- Нет, ты в своём уме! Ты что несёшь? Сразу, на первом курсе голову снесло? Не рановато? – вопила Инна на всю кухню, не стесняясь посторонних детей в зале. Матвей пытался ухватить её за руку, успокоить немного, но мама то хваталась за голову, то растирала виски, сняла очки, новенькие, всего пару недель, как купленные, отбросила в сторону к плите. – Маша, я тебя спрашиваю, что за дела?
Маша стояла в дверном проёме на кухне, оглядываясь на входную дверь. Отец, выслушав весь её бред сразу убежал в спальню, чтобы не сорваться. Он еле сдержался, чтобы не схватить дочь за шею, за плечи, да хоть пощёчин надавать, только бы она голову включила. Месяц дома не была и с порога такое… Родители прийти в себя не могут.
- Маша, ты вообще понимаешь, что говоришь? Какое замужество? Тебе восемнадцати нет.
Маша молчала, щипая угол деревянной двери ногтями, она знала: так и будет, уверена была.
- Господи! – взмолилась Инна, - и это под Новый год, перед праздниками. Спасибо доченька, за подарочек. Это благодарность, за всё, что мы с отцом для тебя сделали?
- Мам, нет, я просто хотела, чтобы вы знали. Я бросила учёбу, почти сразу – это не моё. Мы с Валерой любим друг друга. Он музыкант, он замечательный, мы живём вместе в Ставрополе, точнее… жили.
- А теперь к нам? Сюда? В нашу квартиру, всяких там Валер, - размахивая руками, Инна подошла к окну, выглянула на улицу. Опять этот магазин перед глазами! Она чуть не заскулила от боли: тёмно-зелёная машина подъехала, молодой человек выбежал, по белому снегу подбежал к машине с пассажирской стороны. Открыл дверь и подал руку… маме. Юля грациозно, подав ему свою руку, как леди, вышла из машины. Вдвоём они вошли в магазин.
Взгляд Инны переключился на фигуру у подъезда, у их подъезда. Щуплый парнишка в пальто старомодном, без шапки, волосёнки светлые, собраны в куцый хвостик на затылке, вытаптывал свежий снег и курил сигарету сгорбившись. Гитару в чехле за его спиной уже немного припорошило снежком.
- Это он? – спросила мама, повернувшись к дочери.
- Да, это Валера.
- Где? – подбежал к подоконнику Матвей, упёрся руками в него и, приподняв всё тело с опорой на руки, уткнулся в прохладное стекло. – Правда, он! – выкрикнул брат. – Ничего себе, как вы нашли друг друга? А я думал, так не бывает.
Маша, опустив глаза, молчала.
- Ты знал? – посмотрела на Матвея мама, он чуть не упал с подоконника. – Признавайся, ты всё знал?
- Да ничего я не знал! Машкина первая любовь. Болтался тут, одно время, мы в подвале зависали… ой, - прикрыл он рот руками, спрыгнул и убежал в детскую.
Инна молчала с минуту. Потом, делая вид, что успокоилась, присела на стул.
- Я ему сейчас морду набью! – выскочил из спальни отец. – Я его в бараний рог!
- Папа, не надо, - кричала и хватала его за руки Маша у двери. – Папа, прошу! Он хороший.
Николай, не выдержав слёз дочери, слёз Машеньки, их прилежной, чуткой Маши, зажмурился, помотал башкой, махнул рукой, так что оттолкнул дочь от себя, снова ушёл в спальню, оставив жену с дочкой.
- Мам, мы не будем жить с вами, мы уже сняли квартиру. Мы неделю, как здесь. Я приехала сказать, чтобы по нормальному, чтобы никто другой вам не сказал, что видел нас, меня с ним, - кивнула она на окно. – Вам было бы неприятно услышать от других, я знаю.
- А снимаете вы, на какие шиши? – хрипло спросила Инна, не поднимая головы. – Ты беременна?
- Нет, - покраснела Маша. - Мы просто любим друг друга, давно.
- Полгода! – выкрикнул из детской Матвей. Никто не ответил на его глупую шутку.
Надя придавила двери в зале поплотнее, изнури, она тоже дома, всё слышала, видела первые минуты скандала, потом ушла к малышне. Это она уговорила сестру прийти домой и всё рассказать, встретив её в электричке на Кисловодск, вместе с этим бродячим музыкантом. Надя сначала очень удивилась, услышав объяснения сестры, умилялась романтике их отношений: прямо, как в романах – настоящая любовь. Но обе потом вспомнили о родителях, и весь романтизм первой любви Маши и гитариста Валерия перемешался с толпой в переполненном вагоне и походил на банальную юношескую глупость.
- Маша, подумай, зачем тебе это надо? Ну, влюбилась, - встречайтесь, общайтесь, живите, в конце концов, хотя кто нас спрашивает, - потухшим голосом говорила Инна. – Учёбу зачем бросать? Это же университет! Один из лучших в крае.
- Я уже бросила. На бюджет меня снова не примут.
- Да, плевать! Восстановишься на коммерцию, мы с отцом ничего не пожалеем.
- Я знаю, мам – вы лучшие родители на свете. Но я хочу сама.
- Ради Бога! – ударила ладонью по столу Инна, - хоть сама, хоть с ним, только не бросай учёбу! - если бы могла, мама бы встала перед дочерью на колени в тот момент.
- Нет, мам. Я не хотела туда поступать, не собиралась учиться. Тратить пять лет, а потом неизвестно, будет работа или нет? Я давно хотела, узнавала, ещё до встречи с Валерой, но боялась сказать. Я хочу делать стрижки или ногти, мне нравится ухаживать…
- Мыть ноги другим?!
- Мне нравится. Валера подсобирает денег и даст мне на учёбу. У вас мы ничего не просим. Мы сами.
- Неужели тебе нравится жить в нищете?
- Валера работает.
- Да кем он работает?
- Он музыкант. Пока поёт в электричках, там живые деньги, иногда по кафе. Мы и вернулись сюда, здесь у него лучше получается, электрички во все стороны, каждые полчаса… мы вместе.
Мама сложила руки на стол, уронила свою голову на них и зарыдала.
- Моя дочь! Отличница -Маша! Побирается по электричкам, - поскуливала мама.
- Нам хватаем, мам, на комнату, на продукты. Потом и я работать буду, вот увидишь. Я пойду, мам, Валера замёрз совсем. Прости, мам.
- Нет! Ты никуда не пойдёшь! – выкрикнула Инна, посмотрев на неё мутными от слёз глазами. – Не пущу! – отрезала она и начала подниматься, громыхая столом и стулом. – Коля! Коля, сделай что-нибудь! Ты же отец. Коля! – звала его на подмогу Инна, подходя к дочери.
Маша отошла к двери.
- Не надо, я всё равно уйду к нему. Он меня любит, он не сможет без меня, - Маша тоже начала плакать, поглядывая на угол, откуда должен был показаться отец. Но папа не шёл. – Я пойду, мам, я пойду, - хваталась она за дверную ручку. Когда Инна уже была на том месте, где всё это время стояла Маша, дочь выскользнула за дверь и утирая слёзы, быстро побежала по ступеням вниз.
Инна что-то крикнула ей вдогонку, словно из груди вырвала, но Маша не обернулась. Мама, тяжело припадая и на здоровую, и на больную ногу, постанывая от боли, как могла быстро пошла к окну на кухне. Инна видела, как удалялась её дочь, а этот… этот волосатый с мышиным хвостиком на затылке, без шапки крепко держал её за руку. Маша обернулась, дважды, посмотрела на свой подъезд и на дорогие её сердечку окна. А потом их словно поглотил снегопад и сумерки раннего зимнего вечера. Они исчезли.
Николай так и сидел в спальне, он не мог выйти к жене, боялся увидеть её сломленную, разбитую. Она так гордилась Машей, она так гордилась! Она всему дому, всем родным, знакомым, родителям своих воспитанников, почти каждый день говорила о Маше, какая она умница, красавица с самого первого класса. «Она непременно выбьется в люди!» - повторяла Инна мужу вечером в постели, как молитву перед сном. Так что это был нож в самое сердце. Израненное, измученное невзгодами, болезнями, изменами мужа и безразличием, предательством подруг, женское сердце. Инне стало плохо. Начались колики в ногах, она попыталась дойти до стула, уронила трость и сама упала.
На шум выскочили старшая дочка, муж и сын. Инна едва различала кто рядом с ней. Во всём теле нестерпимый жар – горячка, в глазах всё плывёт. Что происходило дальше, она с трудом понимала. Пока Николай пытался поднять жену, отнести или отвести её в спальню, Надя уже звонила в скорую. Матвей, сдерживая собственные слёзы, крутился около папы.
- Иди к детям, - гаркнул на него отец. – Надя, звони родителям, пусть разбирают.
- Кому? - не поняла его дочь.
- Родителям! – крикнул он, и она сразу сообразила, начала искать номера родителей детей в маминой записной книжке.
Через полчаса народу набилось в тихой трёшке, в спальном районе, во втором микрорайоне. Скорая стояла у подъезда, мамаши недовольные выводили из этого же подъезда своих детей, уводили или увозили на машинах в неизвестном направлении. Няня – Инна ушла в незапланированный отпуск, надолго. Месяца на полтора. Её забрали в больницу.
Первые сутки все были в панике: Николай провёл ночь в больнице в приёмном покое, вернувшись утром, увидел, что всё хорошо. В квартире порядок: завтрак на столе, обед в холодильнике, Матвей в школе – в детской пусто, рюкзака и его куртки нет. Надиной дублёнки тоже: она в училище. Он повалился на диван и заснул. Проснулся от хлопка: Надя пришла.
Присоединяйтесь, рада видеть Вас в Телеграм
- Ты что так рано? – спросил он, не понимая, какое сейчас время суток. За окнами вроде темно.
- Обычное время, - снимая дублёнку и капор в прихожей, ответила Надя.
- Найди эту… аай, - приложил он палец к виску и зажмурился, голова сразу заболела. - Позвони ей. Я знаю, вы общаетесь, - сидел он на диване, широко расставив ноги. Надя не смела поднять на отца глаза. – Скажи ей! Расскажи, что мы пережили этой ночью из-за неё и её любви неземной,– сонным голосом просил отец. Надя пошла на кухню. - Может, хоть после этого до неё дойдёт...
- Ты про Машу?
- А про кого ещё? Устроила тут… слов нет! Мать чуть в гроб не загнала.
- С мамой всё хорошо? - доставая продукты из холодильника, сковородку из духовки, интересовалась Надя.
- Вроде да, давление скакнуло, а ей нельзя. Опять промывания, надеюсь, резать ноги не будут. Время покажет.
- Я передам пап, - ответила она, тихонечко, надевая передник. Ей надо ужин готовить, кормить папу и брата.
Не передаст Надя сестре подробности вечера после её ухода. Не передаст так, как просил отец, скажет: маме стало плохо, но быстро оклемалась. Не захочет и не станет она разбивать отношения сестры, первую любовь. Пусть хоть у Маши сложится, раз уж ей никогда не быть любимой. И не одна она виновата в том, что с мамой случилось, не одна она! Чувствовала Надя.
***
- А где Матвей?! – ворвался на кухню отец с выпученными глазами.
- Не знаю, - испуганно ответила старшая дочь и посмотрела на часы на стене над дверью: половина седьмого. – Я сама только пришла, ты же видел, - оправдывалась она.
Николай бегом схватил первую попавшуюся куртку с вешалки в прихожей и пулей вылетел за дверь, на улицу, на мороз искать сына.
Снег залеплял ему глаза, во дворе пусто. Редкие прохожие попадались ему навстречу, кого-то он узнавал под уличным фонарями, кивал, приветствуя, а так бегал и заглядывал в каждый открытый подъезд, проход между домами, в беседку на детской площадке - никого там нет, кроме мусора и случайно влетевших под крышу хлопьев белого снега.
Он метался по району, обшаривая каждый угол, подворотню, заглядывал между мусорными баками, спрашивал у бродяг на теплопроводе, никто не видел пацанёнка лет 10, в синей куртке с белыми полосками и школьным рюкзаком за спиной. Никто не видел Матвея, но многие знали его даже эти бомжи.
У Николая уши горели, свой район казался незнакомым, новым, он чувствовал себя загнанным в городском лабиринте, теряя своих детей одного за другим. А потом он пошёл на свет, на белый свет, побежал. Хотел просить о помощи, звать на помощь, искать его, Матвея! Леденящий ужас пробирал до костей, а вдруг с его мальчиком... вдруг с Матвеем… Николай боялся представить, что могло случиться с сыном, ведь он не раз читал сводки в газетах, смотрел телевизор, слышал от знакомых, как в другом городе нашли девочку 13 лет… и т.д.
Он добежал до магазина во дворе, упал на скользких трёх ступенях дважды, но ворвался внутрь, держа открытой дверь.
- Вы мальчика не видели? - обезумев, спрашивал он у всех. У одинокой старухи у прилавка с кошельком и пакетом в руках. У продавщицы за прилавком, она взглянула на посетителя, сделав шаг в сторону от рабочего места.
- Зайди! – скомандовала Юля, она не была похожа на продавщицу - она хозяйка. И что-то она знала.
- Видела или нет? – заорал он.
- Не ори и дверь закрой, - быстро обслуживая бабулю, ответила ему Юля. – Извините, спасибо вам за покупку, приходите ещё, - с деланной улыбкой отвечала она бабке, лишь бы та поскорее ушла.
- Но я хотела ещё ту колбаску…
Юля, не спуская глаз с Николая, резкими, грубыми движениями достала из холодильного ларя кольцо краковской колбасы, шлёпнула ею о прилавок перед нудной бабкой, и сказала:
- За счёт заведения. Всего доброго! - смотрела она на Николая.
Юля представить не могла, что это его пацан. ЕГО! Кольки и Инны. Юля кусала губы, глядя на медленно перебирающую ноги к выходу пенсионерку, так хотелось вытолкать её поскорее, прям бегом, но она держала себя твёрдо, горделиво, уверенно. Она знала, где Матвей, по глазам видно, но почему говорить при посторонних не решалась? Почему?
Пожилая женщина вышла из магазина, Юля сразу же закрыла за нею дверь изнутри, на ключ, прямо перед носом какого-то мужика, руками показав ему: они закрыты.
продолжение _______________
канал с аудиорассказами и подкастами Наталья Кор приглашаю всех ☕📚🎧 там громко, но так же уютно и хорошо.