Философ Фридрих Ницше в своё время утверждал:
«Школа не имеет более важной задачи, как обучать строгому мышлению, осторожности в суждениях и последовательности в умозаключениях».
Задача школы состоит не только в том, чтобы дать человеку навыки и информацию для решения частных практических задач, но в том, чтобы «наставить на путь».
Физик Вернер Гейзенберг писал: «Образование — это то, что остаётся, когда забыли всё, чему учились. Образование, если угодно, — это яркое сияние, окутывающее в нашей памяти школьные годы и озаряющее всю нашу последующую жизнь. Это не только блеск юности, естественно присущий тем временам, но и свет, исходящий от занятия чем–то значительным».
Известный американский психолог и педагог Ури Бронфенбреннер, в течение многих лет руководивший большим проектом по сравнению школьного образования в разных странах, отмечает: «Основное различие между американскими и советскими школами состоит, на наш взгляд, в том, что в последних огромное значение придаётся не только обучению предметам, но и воспитанию; для данного термина в английском языке не существует эквивалента».
Так как и кого сегодня воспитывает современная школа?
Система «двух коридоров»
Традиционная европейская школа, основанная на христианской традиции, вышедшая из монастыря и средневекового университета, ставила своей задачей воспитание личности, обращённой к Богу, к духовным идеалам. Для нового, буржуазного общества XX века в условиях массового промышленного производства потребовался легко манипулируемый человек массы, человек, сформированный в условиях т. н. «мозаичной культуры». Именно МОЗАИЧНЫЙ
подход в системе работы современной массовой школы стал сегодня у нас основополагающим.
Чем же отличалась выросшая из богословия «университетская» школа от школы «мозаичной культуры»? Прежде всего тем, что она на каждом своём уровне стремилась дать целостный свод принципов бытия. Здесь прослеживалась
связь университета с античной школой, которая особенно сильно выразилась в типе классической гимназии. Спор об этом типе школы, которая ориентировалась на фундаментальные дисциплины, гуманитарное знание и языки, вёлся у нас давно. Часто приходилось слышать попрёки в адрес поздней советской школы, которая во многом была построена по типу старой дореволюционной гимназии. Прежде всего её критиковали за то, что она даёт «бесполезное в реальной жизни знание».
Современное европейское рыночное общество образовалось в XVI—XVII веках
в результате ряда революций. Первой из них была религиозная — Реформация, которая означала откат от Евангелия к Ветхому завету, с оправданием личной корысти, наживы и возвеличением индивида, порвавшего с идеей братства людей, с «коллективным спасением души». Но были и другие революции в процессе создания современного общества, среди которых особое место занимает преобразование традиционной школы.
Буржуазное общество нуждалось в массе людей, которые должны были заполнить, как обезличенная рабочая сила, фабрики и офисы. Школа, «фабрикующая субъектов», не давала человеку стройной системы знания. Той системы знаний, которая учит человека свободно и независимо мыслить. Из школы должен был выйти «добропорядочный гражданин и потребитель». Для выполнения этих функций подбирался ограниченный запас знаний, который заранее раскладывал людей «по полочкам». Таким образом, эта школа оторвалась от университета, суть которого заключалась именно в целостности системы знания.
Возникла «мозаичная» (в противовес «университетской») культура. Возник и её носитель — «человек исполнитель», загруженный сведениями, нужными для
выполнения контролируемых «вершителями» операций.
«Исполнитель» при этом крайне самодовольный, с большим апломбом, считающий себя «образованным и мыслящим», но в действительности же образованный крайне фрагментарно. Этот человек толпы вырабатывался посредством его обучения в массовой и самой распространённой школе.
Но параллельно учебным заведениям «для народа» существовали и особые школы для формирования правящей элиты. Это и есть система, образно говоря, «двух коридоров».
Система очень сложная. И среди учебных заведений «для масс», и среди учебных заведений для элит общества имеется множество градаций. Есть школы более престижные, есть менее престижные. Есть школы для совершенных маргиналов и школы, куда не берут кого попало, даже за ОЧЕНЬ большие деньги, но лишь представителей узкого круга избранных.
Главное, чего нет при этих условиях, это ЕДИНОЙ государственной школы. И у родителей, и у их детей уже изначально совершенно разные возможности для получения образования.
Для подготовки элиты, которая должна управлять массой малоразвитого плебса, существуют особые учебные заведения, основанные на совершенно иных принципах, чем школы для «массы». В них, как правило, даётся фундаментальное «университетское» образование, воспитываются сильные, приученные к строгой дисциплине и корпоративной солидарности личности. Эта раздвоенная, социально разделённая школьная система направляет поток детей в «два коридора». То, что некоторые, особо одарённые выходцы из низов благодаря своему таланту могут до определённого уровня «пробиться наверх», не меняет общей тенденции. Это и есть система образования в условиях рыночной экономики.
Современная элитная школа
Мои хорошие знакомые, весьма обеспеченные люди, обучают своих детей в закрытой и очень дорогой английской школе. Они поведали о тамошних порядках… Жёсткая и суровая дисциплина. Строгая униформа и аккуратная причёска. Обучение с 9 утра до 9 вечера. Мобильные телефоны под категорическим запретом, интернет подключается на 15 минут в день. О «правах ребёнка» никто не вспоминает. Именно так выковывается элита — жёсткая, волевая, сплочённая.
Вспоминаю, как однажды при мне один человек негодовал, что в советской школе «дура–завучиха» заставляла его аккуратно подстригаться и соблюдать форму одежды. Оказывается, это вовсе не «совковая придурь», а стандартные требования очень дорогой элитной английской школы…
Сегодня высокооплачиваемые учебные заведения закрытого типа играют важнейшую роль в подготовке управленческих кадров высшей элиты ряда высокоразвитых стран. По сути, в наше время уже полностью сформировалась система «двух коридоров», два типа школьной практики. Это школы для элитариев, где обучаются будущие «вершители», и школы для широких народных масс («исполнителей»). И с каждым годом это разделение приобретает всё более радикальный характер.
С точки зрения методики преподавания, в школе «для масс» господствует педагогика «расслабленности и вседозволенности», в школе для элиты — строгая закаливающая дисциплина, напряжение умственных и духовных
усилий.
Профессор Сергей Кара–Мурза вспоминает: «Однажды в Испании меня пригласили прочитать лекцию в школе, в маленьком городе. Время до лекции оставалось, и знакомая преподавательница попросила меня просто провести урок в её классе — рассказать старшеклассникам о советской школе. Я вошёл в класс — подростки сидят, развалясь, в куртках, кто–то жуёт. Учительница ведёт себя так, будто главная её цель — угодить этим подросткам, сделать этот час для них приятным. Шуточки, ласковый голос. Ребята все из трудовых семей.
Я им объяснил, что в советской школе, когда учитель входит в класс, все встают по стойке „смирно“, сидят за партами прямо, носят форму. Что уроки трудные и задают много. И что всё это — для того, чтобы каждый подросток сделал усилие и вырос как личность. А если их здесь поощряют сидеть развалясь, перебивать учителя и хохотать, то это потому, что их незаметно подталкивают стать людьми „массы“, без большой ответственности, но и без больших запросов. Посмотрите, говорю, как сидят такие же ребята из богатых семей в закрытых колледжах у иезуитов или „Опус Деи“ — по струнке. Посмотрите, как они все скромно одеты, как прямо ходят и сколько должны прочесть по теме, если к ним приезжает лектор. К моему удивлению, ребята это очень хорошо поняли и отнеслись серьёзно».
Уже много лет нас убеждают, что отсутствие дисциплины, школьной формы и расслабленность во время урока есть необходимые условия для воспитания гармоничной, «подлинно свободной личности». Интересно, что по этому поводу пишет С.Кара–Мурза, ставший свидетелем встречи испанских студентов, выросших на принципах вседозволенности, и кубинцев, ставших «жертвами советской тоталитарной системы»:
«Особенно остро чувствуют испанские молодые люди этот контраст, когда к ним приезжают их сверстники из близкой культурной среды.
В университет Сарагосы в 1995 г. приехал студенческий симфонический оркестр из университета Сантьяго де Куба. Прекрасный концертный зал университета был набит битком, я тоже пошёл. Студенты сидят вольно, развалясь, в обнимку со своими куртками. На стенах надписи: „Лузгать семечки запрещается“ („Prohibido comer pipas“) — но многие лузгают, другие хрустят чипсами. Выходит оркестр — кубинцы все худые, почти все негры. В белых рубашках. И осанка, и взгляд, и вообще манеры такие, будто на сцену вышло десятка два прирождённых аристократов, в нескольких поколениях. Испанцы притихли, они вдруг взглянули на себя со стороны, и их пробрало. Когда же и почему они так опустились, обрюзгли? Потом знакомые ребята говорили, что это было моментальное общее чувство — а ведь всё это продукт двух разных школ. Я уж не говорю, что университет Сарагосы и мечтать не может о собственном симфоническом оркестре — при том, что денег у него в сотни раз больше, чем у университета Сантьяго де Куба».
Азиатская альтернатива
В своё время мне удалось посетить Южную Корею, являющуюся, как известно, одной из самых динамичных и развивающихся экономик мира. Во многом этому способствует система образования, в основе которой лежат постулаты конфуцианской философии.
Хотя в Южной Корее образование платное, считается, что влияние материальных возможностей семьи на образование детей должно быть сведено к минимуму. Считается, что все молодые люди должны иметь равное право
на хорошее образование независимо от доходов их родителей. Школьная программа едина для всей страны. Государство проявляет большую заботу о молодом поколении, это повсеместно принятая моральная норма корейского
общества.
Ребёнок в своём развитии повторяет путь человечества, его мироощущение органично, оно ещё не сформировано идеологией, в нём сильнее звучат инстинкты, определившие эволюцию человека. Это прежде всего инстинкты
солидарности и равенства. Социальное расслоение в детской среде воспринимается очень болезненно.
В Южной Корее школьники в форме — привычное и повсеместное явление. Считается, что форма устраняет социальные различия, делает соучеников братством, а не конкурентами, выставляющими напоказ свой экономический
уровень. У корейцев принято, что простая и экономичная школьная форма должна уравнивать детей миллионеров и детей рабочих. Одним она прививает скромность и сдержанность, другим не даёт развивать в себе комплексы
неполноценности.
Главная идея единой школы в том, что существует общее «тело народа», дети которого изначально равны как дети одного племени. «Двойная» школа исходит
из представления о двойном обществе: цивилизованном
(«элита») и нецивилизованном («массы»). Между двумя частями этого общества со временем складываются отношения не просто классовой вражды — отношения расизма, это как бы два разных племени. Богатые и бедные.
Американская альтернатива
Успехи современной американской науки основываются на практике привлечения талантливых детей иммигрантов, ранее обучавшихся у себя на родине. Достоинство ли это школьного образования в США? Известно, что китайские и корейские образовательные принципы крайне схожи с отвергнутой у нас советской системой…
Советская единая школа
До 1917 г. в Российской империи школа охватывала лишь небольшую часть детей — ¾ крестьянского населения страны были неграмотны. Советская власть провозгласила принцип единой общеобразовательной школы.
Конечно, от провозглашения принципа до его полного воплощения далеко. Но важно, куда идти. Школа должна была воспроизводить народ, а не сословия и классы.
В советской системе были ПТУ (профессионально–технические училища), вечерние школы и техникумы. Конечно, сохранялись культурные различия между слоями и группами, а значит, и качество освоения школьной программы
разными контингентами детей. Но школа была не инструментом углубления этих различий и формирования классов, а инструментом сокращения, преодоления разрывов и различий. Именно на эту уравнивающую, якобы «подавляющую талант», функцию советской школы нам с началом Перестройки тыкали в нос отечественные либералы.
ПТУ и вечерние школы ни в коем случае не были принципиально иным «коридором». В них учились по тем же учебникам и тем же программам — разница была количественной, а не принципиальной. Советский корпус инженеров в большой мере был сформирован из людей, прошедших через ПТУ
и техникумы. Первый космонавт, Юрий Гагарин, выпускник сельской школы, окончил ремесленное училище.
Моя мать, Гусева Мария Григорьевна, преподавала математику в вечерней школе или, как её ещё называли, «школе рабочей молодёжи». После армии я год проработал слесарем–сборщиком на заводе «Коммутатор». Прекрасно
помню, как прямо на предприятии имелись специально оборудованные классы, куда от школы приходили учителя, чтобы обучать молодых рабочих без отрыва от производства. Бесплатно, за счёт государства, людям создавались все
условия, чтобы те, кто в силу разных обстоятельств не окончил среднюю школу, смогли это сделать, посещая уроки прямо на заводе. Это я видел собственными глазами! Особо, кстати, впечатлил меня тогда огромный аквариум с рыбками, стоявший прямо в том заводском учебном классе…
Советские педагоги не просто доказали, что принцип единой школы может быть реализован на практике. Нормальные дети, при всём различии индивидуальных способностей, вполне могут освоить общую, единую для данной культуры школьную программу весьма высокого уровня.
Советские психологи и педагоги создали для этого мощные методологические средства и принципы организации учебного процесса. С помощью этих средств было, например, сделано то, что казалось теоретически невозможным —
единую школьную программу смогли осваивать (и затем даже учиться в университете!) слепоглухонемые дети.
Ури Бронфенбреннер в своей книге «Два мира детства. Дети в США и СССР» приводит выдержку из доклада группы американских психологов на Международном психологическом конгрессе. Вот что сказано в докладе о советской школе:
«Более всего автора данного отчёта поразило „примерное поведение“ советских детей. У них хорошие манеры, они внимательны и прилежны. В беседах с нами все выражали сильное желание учиться, готовность служить
народу и т. п. В соответствии с такой общей ориентацией их отношения с родителями, учителями и воспитателями носят характер почтительной и нежной дружбы.
Дисциплина в коллективе воспринимается безоговорочно, какой бы суровой с точки зрения западных стандартов она ни выглядела. Наблюдения и отчёты советских педагогов, а также мои посещения пионерских и комсомольских собраний позволяют сделать вывод, что случаи агрессивности, нарушения правил и антиобщественного поведения — явление крайне редкое».
Отказ от единой школы
В радостном угаре от разрушения советского государства, на постсоветском пространстве повсеместно произошёл отказ от единой школы. Взамен её быстро и активно начала формироваться система школ для детей «состоятельных родителей», всевозможные платные лицеи и колледжи. Учитель в этой системе — лишь обслуживающий персонал на рынке знаний, предоставляющий свои услуги.
Фигура учителя лишилась традиционного уважения, она повсеместно принижается и унижается, даже осмеивается…
Огромное благо советской школы — её общеобразовательный характер. Даже сегодня это поражает: в бедной, во многом отсталой ещё стране ставилась задача давать всем детям образование типа «университетского», а не отделять элиту от неимущего большинства, которому полагалась лишь ущербная «мозаичная» культура. Наша школа тянулась к тому, чтобы дать именно целостное, стоящее на фундаменте мировой культуры и науки знание, дающее
личности силу и свободу мысли. В советской школе 50–х гг. преподавали такие предметы, как психология и логика (правда, при Н.Хрущёве от этого отказались). Само построение учебных программ в нашей школе было таково, что нередко средний ученик, получивший аттестат зрелости, не являлся «человеком массы», он был личностью. Даже в конце 80–х годов наш выпускник школы как обладатель целостной системы знания стоял на голову выше своего западного сверстника.
Сергей Кара–Мурза пишет:
«С советскими людьми из самых разных социальных групп моего и ближайших к моему поколений я говорю не просто на языке одной культуры, а на языке с очень близким набором образов и символов. Уже и не замечая, мы общаемся с помощью огромного набора метафор, словечек и фраз, почерпнутых за десять лет обучения. И весь этот набор был системой — образы и символы употребляются всеми нами в одном и том же смысле.
Несмотря на огромную разницу жизненного пути, мы принадлежим к одному народу».
Что дали Советскому Союзу эти два принципа советской школы — единой и общеобразовательной? Не только позволили ей совершить невиданный в истории скачок, провести индустриализацию, остаться независимой державой, собрать из городков и сёл неиссякаемые ресурсы Королёвых и Гагариных. Школа помогла соединить тело народа, сформировать тип личности небывалой силы. Проверкой была война — потому–то и сказал И.Сталин, перефразируя мысль Бисмарка: «Войну выиграл русский сельский учитель».
То фундаментальное знание, которое стремилась дать наша школа всем — это огромная, невероятно дорогостоящая роскошь. И не в том дело, что надо было иметь в каждой школе и физика, и математика, и историка. Главное, что освоив такое знание, молодой человек становился не винтиком, но личностью. Если, конечно, он к этому стремился, этого хотел…
В 70–е годы некоторые советские социологи предупреждали власть: надо снизить в СССР планку требований в школьном образовании. Объективный уровень развития хозяйства не позволял обеспечить молодёжь рабочими местами, соответствующими высокой степени их подготовки и, значит, их запросам. Давайте, говорили советники, сократим эти претензии, «сократив» саму личность — невежественный человек лучше знает своё место. К чести престарелых вождей позднего СССР они это предложение отвергли.
Нынешние «вожди» постсоветской эпохи повсеместно навязали модель
школы именно классового общества, разделённого множеством социальных
перегородок.
Ури Бронфенбреннер в своей книге периодически подчёркивает особое свойство советской школы — соединять школьников разных возрастов и взрослых в подобие семьи. В этом он видел общее качество именно советского общества. Он писал:
«Особенность, свойственная советскому воспитанию — готовность посторонних лиц принимать на себя роль матери. Эта черта характерна не только для родственников семьи, но и для людей совершенно посторонних. На улице прохожие запросто заводят знакомство с детьми, и дети (и, как ни странно, сопровождающие их взрослые) тут же принимаются называть этих посторонних людей „дядями“ и „тётями“.
Роль воспитателей охотно берут на себя не только старшие. Подростки обоих полов проявляют к маленьким детям живейший интерес и обращаются с ними до такой степени умело и ласково, что жителям Запада приходится только удивляться. Вот что однажды произошло с нами на московской улице. Наш младший сын — ему тогда было четыре года — бойко шагал впереди нас, а навстречу двигалась компания подростков. Один из них, заметив Стиви,
раскрыл объятия и, воскликнув: „Ай да малыш!“ — поднял его на руки, прижал к себе, звучно расцеловал и передал другим; те совершили над ребёнком точно такой же „обряд“, а потом закружились в весёлом детском танце, осыпая
Стиви нежными словами и глядя на него с любовью. Подобное поведение американского подростка вызвало бы у его родителей беспокойство, и они наверняка бы обратились за советом к психиатру».
Важнейшее условие душевного здоровья ребёнка — чувство надёжности, защищённости. Сегодня оно подорвано в большинстве семей. Что означает в ситуации кризиса отказ от принципа единой школы? Жестокое указание детям их места на социальной лестнице. Это указание преувеличивается в уме ребёнка, оно бьёт по душе всех — и тех, кто вдруг ощущает себя богатым (ходит в дорогой колледж), и тех, кто узнаёт, что такой роскоши его семья позволить
себе не может (он должен учиться в «школе для бедных»).
Заключение
Пытливый читатель может спросить: «И что же, в советской системе просвещения совсем не было недостатков? Она была лучезарно–беспроблемна?»
Увы… Конечно, проблемы имелись, и немалые. Лично я выделил бы целых три основных недостатка советской образовательной системы. Но об этом в другой раз, тем более, что назрел более существенный вопрос. А именно: «Если советская школа была такая прекрасная, то как же получилось, что именно замечательные выпускники этой школы с таким азартом и желанием разрушили Советский Союз? Почему столь расхваливаемые достоинства советского образования не спасли СССР?» Об этом подробно и обстоятельно поговорим в следующих «Записках...»
Вспомним же теперь гамлетовское выражение, что «если со всяким человеком обращаться по достоинству, то очень немного найдётся таких, которые не заслуживали бы порядочной оплеухи». Очень трудно каждому из нас преодолеть свои личные пороки и несовершенства, свой эгоизм, своё себялюбие… Как часто не ценим мы того, чем обладали сполна прежде, но впоследствии, утеряв это по своей же вине, горько сожалеем о потере. И требуется порой особое душевное мужество, чтобы честно и откровенно признать ошибки.
Люди очень связаны на тонком плане между собой. И благая мысль, благое мышление, зародившись в нескольких головах и сердцах, способно распространиться от сердца к сердцу, подобно тому, как от одной свечи можно зажечь миллион свечей.
P. S. Всем интересующимся рекомендую к прочтению книги С.Кара–Мурзы «Советская цивилизация» и «Манипуляция сознанием».
Продолжение следует