оглавление канала, часть 1-я
Я откинулась, выдыхая с облегчением. Нужно было приниматься за лечение ран, но сил совсем не было. Внимательно прислушалась к своему телу. Кровь остановила, а раны и синяки заживут помаленьку. Только, вот жаль, что также как тело, нельзя вылечить и душу. Мысли в голове бродили самые разные. Нужно было еще заняться полковником. Я надеялась на его силу духа, на то, что он сумеет все увиденное пережить и остаться в здравом рассудке. И, кстати, нужно было еще сходить в его становище. Там остались люди, на которых проклятый подменыш навел морок. Еще неизвестно, что это за морок. Может, он так же закодировал их, как это сделал с Глебом и Сергием? Но тогда, просто не будет. К сожалению, также, как с моими славными воинами, с теми людьми не получится. Те – они совсем еще слепые и глухие, и пробиться к их разуму, чтобы они увидели хоть искру света будет непросто.
Я лежала и смотрела на звездный купол, раскинувшийся над лесом. После пронесшегося над этими местами бурана, небо очистилось и потянуло на мороз. Батюшка Карачун не ослаблял своей хватки. Так и должно быть, так и должно… Всему свое время и всему своя мера. За всеми этими мыслями о полковнике и о его людях, на самом деле, я старалась просто не думать о последних словах Мормагона, о том, что он уничтожил Грань. Возможно ли такое? Способны ли люди вообще такое сотворить? Мне казалось, что только сам великий Числобог вправе распоряжаться и решать, как и где пройдет эта Грань. И когда ей появится и когда исчезнуть – тоже, только в его власти. Но, разумеется, я не принимала во внимания темные силы. То, что для нас, Родовичей, было свято или находилось под строжайшим запретом, для темных было дозволено. Потому еще мы и боремся с ними. Потому что, их вседозволенность и так называемая «свобода», ведут к хаосу, к разрушению гармонии и уклада, данного богами, которые хотели сохранить этот мир в процветании и порядке.
Но проверить слова этого предателя, я сейчас, увы, не могла. Пока не вернусь к матушке Феодосье, до той поры не смогу узнать, что же напоследок перед своей гибелью сотворил этот подменыш. Одной мне такое было бы не по силам. Эта мысль тревожила меня. Я страстно хотела вернуться домой, в привычный мне мир, и так же страстно хотела остаться. Эти противоречивые чувства будоражили мне душу, не давая сосредоточиться на том, чтобы скопить сил на собственное излечение.
Ко мне подошел Ёшка, он принес в котелке отвар. Присел рядом и принялся поить меня, словно маленького дитятю горьким, чуть терпким напитком. Сидевший рядом со мной Глеб, спросил охотника:
- А с Серёгой-то что приключилось? Как ты его умудрился связать? И, может быть, теперь мы его уже можем освободить?
Последний вопрос, скорее всего, относился ко мне. Но, пока я глотала, морщась от горечи снадобье, ответил Ёшка.
- Как, как…? Да поленом по голове, и вся недолга. А потом я уж его и связал. Он все за тобой рвался, грозился убить, между прочим. Говорил, что он теперь – тот, кого призвал могущественный вождь, и обязан служить ему. И что теперь его, этот самый вождь, призывает на решающую битву. Совсем кукухой съехал. Дык, чтоб он тут не орал, я ему рот-то и заткнул. А теперь, вроде бы успокоился малехо. Как там, на реке греметь-то начало, так и успокоился. Думаю, может теперича и ослобонить можно. Как думаешь, девонька?
Я замерла на несколько мгновений, послав простенькую мысль в разум связанного Сергия. Сейчас в его сознании царила сумятица. Эмоции возмущения, негодования переплетались у него с непониманием и некоторым испугом. Я не могла бы сказать наверняка, произошло все это после гибели Мормагона, или на него так повлияло полено, которым его отоварил по голове Ёшка. Но, чтобы проверить его разум глубже, нужно было чуть больше сил и сосредоточенности. Увы, противоречивые чувства в собственной душе из-за всего, что произошло, а также мои раны, ослабившие меня почти до полного истощения, не позволяли мне этого сделать. Смущаясь из-за своей неуверенности, я тихо проговорила:
- Думаю, его можно освободить от пут, но все же, за ним стоит присматривать, пока я не наберусь сил.
Ёшка с Глебом переглянулись. В глазах охотника была озабоченная неуверенность. Глеб, отвечая на его незаданный вопрос, коротко проговорил:
- Я присмотрю… - И направился к костру освобождать от пут друга.
- Девонька, тебе бы подремать часок-другой, чтобы сил набраться. Вон на тебе сколько крови, вся одежа пропиталась. А за мужиков не волнуйся, я за имя присмотрю. А ежели чего… - И он покосился на тяжелую суковатую палку, лежавшую неподалеку. Видимо, именно ею он и приложил по голове Сергия.
Я усмехнулась и одобрительно покачала головой. Никогда не думала о таком способе, чтобы вывести человека из-под чьего-либо негативного влияния. А оказалось, напрасно. Действует, как ни странно… Конечно, мне бы хотелось расспросить его о многом. Но сил на разговоры у меня не было совсем. Вероятно, он мне подмешал в отвар чего-то сонного, потому что, глаза мои стали слипаться, и, не в силах больше сопротивляться этому состоянию, я погрузилась в глубокий сон.
Мне показалось, что чьи-то руки гладят меня по голове. Тихий, едва различимый шепот раздался над самым моим ухом:
- Что же ты, детынька… Я же Связующей Нитью соединила нас, а ты ни капельки силы моей и не взяла у меня. Я ведь не зря ее столь годков собирала по крупице. Может, специально вот для этого часа. А ты что же…? Али боишься за меня? Так не бойся… Я сдюжу…
Открыла глаза и увидела ласковый взгляд матушки Феодосьи. С удивлением оглянулась, и обнаружила, что лежу я в той же комнате, что и в первый раз, а она сидит рядом и гладит меня по голове. И с каждым прикосновением ее ладони к моим волосам, по моему телу пробегает слабая волна силы. Я приподнимаюсь на локте и вопрошаю:
- Как же так, матушка Феодосья? Как это я опять здесь очутилась?
Она усмехается. Тонкая сеточка морщин разбегается из уголков ее глаз к вискам, обрамленным седыми прядями. Она привычным жестом заправляет непослушные волосы за ухо.
- Так ты всегда тут и была. Даже когда ушла в дальний и опасный путь, ты не покидала моего сердца. И сейчас я с тобой. Закрывай глаза, дитятко, спи… А я тебе песенку спою. Не простую песенку. Колыбельную, которую мне в детстве мой дед пел, а ему его бабка, а ей – ее бабка. От нее все раны заживают и телесные, и душевные. А тебе теперь такое надобно. Закрывай глазки, детынька, закрывай…
И она тихонько запела:
- Чадо дрёмою вазми́сь
В зыбке сладко у́лыбнись
Добри со́н к тибе идёт
Матерь пе́сенку поёт
Сваи гла́зуньки сомкни́
Ве́лес к дитуньки приди́
О́берег поло́жа свой
Шоб не вра́жил дух узло́й
Почивай во́ зы́бке сдесь
Всяко ли́х отвёл Веле́сь…
Меня закружило плавно в каком-то невесомом кружении, словно я парила в облаках. Во всем теле появилась легкость, дыхание сделалось глубоким и спокойным, и я стала уплывать, казалось в саму Сваргу, а мимо меня проносились звезды и светила. И перебарывая это блаженное состояние, едва шевеля губами я с улыбкой только и смогла вымолвить:
- Спасибо, матушка…
А в ответ до меня едва долетел ее исчезающий шепот, словно ветерок по весенней листве прошуршал:
- Спи, детынька, спи…
Я пришла в себя, и еще некоторое время лежала с закрытыми глазами, пытаясь понять, где я нахожусь. Слабое потрескиванье дров в костре и мужские приглушенные голоса вернули меня к реальности. Я прислушалась к своему состоянию. Мышцы все болели и ныли, в боку, где была глубокая рана от ножа Глеба, пульсировало сердце ненавязчивой, едва чувствуемой болью. Осторожно пошевелилась, подлезла рукой под рубаху. На месте раны нащупала шрам. Открыла глаза. Солнце клонилось к закату, утопая в жемчужно-перламутровых облаках. Мороз спал. Мне показалось, что я ощущаю запахи приближающейся весны. Карачун-батюшка сделал свое дело и отступился на время от этих мест. Еще несколько минут полежала бездумно, безо всякого движения, просто наслаждаясь покоем и тишиной. Шалый, согревающий мне ноги, поднял голову и тихонько заскулил, словно вопрошая: «Как ты?» Дотянувшись до лохматого загривка, потрепала собаку по густой шерсти. Пес благодарно лизнул мне руку и тихонько тявкнул, привлекая ко мне внимание мужчин, сидевших у костра. В следующий момент около меня оказался Глеб. Встав рядом со мной на колени, с тревогой заглянул мне в глаза.
- Как ты…? – Голос чуть хрипловатый от волнения.
Из-за его плеча маячила голова Ёшки в лохматой шапке, а за ним и круглое румяное лицо Сергия, почему-то с виноватым взглядом. Я улыбнулась, больше не чувствуя боли от ран на лице.
- Да, вроде бы все хорошо… Пить только сильно хочется.
Глеба, собравшегося вскочить и бежать за водой остановил Ёшка.
- Я ща… Мухой метнусь…
Его голова скрылась, но уже через минуту он поднес мне в берестяной кружке тот же горьковатый отвар, которым меня поил раньше. Я непроизвольно поморщилась.
- Я воды хочу… Простой, чистой, из родника…
Охотник скорчил суровую мину, которая ему шла также как и мне волчий оскал. И проговорил сердито:
- Не привередничай. Сперва отвара выпей, а уж потом я тебе простой воды дам.
Чтобы не обижать его, я подчинилась. Сделала несколько глотков и опять сморщилась. Уж больно ядреным был напиток. А Глеб виновато проговорил:
- Пока ты спала, мы с Серегой сходили и привели полковника. – Он сделал неловкую паузу, будто решая, стоит ли мне говорить то, что он хотел сказать, или не стоит. Но под моим пристальным взглядом, все же произнес: - Мы почувствовали его призыв о помощи. После подземелья он слегка дезориентировался. – Увидев, как удивленно я вскинула брови, не поняв смысла последнего слова, поспешно прибавил: - Заблудился он. А теперь, переживает за своих людей. На них же Мормагон морок наслал, а кто теперь их в норму приведет? Выходит, что кроме тебя больше некому. Но я ему сказал, что ты серьезно ранена и пока не можешь отправляться в путь… - От волнения и тревоги за меня, он стал немного проглатывать окончания слов.
Я успокаивающе положила свою руку поверх его большой и крепкой ладони.
- Не волнуйся, любый. Я чувствую себя хорошо. Рана затянулась, правда, на месте ее останется шрам, но это не беда…
Глеб недоверчиво посмотрел на меня, но ничего не спросил более. А вот Сергий, стоящий чуть позади него, не утерпел.
- Как это, затянулась рана? От ножа?! За несколько часов?! -Но, увидев направленные на себя суровые взгляды своего друга и Ёшки, смущенно начал оправдываться: - Прости… Не привык еще к твоим… способностям. – И почему-то, с опаской глянул на довольную рожицу охотника.
А выражение лица Ёшки было красноречивее всяких слов, мол, знай наших!