Эпиграф
— Уф!... Ну что-за дичь пошла бестолковая! Я полдня за ней бегал, чтобы сфотографировать!
— Это ещё что! Ты за ним ещё пол дня бегать будешь!
— Это ещё зачем?
— А чтоб фотографию отдать!
“Каникулы в Простоквашино”, Эдуард Успенский
Думаю, что американский живописец и портретист Джордж Кэтлин (1796-1872) не нуждается в представлении, а если нет, то просто загуглите и сразу увидите его работы, которые вам не раз встречались в интернете в статьях про индейцев.
Сегодня я хочу предоставить вниманию читателей отрывок из его книги “Иллюстрации нравов, обычаев и [современное] состояния североамериканских индейцев”, 1841 г., где Кэтлин описал свое участие в конной охоте на бизонов, когда он гостил летом 1832 года в Форте-Юнион Американской меховой компании, которым управлял Кеннет Маккензи.
Охота на бизонов
Стол мистера Маккензи каждый день стонет под тяжестью бизоньих языков, бобровых хвостов и прочих западных деликатесов. В его форте оборудован просторный ледник, в котором мясо сохраняет свежесть на необходимый срок. Правда, иногда запасы оскудевают, и тогда он кличет пять или шесть своих лучших охотников, но не для того, чтобы охотиться, а просто “сходить за мясом”, и потом отправляется в прерию во главе всей честной компании, восседая на своей любимой бизоньей лошади (т.е. обученной для охоты за бизонами), поигрывая в руке легким, коротким ружьецом, специально сделанное таким, чтобы его было легко перезаряжать на полном скаку.
Прошлым утром состояние ледника было таково, что заставило местных джентльменов задуматься о самообслуживании, и они пытливым взглядом окидывали окрестные прерии. Исправить положение с продовольствием вызвался наш хозяин, к нему в напарники сначала напросился я, а потом и монсеньоры Шардон, Батист Дефонде и Таллок (который служит у Маккензи главным торговым агентом среди кроу, и в настоящее время находиться здесь вместе с большой общиной представителей этого племени), а также еще несколько человек, чьих имен я не запомнил.
Когда мы мы снарядились и были готовы отправиться в путь, Маккензи подозвал к себе четырех или пятерых работников и велел им запрячь по одной одноконной повозке, а потом немедленно двигаться по нашему следу, чтобы забрать добытое мясо.
"Переправьте повозки через реку на шаланде, - сказал он, - и, идите вдоль берега по нашему следу, а потом поворачивайте на равнину, вы найдете нас вон там, между реками Желтый Камень и Миссури, с достаточным количеством мяса, чтобы загрузить доверху. Мой дозорный с утеса на том берегу сигналит, что там полно бизонов, и мы отправляемся туда как можно скорее”.
Все мы переправились через реку и проскакали галопом пару миль или около того, а потом поднялись на утес, и, как было сообщено, увидели великолепное стадо из четырех или пяти сотен бизонов, совершенно спокойных и, чувствующих себя в полной безопасности. Одни животные мирно паслись, а другие лежали и спали. Мы приблизились к ним на расстояние мили или около того и остановились.
Монсеньор Шардон "бросил перо" (обычай, который неукоснительно соблюдается, чтобы определить направление ветра), и мы приступили к "раздеванию", как это здесь называется (т.е. каждый человек избавляет себя и свою лошадь от всех лишних и ненужных предметов одежды и т.д., которые могут помешать при скачке): снимаются шляпы, куртки и патронные сумки, рукава закатываются, шейный платок туго повязывается вокруг головы, а кушак вокруг талии, кладут в карман жилета снаряженные патроны либо "бросают в рот" полдюжины пуль, и т. д., и т. п. Все это занимает десять или пятнадцать минут, и по виду и по сути не отличается от военных сборов. Наш вожак излагает план погони, и, когда все подготовлено, ружья заряжены, а шомполы в руках, мы садимся верхом и идем в наступление.
Лошади знаю свое дело, и, кажется, рвутся вперед также горячо, как их всадники. В то время как люди “раздеваются” и садятся верхом, животные топчутся от нетерпения. Когда идет “сближение” (то есть охотники все вместе неторопливо едут напрямую к стаду, пока бизоны не обнаружат опасность и не побегут), складывается такое впечатление, что все наши лошади пропитались духом погони, потому что даже у самой ленивой клячи шаг становится упругим, уши навострены, голова подалась вперед, а глаза устремлены на дичь, и вся она дрожит от азарта под своим седоком.
Так, осторожно и бесшумно, мы проехали около 40 или 50 ярдов, когда стадо нас почуяло и всей массой сорвалось с места в карьер. В этот миг мы пустились вскачь! Это случилось одновременно, потому что никому не под силу было сдержать своих скакунов, таково было возбуждение момента. И все понеслись, полетели над прерией в облаке пыли под стук звонких копыт.
Маккензи был первых рядах и вскоре скрылся из виду в пыльной полумгле - он погнался за самой жирной и упитанной телкой. Лично мой выбор пал на огромного быка, чей громадный горб возвышался над рекой из спин сородичей. и я стал протискиваться сквозь стадо бизонов, чтобы оказаться рядом с ним. Я гнался не за мясом, а за трофеем: мне нужны были его голова и рога. Я мчался сквозь грохочущую массу животных, проносящуюся над равниной, с трудом понимая, на чем я еду, на спине бизона или собственной лошади - меня били, цепляли, толкали, - пока наконец я не оказался рядом со своей целью, и тогда я выстрелил, проносясь мимо нее.
Вспышки выстрелов моих товарищей пронзали пыльную завесу то тут, то там, но я их не слышал из-за грохота копыт и рева бизонов. Я видел как Шардон ранил превосходного быка, а потом перезарядил ружье, чтобы проехать мимо него еще раз и добить. Всадник и бизон, как ветер, промчались мимо меня на расстоянии вытянутого ружья, когда бык вдруг повернулся кругом и принял на рога лошадь, а Шардона приняла в свои объятья мать-земля. Он, как лягушка, пролетел футов двадцать или больше через спину быка и грохнулся почти под самые задние копыта моей лошади.
Я как можно скорее развернулся и поскакал назад на помощь бедняге Шардону. Охотник распластался на земле и тяжело дышал, а в нескольких шагах от него лежала его добыча с лошадью поперек спины.
Я мгновенно спешился, а Шардон приподнялся на руках, с глазами и ртом, забитыми землей, и стал нашаривать свое ружье, которое отлетело футов на тридцать от места схватки.
— Милостивые Небеса! Ты не ранен Шардон?
— И-ик-ик-ик-ик-ик-ик… Не, не. Я в порядке. Йоооо! Бывало и хуже, монсеньор Каталин [здесь канадский охотник переиначил фамилию Джорджа Кэтлина на французский манер - прим. Ф.Д.З.], падал не раз, но земля здесь чертовски твердая, ох, ох, ох!
Тут бедняга потерял сознание, но через несколько мгновений очнулся, встал и отправился за ружьем. Потом он подошел к лошади и потянул за удила, та открыла глаза и с хрипом и хрюканьем вскочила на ноги, отряхнулась от грязи, и вот мы уже снова на ногах, все, кроме быка, судьба которого была печальнее, чем у каждого из нас.
Я посмотрел в ту сторону, куда ушло стадо и наши спутники, и ничего не увидел, кроме облака пыли, которое они оставили после себя. Однако, чуть правее я заметил свою жертву, огромного быка, который ковылял на трех ногах, пытаясь поскорее убраться с этой опасной земли. Я галопом помчался к нему, и при моем приближении он развернулся и приготовился принять бой. Казалось, он прекрасно понимал, что ему от меня не уйти, и решил лицом к лицу встретить своего врага и смерть.
Я обнаружил, что моя пуля попала не в то место, куда целил, а пролетела чуть дальше, вонзилась бизону в плечо и застряла где то в груди. Рана была слишком серьезная, а бык слишком тяжел, чтобы добраться до меня, но когда я приближался с любой из сторон, он неизменно поворачивался ко мне мордой, и кипел от ярости, которой хватало только на убийственные взгляды. Он казался мне беспомощным, когда после каждого рывка в мою сторону утыкался носом в землю, так что, только благоразумие моей лошади удерживало меня на безопасном расстоянии.
Тогда я достал из кармана свой блокнот для зарисовок, положил ружье поперек седла и начал его рисовать. Бык стоял в напряжении, и пылал жаждой мести, которую был не в силах утолить, а я скакал вокруг него и зарисовывал с разных ракурсов. Иногда бык ложился, тогда я махал на него шляпой, поднимал на ноги, находил новую точку обзора и снова принимался рисовать. . .
Таким образом я пополнил свой этюдник несколькими бесценными набросками этого мрачного монстра прерий, который и не подозревал, что его образ будет запечатлен навечно.
Ни один человек на земле не может представить себе, какой бывает взгляд и вид у такого объекта, как этот. Нет такого другого животного, которое выглядело бы страшнее огромного, раненого бизона, готового к битве. Он полон гнева, глаза налиты кровью, длинная, косматая грива свисает до земли, а когда он склонят косматую голову, чтобы наброситься на обидчика, из его открытой пасти хлещет ярость в виде потоков крови и пара.
Мне выпало достаточно времени, чтобы как следует поработать карандашом, а потом я добил быка выстрелом в голову, и тут как раз вернулся Маккензи со своими спутниками. Они ехали на измученных от долгой погони лошадях, а позади них тянулись пять повозок для перевозки мяса. Со всех сторон ко мне и моему быку подтягивались наши люди. Мы спешились и закурили трубки, а потом каждый рассказал о своих подвигах минувшего дня, и все дружно посмеялись надо мной, новичком, за то, что я застрелил старого быка, чье жесткое мясо не годилось в пищу.
Обратно я ехал рядом с мистером Маккензи. Он указал мне на пять убитых коров, которых он выбрал из всего стада, как самых жирных и упитанных. Этот изумительный результат был показан на расстоянии одной мили - все животные были убиты на полном скаку, и каждая умерла от пули в сердце. За то небольшое время, необходимое лошади под "полным кнутом", чтобы пробежать расстояние в одну милю, он пять раз стрелял и четыре раза перезаряжал - выбирал животных и убивал с первого выстрела! Остальные убили еще шесть или восемь животных, и это дало столько мяса, что хватило не только загрузить повозки, но и нескольких лошадей, на которых навьючили самые лакомые куски, а то, что осталось, сделалось добычей волков.
Так здесь живут белые люди, так они добывают себе пропитание, и таково одно из их захватывающий развлечений - рискуя каждой косточкой своего тела, на несколько мгновений ощутить прекрасное и волнующее возбуждение от погони за бизоном, а потом упрекать и винить себя за глупость и неосторожность.
От места охоты мы начали неторопливый путь домой, и, спешившись на том месте, где мы “раздевались”, каждый снова оделся или перекинул лишние предметы одежды и т. д. через луку седла. Мы поскакали обратно в форт, рассказывая по дороге и в течение следующих двадцати четырех часов о своем сегодняшнем удальстве, прошлых охотах, и случаях из жизни, когда мы побывали на волосок от смерти. Маккензи, человек с истинным характером и достоинством вождя, лишь молча улыбался, когда спутники расхваливали его охотничье мастерство. Из из этих хвалебных речей (как и из моих собственных наблюдений) я узнал, что он считался (и по праву) самым выдающимся из всех белых людей, которые процветали в этих краях, преследуя и убивая бизонов.
Когда мы вернулись в форт, на стол выставили пару бутылок вина, вскоре полдюжины пересохших глоток увлажнились, и воцарилось веселое настроение. Батист Дефонде, Шардон и прочие, удалились на свои квартиры, оживленно обсуждая события утренней охоты, которые они пересказывали своим женам и возлюбленным. В это время ворота форта распахнулись, и внутрь въехала процессия из повозок и вьючных лошадей, нагруженных мясом бизонов. При этом зрелище возрадовались сердца сотни женщин и детей и затрепетали носы стольких же голодных собак и щенков, которые крались за хвостом процессии и принюхивались. Дверь в ледник отрыли, мясо выгрузили, а я, утомленный событиями дня, отправился спать.
Присоединяйтесь к чтению увлекательных историй эпохи Фронтира и Дикого Запада на ЯДе, в Телеграме и ВКонтакте.
