Многие завидуют продолжительному учительскому отпуску летом. Правда, завистники эти сами почему–то совсем не спешат насладиться всеми прелестями трудовых будней рядового школьного педагога. Для меня лето стало возможностью реализовать давнюю страсть к настоящему, большому Приключению, на поиски которого я неизменно старался отправиться во время своего заслуженного летнего отдыха. Много ездил с друзьями по Латвии, сплавлялись на резиновых лодках по нашим живописным рекам…
За границей в советское время мне удалось побывать лишь однажды, в 1988 году посетил по молодёжной турпутёвке братскую тогда Болгарию. Прекрасная страна, чудесные люди, поставившие меня перед трудноразрешимой проблемой: как потратить отпускные финансы! Шляться по магазинам я терпеть не мог, а в барах и кафе гостеприимные болгары, узнавая во мне русского братушку, наперебой угощали несравненными напитками своей солнечной земли, с возмущением отказываясь при этом от моих денег.
Ярчайшим впечатлением той поездки стало отважное посещение нудистского пляжа, смачный рассказ о котором на протяжении нескольких лет стал неизменным «гвоздём программы» всех застольных бесед, в которых я участвовал.
Прочие летние каникулы отводились мною для путешествий по необъятным просторам Советского Союза. Первым опытом такой поездки стали Соловецкие острова с их легендарным монастырём. Совершеннейшая авантюра, скажу я вам… Рюкзак, спальный мешок, верная кинокамера и в обрез денег… Куда еду, зачем, к кому?! Полная непредсказуемость, которая обернулась славным успехом. Всё, что хотел — увидел, везде, где мечтал — побывал. Вдоволь нагулялся по деревянным тротуарам старого Архангельска, искупался в ледяных водах Белого моря.
В подобных поездках, в конечном счёте, ближе и дороже любых музейных экспонатов оказывалось для меня живое чувство прошлого, непосредственное ощущение чудесного присутствия того начала, которое древние римляне определяли понятием Genius Loci (гений места, дух места). В таком состоянии можно прислушаться к «подземному шороху истории, прошумевшей и невозвратимой», почувствовать свою причастность к тому, что когда–то происходило именно здесь, в этом месте. Глубже, сильнее, нежели что–либо
могут воздействовать на тонко чувствующего человека немые свидетели незапамятных времён — сырые могилы или какая–нибудь осклизлая глыба разрушенного каменного свода, представшая под землёй в скупом мерцающем свете, как призрак давно минувшей эпохи…
Была ещё поездка в Карелию, к Онежскому озеру. Наконец, совершенно замечательная экспедиция в пещерные города и монастыри горного Крыма, куда мы, студентыоднокурсники, отправились втроём: Андрей Чайкин, Володя Ершов и я, грешный. От одних названий дух захватывал: Чуфут–Кале, Тепе–Кермен, Качи–Кальон, Сюйреньская крепость, Мангуп, Эски–Кермен… Мы, шалые энтузиасты историки, по ярой жаре, с тяжеленными рюкзаками за спиной, высунув язык от восторга ползали по горным тропинкам и малохоженым дорожкам, наслаждаясь слиянием с природно–историческим наследием. Заодно понаблюдали за проходившими тогда в тех местах съёмками увлекательно–фантастического фильма «Подземелье ведьм» с Н.Караченцовым и Д.Певцовым в главных ролях.
Конечно, происходили самые потрясающие встречи с людьми: философствующие хиппи, экстрасенсы–искатели, да и просто славные радушные крымчане. С одним таким замечательным парнем мы случайно разговорились в керченском рейсовом автобусе, когда поздно вечером добирались до паромной переправы через пролив. Слово за слово, и этот потрясающий человек вдруг заявляет: «Ребята! А куда вы так поздно, уже одиннадцатый час… Пойдём ко мне, поужинаем, я вас на ночь устрою, а утром уже отправитесь в свою Тамань!» Это было немыслимо… Три пропылённых заросших типа, совершенно одичалых после многодневного скитания по горам, а этот славный малый приглашает переночевать! И он, кстати, ещё здорово обиделся, когда мы с благодарностью отклонили его неожиданное приглашение.
Но мы стремились скорее попасть на Таманский полуостров, ведь главной целью того путешествия было жгучее желание поучаствовать в работе тамошней археологической экспедиции.
Со школьной скамьи помним мы повесть М.Ю.Лермонтова «Тамань». Эта славная станица Черноморского казачьего войска существует до сих пор, есть и музей великого русского поэта. Но место это знаменито ещё, поскольку в тех краях с VI века до н. э. существовал греческий город–колония Гермонасса. С VI века н. э. там находилось богатое купеческое поселение Таматарха.
После разгрома в конце X века князем Святославом Хазарского каганата в этих местах образовалось древнерусское княжество, столицей которого стал город
Тмутаракань. Через него поддерживались экономические и политические связи между русскими землями, народами Северного Кавказа и Византией. После 1094 года упоминания о Тмутаракани исчезают из летописей. На протяжении
XII века в письменных источниках город Таматарха и его окрестности отмечаются как принадлежащие Византийской империи. В период турецкого правления (XVI — конец XVIII вв.) поселение называлось Таман, рядом с ним располагалась османская крепость Хункала.
В общем, рай для археологических исследований.
Именно здесь я смог на практике реализовать свою давнюю тоску по той профессии, сладким томлением о которой дышал многие годы. Наконец–то ухватил цепкими руками вожделенную лопату археолога!
Древнее многослойное Гермонасса–Тмутараканское городище находится прямо на берегу залива, культурный слой там достигает 14 метров толщины. Просто дух захватывает, когда глаз скользит по этому «пирогу» из полос разных цветов и оттенков, каждая из которых отмечает какую–нибудь историческую эпоху. Как–то вечером бродил я в задумчивости по раскопу и вдруг, цепанув взглядом
по грунтовой боковой стенке, углядел торчащий из античного слоя закруглённый керамический обломок. Ранее, при раскопках, лопата изыскателя миновала его, едва не зацепив, и он остался незамеченным. Теперь же песок осыпался, и обломок открылся взору. Затаив дыхание, аккуратно подцепил его пальцем, и мне на ладонь выпал из грунта фрагмент донышка фасосской амфоры… Я разглядывал его, и вдруг мне в голову пришла мысль, что ведь я первый человек за две с половиной тысячи лет, который увидел этот предмет, долгие века скрывавшийся в толще земли!
Давным–давно, ещё в начале V века до н. э., какой–то грек привёз в эти края большую прочную амфору с вином или же с оливковым маслом. Потом она разбилась, обломок затерялся, затоптался в почву. Шли годы, потом столетия…
Возвышалась и росла Римская держава, где–то в Палестине родился Иисус… Рушились великие державы… Сменяли друг друга знаменитые правители… А этот скромный керамический обломочек спокойно полёживал себе в ожидании, когда придёт пытливый Игорёха Гусев и скогтит его жадно, став первым человеком, который нарушит многовековой сон этого фрагмента античной амфоры…
Древний город находился на краю берегового плато, постоянно разрушаемого обвалами. Бывало, идёшь под обрывом, у самой кромки воды, а под ногами раскидано бесчисленное множество керамических осколков самого разного происхождения, самой отдалённой давности. В заливе там вода, обычно, мутная, но если повезёт и несколько развиднеется, то, ныряя с маской, можно разыскать немало ценных артефактов. Ребята хвалились, что находили даже античные перстни. Мне в тот раз не особенно повезло, разве что пополнил свою коллекцию несколькими фактурными обломками древних амфор.
Коллеги, занимавшиеся археологическими раскопками в среднеазиатских пустынях, живописали нам те трудности, с которыми им приходилось сталкиваться в тех местах. Прежде всего, несусветная жара и недостаток воды.
По сравнению с ними, мы пребывали на настоящем курорте. Станица Тамань, посёлок примерно в десять тысяч жителей. Кроме музея М.Ю.Лермонтова есть очень красивый и хорошо оборудованный археологический музей, имеется замечательный памятник запорожцам, что в конце XVIII века поселились в тех местах. В наличии юные казачки, бойко стреляющие необъятными глазищами,
а также лихие станичники, с хищными разбойными физиономиями — готовая массовка для съёмок историко–приключенческих фильмов про «бунташный век».
Работа на раскопе начиналась ранним утром, по холодку. Поскольку копали, по сути, прямо на берегу моря, то время от времени украдкой бегали освежиться в крепко солёных водах Таманского залива. После обеда — оправданная южной жарой законная сиеста, после которой опять творческая работа совком, кистью и лопатой.
Наша группа копала в древнегреческих слоях. Было интересно, хотя, к сожалению, никаких ярких находок так и не попалось… В основном раковины от мидий, съеденных больше двух тысяч лет назад, и масса глиняных черепков. Как
шутили ребята: «Греки здесь ели–пили, да посуду били».
Мне потом рассказывали, что в следующем году по соседству и чуть выше от нас, уже в средневековых слоях обнаружили следы пожарища и скелет зарубленного человека…
Но нам не повезло.
На юге темнеет рано, и после наступления сумерек все собирались в лагере у большого костра. Жарили свежесобранных мидий, запивали их местным ароматным вином, пели песни под гитару, болтали. Часто устраивали пляски
под импровизированную магнитофонную музыку. Народ там был, большей частью, молодые мальчишки и девчонки, в основном студенты, так что бесшабашного веселья хватало с избытком. Правда, «ветераны» скрипели, что вот де «раньше было бодрее», вспоминали отвязные танцы на столе и совместные купания нагишом при луне, но мы, увы, всех этих радостей уже не застали.
Однажды вечером вдруг вспомнили, что ведь сегодня 200–я годовщина Великой французской революции! Мимо такой важной даты пройти, разумеется,
оказалось невозможно, и потому кутили в ту ночь особо зажигательно.
В один из выходных отправились большой компанией в Керчь. Через пролив шли на пассажирском катере, в сопровождении играющих в волнах весёлых красавцев–дельфинов. Немного побродив по городу, решили посетить
знаменитые Аджимушкайские каменоломни. Там во второй половине мая 1942 года немцы блокировали более десяти тысяч бойцов и командиров Красной Армии, которые, будучи отрезаны от своих, держались в подземельях до самой осени. Осада длилась 170 дней. К концу октября, когда гитлеровцам наконец
удалось взять катакомбы, в живых оставалось лишь 48 защитников Аджимушкая…
Так получилось, что когда мы хотели спуститься в подземный музей, свободных гидов не нашлось. И тогда, видя наше огорчение, стоявший возле входа пожилой мужчина вдруг сказал: «Давайте, ребят проведу». Я отметил, с каким почтением глядели на этого человека женщины–смотрительницы, и одна из них тихо произнесла: «Как же вам повезло…» Потом оказалось, что это был Михаил Радченко, последний из защитников Аджимушкайских каменоломен, подростком сражавшийся там… Как он водил нас, как говорил о войне…
На глазах у девчонок блестели слёзы, да и у меня комок в горле стоял. Помню, Михаил Петрович привёл нас к плите, где под землёй братские могилы, и тихо так произнёс: «Я ведь иногда прихожу сюда, когда никого нет, говорю им: „Здравствуйте, ребята…“ и они будто отвечают…»
Он умер в 2017 году, в Керчи, в возрасте 90 лет.
Последняя моя большая поездка состоялась в 1990 году, уже накануне распада. Страну лихорадило, в воздухе витало настроение общего неблагополучия. Это было большое путешествие по России, и начал я его в Смоленске. Потом был легендарный «Злой город» Козельск, прославленный своей героической обороной от войск хана Батыя весной 1238 года. Затем Тула, Спасск–Рязанский (Старая Рязань), Рязань и, далее, по Золотому кольцу России.
Замечательное в своей непредсказуемости приключение, когда в ходе поездки вдруг в силу обстоятельств изменяется заранее запланированный маршрут, когда приезжаешь в совершенно незнакомый тебе город и вдруг находишь там друзей, готовых приютить и накормить ещё час назад неведомого им парня. Именно тогда я сполна оценил это удивительное свойство истинно русских людей — проявлять искреннее тепло и заботу к чужим, до того абсолютно неизвестным людям.
Бывало, встретится тебе человек, неопрятный, грубоватый и даже явно недоброжелательный… Ни за что ни про что он может тебе нахамить, даже готов и по физиономии заехать, потому как «морда мне твоя не нравится», а вот
прошла минута, другая, и он растаял. Понравился ты ему, по сердцу, по душе пришёлся, и всё, недавний угрюмец в лепёшку ради тебя готов расшибиться, последнее своё готов тебе отдать. И накормит, и приютит, и крепко оскорбится,
если денег ему за ночлег предложишь! Много раз сталкивался я в России с таким к себе отношением и считаю его одним из ярчайших проявлений этой «загадочной русской души». Немало лет минуло с тех пор, многое изменилось и,
часто, не в лучшую сторону, но всё же хочется мне верить, что несмотря на все попытки укоренить в России правила и нормы «общества потребления», не до конца ещё выкорчеваны тепло, добросердечие и человеческое сопереживание из простой русской души.
В славном городе Суздале свела меня судьба со знаменитым кузнецом–оружейником, Вячеславом Басовым.
Известен он возрождением старых кузнечных технологий, своими опытами по воссозданию секретов булатных и дамасских сталей. Ещё в середине семидесятых годов выплавил тигельным способом несколько уникальных сортов булата — литой узорчатой стали.
Мы долго сидели в его кузнице, разговаривали. Он показывал мне собственноручно выкованные им мечи по древнерусскому образцу. Я восторженно вертел их в руках, разглядывал причудливый витой узор на стальной поверхности клинка и почтительно спрашивал:
«Вячеслав Иванович, а он не хуже тех, подлинных?» «Лучше, — веско отвечал мне кузнец, — я ведь ковал его не только по личному опыту, но и современные научные данные использовал».
Совсем не случайно свои знаменитые изделия Басов делал в сакральном Суздале, прославленном своими монастырями и старыми храмами. Он говорил мне:
«Ты пойми, Суздаль — это город особый, со своей благотворной энергетикой. У вас, в Прибалтике, хороший меч не откуёшь, энергетика земли не та, влажность от моря слишком большая. Здесь же, в Суздале, совсем другое дело. Да и то, я ведь обязательно слежу, чтобы день хороший для работы был. Иногда тучка над кузней проплывёт, и всё — работу бросаю. Уровень влажности чересчур высокий!»
Оказалось, что старинные суздальские постройки снабжают Басова необходимым сырьём для работы — железными креплениями–связями XVII—XVIII веков.
Их извлекают из стен при реставрации зданий, и тогда они, нередко, попадают в его заветную кузню. Эти куски железа некогда выплавлялись из руды стародедовским способом ещё на древесном угле, и потому высокое качество металла несравнимо с современным, выплавляемым на каменно-угольном коксе.
«Демидовское, старое железо, оно особое, — говорил мне Басов, сидя у своей наковальни, — с ним и работать можно, и оружие настоящее ковать».
Ночевал у мастера дома. Он постелил мне на пол медвежью шкуру, на которой я и спал. У изголовья Вячеслав Иванович положил мне две старинные боевые сабли, одной из которых, по его словам, некогда владел сам князь П.И.Багратион. «Это чтобы они тебя от тёмных сил оберегали», — прояснил свои действия гостеприимный хозяин. Спалось и вправду сладко…
На следующий день опять посетил его кузницу, где познакомился с одним из ближних учеников. Это был молодой невысокий светловолосый парень скандинавского типа. Басов сказал тогда, что предка его, морского офицера,
в 1905 году убили матросы взбунтовавшегося броненосца «Потёмкин». Я запомнил фамилию юного кузнеца и не поленился уже дома посмотреть по документам. Действительно, лейтенанта В.К.Тона восставшие хотели выбрать
своим командиром. Но верный долгу офицера, Тон отказался, выхватил револьвер и был убит… Так что, наверное, и не лукавил паренёк, вспоминая о своём достойном предке. Ещё одна нить, связавшая меня через него с ярким историческим прошлым…
Мне посчастливилось многое тогда увидеть, но самое главное, я стал свидетелем того, как Вячеслав Иванович отковал замечательный самозатачивающийся нож по образцу и подобию древнерусских клинков XIII века. Что это была за несравненная вещь, рождение которой произошло прямо на моих глазах!
Много ещё чего занятного увидел я в той знаменательной поездке, немало интересных и ярких людей повстречал. Но не буду теперь утомлять читателей занудным описанием всего странствия.
Лишь напоследок похвастаюсь, как будучи в городе Угличе, снова сподобился соприкоснуться с частицей живой истории.
Как известно, после смерти Ивана Грозного в 1584 году его младший сын Дмитрий был отправлен с матерью в Углич. Ужасное событие произошло 15 мая 1591 года, когда восьмилетний мальчик был найден мёртвым с перерезанным горлом во дворе дворца. В смерти Дмитрия подозревали Бориса Годунова, который имел виды на царство. По приказу царицы Марии Нагой ударили в набат.
Колокольный звон собрал на соборной площади горожан, начались волнения и убийства тех, кого заподозрили в преступлении. Позже Василий Шуйский, расследовавший это трагическое происшествие, казнил 200 угличан, а 60 семей
в апреле 1592 года сослал в Сибирь. Набатный колокол как подстрекателя к бунту сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо, наказали принародно на площади 12 ударами плетей и также сослали в Сибирь. Почти год осуждённые угличане волокли его в ссылку на себе. Мать царевича насильно постригли в монахини…
Три столетия спустя ссыльный угличский колокол вернули обратно, и сегодня он находится в церкви Димитрия–на–крови, возведённой на живописном берегу
Волги, в кремле, на том самом месте, где когда–то погиб несчастный царевич. В этом же храме хранятся вещи, с помощью которых переносили в Москву тело погибшего Дмитрия: носилки, рака и слюдяной фонарь.
Хорошо помня эту драматическую историю, я с большим интересом разглядывал все эти редкости. Воспользовавшись тем, что кроме меня в тот момент других посетителей в храме не было, я кинул вороватый взгляд на музейную смотрительницу и тихонько спросил: «Можно я того, ударю?» Она слегка оторопела от подобного нахальства, но потом улыбнулась и разрешающе кивнула: «Давай, только тихонько». Замирая от внутреннего восторга, крепко берусь за верёвку и негромко единожды бью! И дивный звук прошёл по храму, донося гулкую весть из многовековой старины глубокой…
Продолжение следует
Часть третья. Первый учительский опыт и первый "блин комом"...
Часть четвёртая. Правда об учительском СЛУЖЕНИИ
Часть пятая. Кое-что про братьев Запашных…