Рассказ о жене изменщика.
В седьмой палате кардиологического отделения, как и в тысяче других палат, было светло и безлико. Белые стены, белые кровати, белые лица больных. Все это давило, угнетало и мучило Светлану Григорьевну. Если не считать десяти дней в роддоме после кесарева сечения, в больнице она не лежала никогда. Не то, чтобы, здоровье у Светланы Григорьевны отличалось силой и крепостью – времени на себя не хватало. А еще Светлана, женщина сорока шести лет от роду, искренне считала: ограничение личности человека душной атмосферой белых палат не может влиять на его гармоничное развитие в положительном ключе. Еще быстрее раскиснешь.
Но если Светлана Григорьевна предполагала, то Господь располагал. После перенесенного вирусного заболевания она так ослабла, что даже ходить не могла. Даже до туалета с трудом добиралась. Проклятая болезнь дала осложнение на сердце, да такое, что Светлана очутилась здесь. Иначе… Что было бы иначе – ей и думать не хотелось.
Она послушно проходила процедуры, пила лекарства, не стонала и не стенала. Гладкие стены палаты Светлана воспринимала, как индивидуальную тюрьму. Не нравится – иди домой. Сдохнешь на воле, если так хочется. Светлана терпела, как и многие другие свободолюбивые люди терпят длительное заточение.
В палате находилось еще шесть коек. На них сидели, лежали, спали, читали, болтали шесть женщин. Две совсем молоденькие девочки, двое – совсем пожилых бабулек и две – ровесницы Светланы. С большинством из них общение не ладилось – не тот тип характера, с которым Светлане комфортно сосуществовать. Она понимала – не в доме отдыха находится, выбирать соседок, совпадающих взглядами на мир с ней – роскошь. И просто старалась не обращать на них внимания, терпеть и лечиться.
Типичный интроверт, она страдала от бесконечной сорочьей трескотни на одни и те же темы: диагноз, лечение, выписка, симптоматика и лекарства. Женщины не обладали каким-то особенным мышлением и глубокой сутью – простые люди, и темы, волновавшие их, были простыми, насущными, как соль – ЖИЗНЬ! Чувствуя в Светлане чужую, постоялицы палаты отделились от нее невидимой стеной, сторонились ее, не набиваясь в подружки. Людям не нравятся гордецы. Светлана казалась всем высокомерной и холодной.
Она это понимала. Спрятавшись в своей скорлупе, оставила небольшую бойницу, своеобразный наблюдательный пункт. Не обязательно ведь общаться, можно просто смотреть на то, чем живет людская масса. Это ведь – как книгу читать. Тоже опыт. А любой опыт рано или поздно пригодится.
Например, Ольга, дама средних лет. Оказалась здесь не случайно. Сердце ее барахлило давно, и доктор был хорошо знаком с этой пациенткой. Нервная, взвинченная какая-то, Ольга то и дело хватала звонивший мобильник и выскакивала из палаты. Возвращалась зареванная. Врач при очередном обходе очень серьезно ей сказал:
- Я отберу от вас телефон, Ерофеева! Сколько можно? Как вас лечить, если вы никак не можете избавиться от основного раздражителя! Я серьезно! Прекратите общаться со своим мужем, забудьте о его существовании!
Ольга кивала, плакала. А потом вновь отвечала на звонки, выбегала из палаты. И снова - плакала.
Ветреный супруг один только раз посетил Олю, и то скверная встреча получилась. Несчастная вернулась в палату убитая горем. Залилась слезами.
- Да за что? Да сколько можно надо мной издеваться! Стоит, говорит, что жизни без меня не представляет, а от самого за версту духами ТОЙ разит!
Вот какой смысл себя так уничтожать? Зачем? – хотелось встряхнуть эту Олю как следует, чтобы пришла в себя и бросила чертова муженька, видимо гулявшего от Оли напропалую.
Но она, словно услышав чужие мысли, отвечала:
- Не могу я его бросить.
- Почему? – спросила Ольгу Оксана, совсем молоденькая девочка, место которой где угодно, в клубе, в университете, в родильном отделении, только не здесь, в душной клетке, среди сердечников.
- Потому что! Долго рассказывать, - отмахнулась Ольга.
- А вы расскажите. Мы никуда не торопимся, - вступила в беседу пятидесятилетняя Елена, ухоженная леди, расположившаяся на койке у окна. Тумбочка дамы была сплошь уставлена баночками и пузыречками. Крема для кожи век, для кожи рук, для лба, щек, скул. Кремы от морщин и для разглаживания носогубных складок. От целлюлита и для кожи шеи.
Похоже, у Елены был свой бзик. Она боялась старости. Она накладывала маски круглосуточно. И целыми днями искала на лице новые морщинки, чем раздражала Светлану. Она и говорила только о возрасте. Оказывается, Елену еще что-то в жизни интересовало? Занятно.
- Не стесняйтесь. Все свои. Есть такой психологический прием, не новый, кстати. Раньше люди к священнику ходили. А теперь – к психологу. Выкладывают все, что на душе. А потом им легче становится. Может, вам это поможет. А то смотреть на вас страшно – пятнами покрылись. Побледнели. А нам всем нервничать категорически запрещено, - оказывается, не такая и дура Елена.
Ольга посмотрела на аудиторию: больные привстали на койках: бабульки навострили уши, и даже молодая Таня, только и делавшая, что листала ленту в интернете, отложила смартфон в сторонку. Всем порядком надоела больничная скука. Всех заинтересовала история Ольги. Ну не все же о болезнях беседовать? Скучно!
Ольга поправила ворот халата, утерла слезы и начала свой рассказ.
Мне еще мама говорила, чтобы я с ним не связывалась. Красивый мужик – чужой мужик. Это надо быть дурой, чтобы еще и замуж за него идти. Я и слушать не хотела. Я с Олегом с детского сада вместе. Мы друг друга знали от и до, за одной партой сидели до самого выпускного. При чем здесь красота? Он был создан для меня, я каждую черточку характера изучила, каждую точечку.
Я знала, чего Олег боится, что любит и не любит, какая еда ему нравится, какую музыку он предпочитает. Пока были детьми, жалели о том, что не брат и сестра, настолько родные, настолько спаянные друг с другом – если разделишь, так с кровью и мясом. А когда повзрослели, поняли, что никакие мы не брат и сестра – муж и жена. Олег на других девочек даже не смотрел, хотя возраст подходящий, и вообще… Не было для него других – только я. А он такой красивый, такой красивый… Но я любила Олегу совсем не за красоту, хотя и приятно с ним рядом идти было. Душа у него особенная. Чистая душа. Неиспорченная.
Пожениться решили после того, как окончим училище, куда вместе поступили, после того, как Олег армию отслужит. Меня не пугала перспектива разлуки. Надо, так надо. Подожду, никуда не денусь. Когда закончилась отсрочка – его забрали. Я ему письма писала. Ждала. Шила свадебное платье. Работала.
Все рухнуло, когда Олег сообщил о том, что подписал контракт.
- Деньги для нас неплохие заработаю, все ребята так делают, - писал он.
И ни слова, ни полслова не сказал о том, куда он направился служить. Пугать не хотел. А направился мой Олег в горячую точку, тогда как раз вторая Чеченская бушевала. У меня тогда землю из под ног вышибло! Сам в такое пекло полез!
Вернулся инвалидом. С виду – целехонек. Внутри – месиво. Но ничего, пережили. Он понимал, что с мозгами неладно. Что надо за этим строго следить, потому не пил, не курил даже.
- Видел я, как у мужиков крышу рвет! – говорил, - зверями становятся. Не хочу!
Слава Богу!
Мне стыдно признаться в этом, но скажу как на духу: как приехал Олег, у нас с ним только один раз близость была. Да и то… Он ко мне прикоснется, а потом его от меня отшвыривает, как от жабы, и ужас в глазах. Я понимаю: из такого ада вернулся, до любви ли… Успокоила, расцеловала…
Все-таки, кое-как, но… В общем, было у нас… И на этом – все.
А я молодая, соскучилась, обнять его хочу, люблю ведь! До армии у нас все отлично, романтика, страсть – куда там «Дикой орхидее», кино такое крутили в видеосалонах. Но Олег от меня отшатывался. Как от чумной! Кошмар!
С одного единственного раза у меня получился Павлик, сын. Вот как бывает. Я в ребенке растворилась – Олежа счастлив, сыночка обожает. Семья! Лучше мужа не найти, лучше отца не придумать! Но временами на него находило. Нет, он не злился, руку на нас не поднял, не обозвал даже, а… В общем, начал Олег пропадать иногда по ночам или с работы задерживаться.
А потом мне «добрые» люди говорить начали, чуть ли носом не тыкали: следи за мужем, он у тебя совсем с катушек свернулся! Ни одной юбки не пропускает!
У меня весь мир кувырнулся. Как это так? Я-то думала, что у Олега по этой части – все! Плакала в подушку, психовала, но верность любимому хранила. Главное – семья! Без «этого» можно прожить! А он? Подлец!
Прижала Олега к стенке. «Разведусь с тобой!» - говорю, «Ты что же творишь?».
- Оля, прости, мне башку свернуло после войны, - отвечает, - ничего с тобой не получается. Мне кажется, что я к тебе не должен прикасаться – инцест! Ты мне роднее матери и сестры! Не могу, пойми!
- Так уходи! Оставь меня, коли у тебя чайник свернуло! – ору.
А он плачет. Плачет.
- А как же Павлик? Мало сирот в мире? Он в чем виноват?
Ой, мне бы дуре, Олега не слушать. Свою жизнь устраивать. Может, и получилось бы что. Так ведь нет – пошла мужу навстречу. Павлик – наше все! Договорились развестись после того, как Павлик взрослым станет. Все объясним, как сможем. Должен понять.
Все у нас есть: квартира, дом, деньги! Три машины, быт налажен. Сын отличным человеком вырос, женился недавно. Муж – золотой, все завидовали. Я не ушла никуда. Подумаешь, проблема… Вот когда мужик пьет-бьет-из семьи тянет – проблема. Олег научился скрывать от меня свои связи. Остепенился, видимо. Поумнел. Я старалась об его изменах не думать, запретила себе об этом думать.
А потом узнаю: у него на стороне семья. Все, как у людей. Трое детей, жена, хоть и гражданская. Трое ребятишек, понимаете! А я – куда? Кому? За что? Олег клялся, что никогда меня не оставит. Что я – законная и единственная, а там его ребятишки держат. Он их очень любит!
Вот меня и бухнуло тогда серьезно. Сердце не железное, долго терпеть не может. А второй раз стукнуло, когда та любовница мне названивать начала. С угрозами. Мол, выкинет меня Олег, вышвырнет на улицу. Я Олегу тогда скандал закатила. Он меня успокаивает, конечно, но в чувство бабу ту привести, наверное, не может. Большую силу она над ним имеет.
Павлику бы сказать, да сил не нахожу – парня не хочу в гадость такую втравливать!
Невозможно просто. Валяюсь по больницам. Эта мне названивает, как ее Олежек любит, рассказывает, по каким курортам возит, какие сережки-кольца покупает… Я уже и в суд подавала, и чего только не делала. Не выдержала, из дома ушла. В сорок пять лет у матери живу! Так этот змей меня обратно домой сманивает.
- Жена должна быть дома! Я сказал! – совсем ополоумел! И глаза у него бешеные.
Я бояться начала. Просила его не приходить и не звонить. Так нет – звонит. И баба его звонит. И пришел вот. С гостинцами… С покорной головой. Они ведь смерти моей хотят, точно говорю!
Оля прижала руки к глазам. И руки ее дрожали.
- Олечка, а почему вы не заносите ту женщину в черный список? - осторожно спросила Ольгу Елена.
- Вы не представляете, сколько раз пыталась. Так ведь она заводит новый номер и опять мне звонит! – Ольга нервно расхаживала по палате.
- Но ведь и с этим тоже можно справиться, дорогая, - мягко возразила ей Елена, - уж поверьте, у меня среди знакомых достаточно грамотных юристов, талантливых айтишников, да и просто влиятельных людей, которые помогут решить вам эту проблему.
- Правда? – с надеждой спросила Ольга.
- Конечно. Вы не одна такая несчастная супруга. Вы просто слишком сильно сосредоточились в этом кошмаре и боитесь дать отпор наглой разлучнице. Да и муж у вас обнаглел, честно скажу. Ишь ты: люблю, не могу… Нахал. Устроился хорошо. Нечего сказать, - Елена улыбнулась, - и сына нечего тепличным цветочком выращивать. Он – ваш сын! Он должен быть вашим защитником. В общем, дело плевое. Вы сами запутались, и я вам помогу.
В тот вечер Ольга впервые за больничную каторгу спала спокойно, безмятежно. Поняла что-то? Кто знает. Светлана подумала: как мало человеку для счастья нужно… Чтобы мужчина не изменял. Ей, Светлане, не повезло. Она хотела большего. Потому и одна теперь. Ну и что, разве плохо быть одной? Слез и переживаний меньше. И дурой себя не чувствуешь…
Она вздохнула, прислушалась к себе: сердце не билось ровно, не ухало на «качелях». Может, пронесет? Может, Света выйдет отсюда здоровой? Ах, если бы, ах если бы… Она тоже уснула, мягко провалившись в пушистую перину тихого сна.
Автор рассказа: Анна Лебедева