Инфант Фердинанд?
Нянька (гордо): В честь вас назвали, ваше величество!
Мальчик тянет к нему руки и начинает хватать за нос, весело смеясь и гуля. Фердинанд вздрагивает и его холодное бесстрастное лицо неожиданно теплеет и расплывается в улыбке, но он тут же берёт себя в руки и лицо снова становится бесстрастным.
Фердинанд: Инфант останется. Я заберу его в Сарагосу.
Нянька (озабоченно): Но инфанта Хуана?
Фердинанд рукой показывает, что решение приято и разговор окончен.
Ноябрь 1503 года. Тронная крепость, Сучава, Молдавское княжество.
Стефан III Великий у себя в кабинете сидит в кресле у очага. Ему явно нездоровится. В кабинете несколько ближних бояр. Входит слуга.
Слуга: Княжич Богдан, господарь!
Стефан: Пусть войдёт…
Входит княжич Богдан, крепкий молодой человек 24 лет с длинными усами и уродливым шрамом через левый глаз, из-за чего глазница закрыта.
Богдан: Наши войска заняли Покутье, отец. Гарнизоны по новой границе я разместил. Поляки почти не сопротивлялись. Только несколько отрядов осмелились вступить с нами в бой, и были перебиты. Остальные ушли на север. Ты не здоров, отец?
Стефан: Я постарел и одряхлел. Что-то я подзадержался на этом свете.
Богдан: Не говори так, отец!
Стефан (в раздумье): Уже полвека прошло, как чума забрала Хуньяди. Влад Дракула тогда на радостях закатил пир… Сорок лет назад умер Кастриоти. Турки боялись его как огня и звали Скандербег – второй Александр Македонский. Так и не поймали его в горах Албании… Четверть века минуло, как от рук изменников погиб мой друг Влад Дракула. Нынешний господарь Валахии Раду - его племянник. Мы с Владом были почти ровесниками. Самыми молодыми из тех, кто встал на пути покорителя Константинополя Мехмеда Завоевателя. Он скончался 22 года назад. Мы так и не пустили его в Европу… А 13 лет назад венгры хоронили своего короля, сына Хуньяди - Матвея Ворона. Он был младше меня лет на пятнадцать…
Богдан: Я всё это отлично знаю, отец. К чему ты взялся мне летописи пересказывать?
Стефан: Я остался последним из того великого поколения. И не просто остался. Молдова никогда прежде не была столь могучей державой. Никогда прежде польские шляхтичи не бежали от наших воинов, опасаясь вступать с ними в бой.
Богдан: Так может пора бросить вызов Турции? Султану Баязиду далеко до его великого отца Мехмеда Завоевателя…
Стефан (жёстко): Нет! Турция слишком сильна, чтобы тягаться с ней. Я знаю, придёт время, когда мы вернём её янычаров обратно в Азию. Но не сейчас! И не одни! Для этого понадобятся силы всей Европы. Влад ненавидел род Хуньяди, причинивший ему много зла, но умел забывать о своей ненависти перед лицом общего врага. Пора всей Европе научиться забывать о внутренних распрях, иначе Польша, Германия, Московия и даже Франция исчезнут с лица земли как исчезли Сербия, Болгария, Босния. Вот тебе мой отцовский завет, живи в мире с соседями. Раду - великий государь, при нём Валахия расцвела. Держись его и вместе вы многого добьётесь, как когда-то мы с его дядей. И… позови этого… венецианца… Муриано… ну которого прислал Барбариго.
Боярин: Так он вчера помер, господарь!
Стефан (удивлённо): Как помер?
Боярин: Так болел венецианец…
Стефан: Что ж это за лекарь такой! Вместо того чтобы меня лечить сам заболел да помер. Пошлите с нашими торговцами посла в Венецию за новым лекарем. Заодно с новым дожем союз наладим. Барбариго то тоже помер. Только поторопитесь, а то пока лекарь до Сучавы доберётся, я сам помру. (сыну) А ты говоришь. Подзадержался я на этом свете. Вон даже лекаря своего пережил.
24 ноября 1503 года. Остия, Папская область.
В городской гавани стоит более десятка галеонов. Чезаре Борджиа в сопровождении нескольких телохранителей торопливо идёт по мосткам гавани и молодецки спрыгивает в ботик. Гребцы тут же отчаливают, и погружённый в свои мысли Борджиа даже не замечает, что телохранители сесть в ботик не успели и что-то кричат ему с берега. По верёвочному трапу Чезаре поднимается на борт флагманского галеона и спускается в каюту, где находится человек семь офицеров.
Чезаре (адмиралу): Всё готово к отплытию?
Адмирал: Да, ваша светлость!
Чезаре: Поднимайте якоря. Надо торопиться пока венецианцы не заняли все мои крепости. (поворачивается и видит незнакомого человека) Это кто?
Незнакомец (чётким голосом): Гонец от его святейшества папы Юлия! (Чезаре вопросительно смотрит на гонца) Его святейшество приказывает тебе, герцог Валентинуа, вернуть апостольскому престолу все города и крепости, незаконно удерживаемые тобой!
Чезаре в бешенстве ревёт: «Чтооооо?» и выхватывает меч. В тот же момент все офицеры в каюте обнажают мечи и направляют на Борджиа.
Гонец: В таком случае именем его святейшества вы арестованы. Адмирал, выделите мне сопровождение для доставки герцога Валентинуа в Рим.
14 декабря 1503 года. Йёнчёпинг, Датское королевство.
Небогатый постоялый двор. В комнате на простой койке лежит Стен Стуре. Его колотит озноб, лицо всё в капельках пота, он тяжело дышит. В комнату входят двое. Один из вошедших, поджарый мужчина 53 лет, сбрасывает плащ, под которым оказывается сутана.
Стуре (с трудом): Хемминг Гад, это ты?
Гад: Я, господин Стуре.
Стуре (постоянно прерываясь и переводя дыхание): Ты вовремя… Три года ты… бок о бок со мной… служил Швеции… дипломатом… полководцем… послужи теперь и мне… тем, кем я тебя сделал… епископом… слугой Божьим… (не давая Гаду возразить) Не спорь… это мои последние минуты… читай, Хемминг…
Гад начинает читать отходную молитву. Стуре постепенно затихает. Гад закрывает ему рукой глаза, потом даёт знак второму пришедшему с ним шведу. Тот подходит.
Гад: Помоги мне раздеть его…
Вместе они снимают с мертвого Стуре камзол.
Гад: Одевайся!
Швед (надевая одежды Стуре, недовольно): К чему весь этот маскарад?
Гад: Нам нужно выиграть время, пока шведы выберут нового регента. Если Король Ганс узнает о смерти Стуре, он нападёт сейчас, пока у нас нет признанного всей Швецией вождя. Ну-ка повернись. (швед оборачивается к нему) Похож! Только лицо надо прикрыть…
Швед: Тут-то все и догадаются!
Гад: Господин Стуре был болен. Ничего удивительного, что ему ещё нездоровится. Ну всё, пошли…
Они аккуратно берут тело и выносят его во двор, где прячут в санях под пологом. Потом заходят в трактир постоялого двора.
Гад (громко): Чернила и снапс, чёрт вас подери!
Проходя мимо трактирщицы, щиплет её за зад. Трактирщица разворачивается, и Гад обнимает её, целуя в шею и грудь. Затем отпускает, шлёпая по заду. Трактирщица приносит снапса и чернила. Гад что-то пишет, подзывая левой рукой: «Микаэль!» К столу подходит Микаэль.
Гад: Поедешь в Стегеборг к Сванте Натт о Дагу. Передашь это письмо. Письмо никто не должен видеть, кроме господина Сванте. Ты меня понял?
Микаэль: Всё сделаю, как вы велите, ваше святейшество!
Гад: Завтра на дороге потихоньку отстанешь от нас и повернёшь к Стегеборгу. (опрокидывая рюмку снапса): Ну, что приуныли молодцы?
Остальные спутники Стуре затягивают весёлую песню. Гад снова ловит трактирщицу, которая игриво взвизгивает, и сажает себе на колени.
29 декабря 1503 года. Берег реки Гарильяно, недалеко от Гаэты, Неаполитанское королевство.
Французская армия отступает к Гаэте. В кадре месят грязь усталые измотанные пехотинцы, лошади тащат артиллерию. Мимо проезжают всадники.
Один из пехотинцев, ещё подросток (в сердцах): Чёрт меня дёрнул покинуть родную Англию и наняться на службу к королю Людовику!
Второй пехотинец (со смехом): Наверное, он поманил тебя золотом?
Первый пехотинец: Клянусь святым Георгием, на том свете золото ещё никому не пригодилось! А я туда не тороплюсь. Я ещё поживу, не будь я Томасом Кромвелем!
Второй пехотинец: Однако этот ср...ный итальяшка Людовико Дель Васто похоже твёрдо решил нас туда отправить. Смотри-ка, Том, арагонская конница уже приближается к мосту. Ещё немного и ты свидишься с великомучеником Георгием!
Последние орудия переезжают через неширокий мост и через несколько минут на нём появляются арагонские всадники. Вдруг от французского войска отделяется рыцарь и скачет к мосту. Ему вслед кричат: «Стойте! Остановитесь, шевалье! Это безумие!»
Второй пехотинец: Ого! Кто это там такой бесстрашный?
Кромвель: Несчастный безумец. Его сейчас просто изрубят в рагу.
Второй пехотинец: Да это же Баярд! Шевалье Баярд - рыцарь без страха и упрёка!
Баярд выскакивает на мост, срубая мечом передовых арагонских всадников. Они падают под ноги следующим наступающим, по мосту начинают метаться оставшиеся без наездников кони - образуется затор и давка. Баярд продолжает рубить нападающих, которым никак не удаётся развернуться на узком мосту.
Второй пехотинец: Он удерживает их! Посмотри, Том, он держит их на мосту! Мы спасены!
Кромвель: Да, вот уж действительно недаром его зовут рыцарем без страха и упрёка!
Слышаться громкий командный голос: «Отходим! Быстрее отступаем в Гаэту!»
Кромвель: Чёрта с два! У короля Людовика можно заслужить лишь шесть футов земли (размер могилы)! Как только стемнеет, я бью ноги отсюда! У моей семьи нет лишних денег, выкупать меня из арагонского плена.
Следующая серия: