Куратор группы, в которую входил Багиров начал свою речь со слов о том, что офицер всегда должен оставаться офицером, высоко нести честь и достоинство русского офицерства. Слушатели недоуменно переглядывались, не понимая, к чему он клонит.
- И когда офицер ввязывается в уличную драку да еще и оказывается битым, - это не самый лучший способ показать свое лицо!
Офицеры переглядывались, не понимая, в чем дело. По аудитории пронесся шепот. Наконец кто-то поднял руку:
- Разрешите обратиться?
Получив разрешение, спросил:
- Объясните, пожалуйста, о ком вы говорите?
- А вы не знаете? - удивился преподаватель. - Ваш товарищ, капитан второго ранга Багиров находится в госпитале по причине травм, полученных в драке. Притом в пьяной драке. Так что, скорее всего, встанет вопрос о его пребывании в академии.
Аудитория загудела:
- Не может быть! Багиров не из тех, кто начнет драку, да еще в пьяном виде!
- Он мог только заступиться за кого-то!
- Он спортсмен, занимался единоборствами, не мог быть избит, если только не толпа на него набросилась! Надо сначала выяснить, что произошло!
Преподаватель послушал этот шум, потом сказал:
- У нас сведения из госпиталя, так что, можно сказать, из первых рук.
- А кто-то из госпиталя видел эту драку?
- Так, товарищи, прошу прекратить шум, начинаем занятие! - прервал разговор преподаватель.
Во время перерыва Сергей позвонил в госпиталь, чтобы узнать, когда можно навестить Багирова. К нему подошел их приятель:
- А мы-то думали, что Коля заночевал у какой-то красотки! Интересно, кто его так?
Сергей промолчал: а что было говорить? Можно предполагать что угодно, пока не узнаешь от него самого, что случилось.
Багиров лежал под капельницей, прикрыв глаза, слушая шум в ушах. Голова уже не болела, но ощущалась тяжесть в затылке. Болела рука под гипсом, в который он был завернут почти до пояса.
Вошла медсестра, сняла капельницу, спросила:
- У вас все в порядке? Как вы себя чувствуете?
Николай открыл глаза. На него смотрели внимательные серые глаза под тонкими темными бровями. Багиров всмотрелся, стараясь различить лицо по марлевой маской.
- Как вы себя чувствуете? - повторила вопрос медсестра.
- Хорошо, - хрипло проговорил Багиров, удивившись, насколько сухо было во рту.- Дайте, пожалуйста, попить!
Медсестра отвлеклась на минуту, потом подала ему кружку с носиком.
- Сейчас вам принесут завтрак, - сказала она. – Вы сможете сами поесть?
Багиров кивнул. Он вспомнил все, что случилось вчера вечером. И снова его охватила досада: кто подтвердит, что его избили? Что избивавшие были в милицейской одежде?
В палату вкатили тележку, на которой стояла кастрюля с кашей, чайник и тарелки. Женщина в белом халате, косынке шлепнула в тарелку кашу, положила в нее ложку, поставила тарелку на тумбочку, покатила тележку дальше.
Багиров приподнялся, попробовал сесть. Голова закружилась, и он снова лег, почти упал на подушку. Вошла женщина, села рядом с ним на стул, взяла тарелку в руки:
-Давай-ка, милок, поедим! Без каши на поправку не пойдешь!
Она помогла ему приподняться на подушке, начала кормить. Съев две ложки, Багиров отказался.
После обхода к нему пришел молодой человек в белом халате, под которым угадывалась военная форма.
- Моя фамилия Кузнецов, я старший лейтенант, следователь военной прокуратуры. Поступил сигнал о том, что вас избили на улице. Где это произошло?
Багиров не мог назвать улицу, где это произошло, как и то, кем были нападавшие. Он назвал номер троллейбуса, остановку, на которой вошел в него. Рассказал, как вступился за курсантов, на которых напали хулиганы, но из какого училища были эти ребята, он не знал. Подтвердить его слова не может никто.
Следователь скептически приподнял брови, вздохнул.
- Понимаете, те люди, что вызвали «Скорую помощь», сказали, что нашли вас на газоне, лежащим почти без сознания, вокруг вас не было никого, так что факт вашего избиения тоже не может подтвердить никто.
- Так что же, это я сам себя так?..
В голосе Багирова зазвучала обида и возмущение.
- А вы не очень волнуйтесь и, тем более, старайтесь не повышать голос в разговоре со мной – проговорил следователь. – Вы знаете, что за дискредитацию звания военного вас могут исключить из академии, а то и уволить в запас?
- Погодите, - вдруг вспомнил Багиров, - кондуктор и водитель троллейбуса могут подтвердить, что я не нападал ни на кого, а только защищался и защищал курсантов! Это было около десяти часов вечера, можно узнать, кто в это время был на смене.
Он откинулся на подушку, утомленный разговором, и с облегчением от того, что сообразил, кто может подтвердить его слова.
Вошла медсестра, сказала, что нужно оставить его в покое, что ему еще нельзя так долго разговаривать, что ему пора проводить необходимые процедуры. Следователь с интересом взглянул на нее, встал со стула.
- Мы проверим ваши слова, я еще зайду!
Еще раз взглянул на медсестру и вышел.
- Замучил он вас, - проговорила она, помогая улечься ему поудобнее.
- Дело не в этом, - сказал Багиров, - он считает, что это я устроил пьяную драку, в которой меня избили. А за это могут уволить.
- Но надо же как-то исправить это, - вдруг прониклась к нему девушка. – Это же несправедливо! Может вам кто-то помочь?
- Есть ребята из академии, но они не знают, что я здесь.
- Думаю, что уже знают: доктор сообщил туда о вас. Но вы можете дать мне телефон кого-нибудь их них, я позвоню, чтобы они пришли к вам.
- Как вас зовут? – спросил Багиров.
- Аля, Александра, - сказала девушка. – так вы дадите мне телефон?
Багиров кивнул и прикрыл глаза, давая понять, что он устал. Аля поднялась со стула и тихо вышла из палаты. Ей понравился этот капитан второго ранга, несмотря на то, что его лицо представляло сейчас вид поля после боя: синяки и ссадины занимали большую его часть. Она не могла бы точно сказать, что привлекло ее в нем, но то, что он ей уже не безразличен, она знала точно.
Аля уже была замужем. Выходила она по большой любви, за курсанта пятого курса, но брак не удался: когда он закончил училище, выяснилось, что у него любви особой не было, просто было удобно: женатые могли жить не в общежитии, а дома, у жены. А теперь надобность в этом отпала, и он отбывает к месту службы один.
Аля тяжело пережила это, тем более, что мать предупреждала ее о таком исходе, но она, конечно, не верила ей. Правда, в одном она послушала ее: не заводить ребенка. И вот ей снова понравился военный.