Продолжаем радовать сердца монархистов и страдальцев по России, которую они потеряли серией исторических публикаций Б.Н. Григорьева, написанных по дореволюционным источникам. Впрочем, и всем прочим нашим читателям рекомендуем ознакомиться. Как обычно, Борис Николаевич умудряется выбирать такие персонажи, что действия их во времена давно минувшие невольно сравниваются с нашими современными ответственными и наделенными полномочиями лицами. А уж что из этого сравнения вынесут для себя читатели - проблема самих читателей, пожелаем им в этом успеха и не будем мешать. Далее оригинальный текст автора.
Дипломат от Бога
Б.Григорьев
При написании статьи использован очерк П.И.Бартенева «Яков Иванович Булгаков», помещённый в журнале «Русский архив» том 95 за 1898 год.
Яков Иванович Булгаков родился 15 октября 1743 года и происходил из старинной дворянской семьи. Дьяки и воеводы Булгаковы довольно часто встречаются в летописях.
Отец его Иван Михайлович занимал важную должность секретаря в Преображенском приказе, а дом его, когда-то принадлежавший железному заводчику Миллеру, находился в Немецкой слободе. Начальник Приказа князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский по заведенному порядку производил Петра I в чины и звания, а Иван Михайлович выдавал царю полковое жалованье. Булгаков уважал просвещение и имел богатую по тем временам библиотеку. Последние годы он провёл в Москве, уважаемый за свой ум и житейскую опытность. Московские градоначальники обращались к нему за советом.
Молодой Булгаков в 1756 году поступил в гимназию при Московском университете, а в 1759 году, на торжественном собрании университета, произнёс речь, в которой просил профессора Шадена о зачислении в университет студентом. Вместе с ним в университет были зачислены Ипполит Богданович, Сергей Домашнев, Аркадий Морков, Денис Фонвизин и Григорий Потёмкин. В 1761 году Яков Булгаков вышел из университета, «усвоив себе благородный образ мыслей, любовь к труду и любовь к просвещению», - пишет Бартенев.
Если вспомнить, замечает Пётр Иванович, что в 1767 году часть дворян, призванная Екатериной для составления проекта нового уложения, не знала грамоты, то можно себе представить, какой ценный «кадр» представлял 18-летний Булгаков для государственной администрации. Поэтому он без всяких проволочек и оговорок был принят в Коллегию иностранных дел, которой заведовал Н.И.Панин, поощрявший талантливых людей. Уже в конце декабря 1761 года Булгаков был послан в Варшаву курьером, чтобы сообщить о кончине императрицы Елизаветы Петровны и вступлении на престол Петра III. А через полгода курьер Булгаков выехал в Вену, чтобы обрадовать австрийцев восшествием на престол Екатерины II.
Через 2 года Яков Иванович назначается секретарём посольства России в Варшаве, где он за время службы был правой рукой четырёх послов: Н.В.Репнина, М.Н.Волхонского, Каспара Сальдерна и Отто Стакельберга. Несмотря на различие характеров послов, он сумел поладить со всеми, и особенно был дружен с первым из них. Якову Ивановичу повезло, что в Петербурге у него в КИД оказался «деятельный предстатель» в лице университетского товарища Дениса Фонвизина, пользовавшегося, в свою очередь, поддержкой Н.И.Панина.
Булгаков находился в постоянной переписке с Фонвизиным.
13 сентября 1773 года Денис Иванович писал в Варшаву, что он хорошо представляет положение, в котором оказался тогда Булгаков, и что он уже задействовал нужных лиц, чтобы помочь товарищу, но, к сожалению, сделать пока ничего нельзя из-за предстоящей свадьбы в.к. Павла Петровича, которой Панин как воспитатель наследника отдаёт всё своё служебное время: «Пётр Васильевич Бакунин[1] употребил всё возможное к поправлению состояния вашего. Неужели его заступление, которому помогу и я ревностнейшим образом, будет без успеха? Сего я никак не ожидаю, тем более что граф Никита Иванович сам вас весьма уважает».
Бартенев считает, что речь в данном случае шла о просьбе Булгакова назначить его посланником в Константинополь, но это предположение маловероятно: Булгаков только что начал свою дипломатическую карьеру и, будучи секретарём миссии в Варшаве, вряд ли помышлял об этом посте. Ему просто хотелось попасть в Константинополь хоть на какую должность.
Год спустя, 9 сентября 1774 года, Фонвизин сообщает Булгакову, что посланником в Константинополь был назначен А.С.Стахеев (правильно «Стахиев») (1724-1794), который служил в Стокгольме, когда там был послом Н.И.Панин, и которого Никита Иванович очень ценил как способного и умного дипломата. «Сей внезапный случай разрушил всё моё намерение в рассуждении вашего туда отправления… стану теперь добиваться…показать вам какую-нибудь другую услугу», - писал Денис Иванович.
Услуги своему другу оказывал и Булгаков. Фонвизину понадобились зубочистки, и он попросил Булгакова прислать их ему. Но в Варшаве зубочисток, как и в Петербурге, не оказалось – «Варшава теперь походит на пустой овин большого села...Отсюда даже до делателей зубочисток все разбежались… Однако ж, хоть сам научусь делать, но с первым курьером зубочистки пришлю», - шутит Яков Иванович в очередном письме Денису Ивановичу.
И вот пожелание работать в Константинополе исполнилось: в конце 1774 года его любимый начальник Н.В.Репнин стал собираться в Константинополь для заключения мира с Оттоманской Портой. И он пожелал взять с собой Булгакова, о чём последнему немедленно сообщил Фонвизин и предложил Якову Ивановичу приехать в Петербург и договориться об условиях поездки с Репниным. Ездил ли Булгаков в Петербург или нет, не известно. В это время стала восходить звезда его товарища по университету Григория Александровича Потёмкина, и он тоже мог посодействовать в исканиях Якова Ивановича.
Как бы то ни было, Булгаков весной 1775 года поехал на переговоры с турками в качестве маршала посольства. Вместе с ним ехал другой сокурсник по университету – Аркадий Иванович Морков, и оба они, вступив в переговоры с визирем внесли весомую лепту в успех посольства, в частности, по вопросу независимости Крымского ханства от Турции, которая послужила началом к присоединению Крыма к России и завоевания Таврии.
В сентябре 1776 года Репнин со своей свитой с триумфом возвратился в Петербург и в отчёте государыне особо отметил роль Булгакова, который распоряжался подарками, руководил церемониями и имел «на своих руках тож все внутренние учреждения и подробности посольства». Эта «командировка» помогла Булгакову хорошо ознакомиться с обстановкой в Константинополе и помогла ему с таким же успехом выполнить свою очередную там миссию.
В 1778 году Булгаков снова в качестве помощника Репнина отправился в Германию улаживать конфликт между Австрией и Пруссией. После смерти баварского курфюрста Максимилиана Иосифа в декабре 1777 года Вена и Берлин предъявили претензии на Баварию и начали друг против друга военные действия. Репнин явился в сопровождении армейского корпуса и к маю 1778 года, при содействия Версаля, добился созыва т.н. Тешинского конгресса, по которому Австрия отрезала себе от Баварии т.н. Иннский, а Саксония, союзница Пруссии, получила денежную компенсацию.
В 1781 году Булгаков вместе с камер-юнкером М.С.Потёмкиным, в связи с первым разделом Польши, предпринял раздел между Новороссийской губернией и Польской Украиной, за что Екатерина произвела его в статские советники. Лестные отзывы о молодом дипломате со стороны Г.А.Потёмкина и Н.В.Репнина заставили императрицу по-новому взглянуть на него, и она решила назначить его посланником к турецкому султану Абдул-Хамиду. Крым ещё не был присоединён к России, а русско-турецкие отношения не отличались ни взаимопониманием, ни дружбой.
Булгаков пришёл к хорошо информированному Фонвизину, чтобы узнать, в чём будет состоять его инструкция при отправлении в Константинополе должности посланника. «Вот в чём инструкция заключается», - ответил Денис Иванович, - «у нас ребят пугают всё турками; надобно это переменить и сделать так, чтоб впредь в Царьграде дрожали при имени русского». Ему также надлежало смягчать впечатление турок от будущего присоединения Крыма к России. Как писал Потёмкин, Булгакову следовало угобзить людей, имеющих силу и «через пристойные внушения» дать им понять, «в какой теперь войска наши готовности к нанесению им по первому знаку чувствительных ударов». Основная трудность при этом, по правильному предположению князя, будет заключаться в нейтрализации влияния на султана «французской шайки».
Отправляясь весной 1781 года в Константинополь, Яков Иванович обратился к Безбородко с просьбой приглядеть за своим престарелым отцом и помочь ему расплатиться с долгами. (Просьба эта была исполнена, сообщает нам Бартенев.) Он уже хорошо знал, что его предшественник Стахиев, добивавшийся независимости Крыма от Порты, едва не стал жертвой разъяренной стамбульской черни, и писал Безбородко: «Не боюсь ничего, что бы со мной ни сделали – пропаду один, но мщение за меня произведёт общее добро».
Булгаков питал огромный пиетет к императрице Екатерине и был рад тому, что служил орудием для исполнения её гениальных предначертаний. Он нередко повторял, что боится за Россию только ночью, когда государыня почивает. Находясь в постоянном контакте с Потёмкиным, он регулярно передавал ему свои отчёты и получал от него важные сведения об оценке своих трудов в Петербурге.
История не сохранила подробных сведений о пребывании Булгакова в Турции вплоть до 1783 года. В 1783 году ему удалось заключить выгодный и для Порты, и для России торговый договор, и казалось, ничто не предвещало грозных событий в отношениях между обеими странами. После формального присоединения Крыма к России Порта на первых порах хранила молчание, но затем разгорелась жаркая дискуссия, усердно подогреваемая «французской шайкой» и чернью на улицах Константинополя. С большим трудом Булгакову удалось удержать султана от резких действий и 28 декабря 1783 года заключить с Портой трактат о согласии на присоединение Крыма к России.
Потёмкин был в восторге и направил Булгакову горячие поздравления: «Труды ваши останутся в потомстве. Могу вас при этом уверить, что её величество отдаёт вам ту справедливость, которую вы заслуживаете. Что если я из Крыма на судне приеду к вам в гости? Я без шуток хочу знать, можно ли сие сделать». Булгаков отговаривал князя от поездки, уверяя его, что его появление в Константинополе вызовет лишний накал страстей и неблагоприятное отношение официальной Порты. Что касается положенной ему за труды награды, Булгаков без лишней скромности просил Потёмкина, что для пользы дела было бы важно возвысить его в глазах турок и французов, к примеру, орденом Белого Орла. Но скромные надежды на вознаграждение были превзойдены решением Екатерины дать ему чин действительного статского советника и пожаловать орден Св. Владимира 2-й степени. Яков Иванович был вполне доволен и до 1786 года вёл достаточно безоблачный образ жизни, наслаждаясь и семейными благами.
Тревога началась в 1786 году.
Абдул-Хамид в мыслях своих уже давно решил начать войну с Россией. Готовилась к ней и Екатерина, заблаговременно заключив союз против турок с австрийским императором Иосифом II. Начало этому союзу было положено во время её поездки в Таврию в 1787 году, в которой участвовал и Булгаков По возвращении в Константинополь он 5 августа был вызван на конференцию к визирю, предложившему ему вернуть Крым в прежнее своё состояние. Булгаков отверг это предложение и сразу после этого был объявлен мусафиром, т.е. гостем Блистательной Порты и помещён отбывать турецкое гостеприимство в Едикуле, т.е. в Семибашенный замок. Одновременно Порта объявила России войну.
В Семибашенном замке русский посол провёл 26 месяцев, и это, по признанию Бартенева, ознаменовало истинную славу для русского дипломата. Яков Иванович вёл в заключении журнал, в который вносил все примечательные и важные с его точки зрения события. Заключение в Едикуле разделили сотрудники посольства драгоман Николай Пизани, секретарь Иван Яковлев, переводчик Иосиф Дандрий, камердинер Александр Алымов и один лакей. Всех этих людей Булгаков взял по своему выбору, и турки против этого выбора не возражали. Следует отметить, что турецкие власти вели себя довольно вежливо, никаких неудобств заключённым не причиняли, а посольские здания взяли под охрану. На содержание Булгакова Порта выделила сначала 15, а потом 25 пиастров. Сумма ничтожная, пишет Бартенев, но вероятно у посла были собственные средства, позволившие жить в скромном достатке и заниматься разведывательно-дипломатической деятельностью и снабжать информацией Потёмкина.
Булгаков купил у диздаря, т.е. коменданта Едикуля, участок земли, разбил на нём сад и огород и свободное время проводил в саду, копался в земле и усердно поливал растения. Турецкая охрана и диздарь относились к нему с большим почтением. Интернунций, исполнявший обязанности посла Иосифа II, выразил пожелание провести своё время в качестве гостя Едикуля, но турки не захотели предоставить ему такой привилегии и, выдав фирман, выдворили его из страны. В начале февраля 1788 года турки начали заискивать перед Булгаковым, просили его не стесняться и обращаться к ним со своими нуждами и прислали ему в подарок мешочек с золотом. Яков Иванович поблагодарил за внимание, попросил турок ослабить режим общения со своими подчинёнными, но от золота решительно отказался.
Судя по всему, Булгакову удалось установить связь с внешним миром и получать интересные сведения о положении в воюющей Турции. В начале 1789 года ему удалось получить секретный план войны с Россией, составленный французским послом М.-Г. Флораном Огюстом Шуазелем-Гуфье (1752-1817), и переправить его Потёмкину. Он извинялся за «беспорядок донесения», потому что писал украдкой и сетовал на то, что не знает, доходят ли его донесения до адресата. Он изловчился даже написать письмо Екатерине, в котором сообщал, что диздарь заметил, что «гость Порты» слишком много пишет. Яков Иванович сказал Екатерине, что если у него отнимут чернила, то он продолжит писать донесения, написанные собственной кровью.
В Семибашенный замок не доходили правдивые сведения о военных успехах русской армии, но весть о громких победах А.В.Суворова проникала в Константинополь. Победа под Кинбурном и взятие Очаковской крепости стали известна во всём мире и поколебали уверенность султана Абдул-Хамида, он был уже склонен к переговорам, но неожиданная его смерть 27 марта (7 апреля) 1789 года ещё на два года продлила войну. Его преемник, 28-летний племянник Селим III не мог начать своё правление заключением мира.
Булгаков получил возможность увидеть султана и описать его внешность. 24 июня (5 июля) Селим неожиданно инкогнито пешком пришёл в Едикуль, и Булгаков составил об этом подробное донесение. Султан прибыл в сопровождении небольшой свиты, в которую по традиции был включён и палач. Комендант отсутствовал и заставил повелителя правоверных ждать себя некоторое время. Прибежав запыхавшись, он бросился целовать обувь султана и желать ему многих лет царствования. После этого диздарь провёл Селима мимо покоев замка, в которых жил русский посол. Далее султан вошёл в сад, принадлежавший диздарю, и совершил там вечернюю молитву и прикоснулся к предложенному ему тератору – угощению в виде холодного супа из толчёных орехов, уксуса, чеснока, крошёного хлеба и деревянного масла[2].
Суп султан запил крепким и горячим кофе и стал расспрашивать диздаря о возрасте Булгакова, о помещении, в котором он содержался и о том, было ли заключение иностранных посланников в Едикуль традицией Порты. Диздарь сказал, что русскому гостю от 45 до 48 лет, что живёт он в селамлыке, т.е. приёмных комнатах, «сторожу и рабу вашему принадлежащих», и что после выступления санджак-шерифа в поход иностранные посланники водворялись в Едикуле. Выслушав объяснения диздаря, Селим раздал деньги охранникам и, выходя из сада, пристально смотрел на окна селамлыка и сказал коменданту:
- Хорошо ты его учредил.
Диздарь подтвердил эту оценку почтительным наклоном головы, и Селим покинул замок. В свой дворец султан вернулся на двух лодках.
Ещё весной 1789 года Булгаков просил турок отпустить его или хотя бы членов его семьи домой. Скоро и сам султан, и «французская шайка» стали подумывать об окончании войны, а Шуазель предложил Булгакову возможность нелегально покинуть Порту на французском фрегате. Яков Иванович ответил, что он не желает быть обязанным никакому постороннему средству своего освобождения и что за свою личную безопасность он не пожертвует честью престола и отечества.
К концу года Селим «созрел» для решения отпустить Булгакова домой и 24 октября (4 ноября) 1789 года, не послушав внушений английского, прусского и шведского посланников, отдал соответствующий приказ. Турки наняли специальное рагузинское судно для доставки Булгакова, его семьи и товарищей в Италию. По пути судно загорелось, и его пассажиры были вынуждены пересесть на французский фрегат La Badine, который в начале декабря высадил всех в принадлежавшем Австрии Триесте. Оставив своих детей, Булгаков через Вену, где его принял Иосиф II, назвав своим севастопольским приятелем, поспешил к Потёмкину. Потом он выехал в Петербург, чтобы получить все милости и награды от самой государыни. Это было самым счастливым моментом в жизни дипломата.
Сведений о пребывании Якова Ивановича при дворе мало: известно только, что он получил чин тайного советника, деньги, поместья в Белоруссии и орден Белого Орла, пожалованного королём Польши. Он выехал в Москву, но своего отца живым не застал: старик умер, не выдержав переживаний за сына, оказавшегося в плену у турок. Надолго задерживаться в Москве Булгакову не пришлось: Екатерина снова послала его в Варшаву своим полномочным министром на смену графу Стакельбергу. Бартенев пишет, что невозможно было представить более удачного назначения, чем это: в пользу этого свидетельствовал весь 30-летний опыт работы Якова Ивановича.
Но, к сожалению, пребывание его в Варшаве было прервано: Потёмкин скоро после того умер, Безбородко оказался не у дел, а делами стал править новый, 12-й фаворит Екатерины, граф П.А.Зубов. При Зубове вошёл в фавор некий рагузинец А.И.Альтести, выведенный в своё время в люди Булгаковым, а теперь ставший вставлять ему палки в колёса. Булгаков подал в отставку и, сдав свою должность Я.Е.Сиверсу (1731-1808), выехал в Петербург. Там он купил себе дом и решил провести остаток жизни на покое. Государыня не лишила его своего внимания и поручила ему перевести с французского языка книгу Д.Бардона «Образование древних народов», что он и сделал весьма успешно. Книга в 4-х частях была опубликована в 1795-1796 г.г. за счёт казны, а переводчик был вознаграждён милостивым рескриптом и табакерку с шифром императрицы, осыпанную бриллиантами.
Вообще история литературного творчества Я.И.Булгаков, берущая своё начало со студенческой скамьи, заслуживает отдельного рассказа, и мы отсылаем читателя к соответствующим источникам. Похвальные отзывы на этот счёт делал и его друг Фонвизин, и П.А.Вяземский, и многие другие. Его избрали почётным членом Петербургской Академии наук. Н.М.Карамзин обязан ему своими советами, материалам и библиотекой при написании «Истории государства Российского». Литературно-научное наследие Булгакова впечатляет и своим объёмом, и разнообразием интересов.
Павел I пожелал видеть Булгакова Виленским и Гродненским гражданским губернатором. И Яков Иванович дал на это своё согласие, тем более что ему пришлось снова быть под начальством Н.В.Репнина, начальствовавшего тогда над всеми присоединёнными польскими областями. Виленским губернатором были довольны и жители губернии, и сам император, который, возвращаясь со своей коронации из Москвы в Петербург, заехал в Вильну и надел на шею Булгакова орден св. Александра Невского. В 1798 году, за успешное предохранение края от заразы и осуществление некоторых удачных политических проектов, он удостоился новых милостей императора, получив чин действительного тайного советника и похвальную грамоту, в которой были такие слова: «Да узрят все, сколь лестно служить отечеству подобно вам, и да подражают вам сыны сынов ваших!».
В это время в Вильне проживал сосланный Павлом недоброжелатель губернатора П.А.Зубов. Яков Иванович обходился с ним вежливо и не произнёс в адрес опального графа ни слова упрёка или обиды.
Частые припадки подагры заставили Булгакова в 1799 году уйти в отставку и поселиться в Москве. «Там тихо угасал почтенный старец», написал Бартенев о нём в конце своего очерка. Император Александр приглашал его вернуться на службу, но Яков Иванович по причине здоровья уже не был в состоянии соответствовать этому приглашению. Окружённый общим вниманием, Булгаков мирно доживал свой век – довольно короткий по нынешним понятиям. 7 июля 1809 года он скончался на руках двух своих сыновей на 66-м году жизни.
Оба сына пошли по стопам отца и внесли свою лепту в укрепление и развитие дипломатической службы России.
[1] Бакунин – старший чиновник КИД, ставший впоследствии третьим её членом.
[2] Деревянное масло при высокой температуре отжимают из оливкового жмыха и косточек.
