— Что скулишь! Заткнись! Рядом, я сказал, рядом!
Пес упирался и не хотел идти. У него после вчерашнего вообще лапа болит, а хозяин снова намеревается идти туда. Хвастаться им будет. А он не сможет, не сможет! — рана не зажила, лапа болит, — он не сможет! А если не справится — опять получит.
Рывок поводка со всей дури, и пес впечатался в бетонное ограждение, отделявшее площадку для скейтбординга от прогулочной и пешеходной зоны парка.
Больно, как же больно…
Мать и дочь, ставшие невольными свидетелями этой сцены, сжались и боялись шагу ступить. Амбал здоровый, вдруг ему не понравится, что они всё увидели? Надо бы бежать, но ноги словно приросли к земле, и женщина лишь прижимала к себе дочку, прикрывая её руками.
И, как назло, ни одного прохожего…
Эдуард с чистыми «незамутненными разумом» глазами и Юрий с Ольгой ничего этого не видели, до поворота им оставалось еще порядка двадцати метров, да потом еще пятьдесят. Может, чуть меньше.
Здравствуйте, дорогие, любимые подписчики и читатели канала «ДиНа»!
Рассказ «Когда игрушка — это пес. И "груша для битья"» — это 48.2 часть рассказа про «дичь» по имении Эдик.
Начало здесь:
Предыдущая часть здесь:
Шли да разговаривали. Вернее, разговаривали Юрий с Ольгой, а Эдуард лишь радостно мычал, — Ыыыы! Ыыыы! — да время от времени дергал брата, чтобы показать ему то красивую веточку, то птичку на дереве и поделиться эмоциями. На деле же — советовал то про Айвазовского поговорить, который очень нравится Ольге, то про «Все тенали бороговы» Генри Каттнера по той же причине. В общем, следил за беседой и слегка направлял её.
Так они и шли. Никуда не торопясь и не спеша. Наслаждаясь моментом. Да и быстро идти в любом случае не получилось бы: Юрий же с ходунками был — коляску-то Эдуард занял.
В какой-то момент, естественно, разговор на Эдуарда и переключился.
— А что, врачи, действительно благоприятный прогноз дают?
— Да, говорят, в любой момент всё восстановиться может. У него же это не врожденное. Последствия травмы.
— Травма, видимо, серьезная была?
— Да, но жизненно-важные центры не задеты, у него это психосоматическое, последствия стресса. Он может и ходить, и говорить, всё может, ничто этому не препятствует, но, какой-то блок у него стоит, который мешает…, — Юрий говорил и понимал, что, с одной стороны, он, вроде как, готовит почву для того, чтобы Эдуард мог в любой момент быстро и безболезненно стать нормальным, из нечаянно и невольно случившегося «прикола» надо ведь как-то выпутываться… А с другой стороны — понимал, что все, что он сейчас про брата говорит, на самом-то деле его самого касается.
Это у него блок стоит. Это он в любой момент может пойти. Ни один важный центр не задет. Ноги могут ходить нормально. Ему это врачи уже, наверно, тысячу раз говорили. Говорили, убеждали, а он не мог. Не мог и всё тут.
И сейчас шел, лишь крепче сжимая ходунки. Злясь на ситуацию. И на самого себя.
— А вы — большой молодец. Я, честно говоря, восхищена вами. Ведь мы когда последний раз с вами виделись, вы сами в коляске были. А сейчас, вот — идете. Нет, нет, не спорьте. Вы — молодец. Пусть с ходунками пока, но идете же! А подтягиваетесь так вообще здорово! Я даже вас не узнала сразу. Просто залюбовалась.
Юрий шел, слушал, с одной стороны — млел, так приятно было, что им восхищаются. И кто восхищается — Ольга! А с другой стороны — еще больше злился на самого себя: он ведь давно, давно мог встать и пойти. А не вставал. Сидел! Сейчас только и остается, что ходунки крепче сжимать от злости.
Эдуард, ехавший рядом в коляске, еле удерживал соответствующую его статусу «слегка дебильного братца» морду лица — так и хотелось заржать в полный голос: уж больно уморительно Юрка выглядел, когда расписывал проблемы брата Ольге. Но, приходилось сдерживаться — еще не время, чтобы вставать и превращаться в нормального. И как-то это слишком резко будет, да и у Юрия с Ольгой только-только начало что-то налаживаться. Поэтому время от времени лишь отворачивался в сторону, чтобы не держать постоянно придурковатое выражение лица. Тяжеловато это вообще-то.
Вот и поворот. Еще немного — и выход из парка. А там всего ничего останется: полтора – два километра — и дома.
Васька с Дарей, только что шедшие спокойно рядом, вдруг стартовали с места в карьер. Обе.
Здоровенный детина срывал злость на своей собаке. А пес и не сопротивлялся, лишь старался вжаться еще больше в асфальт. Да взвизгивал время от времени от так и сыпавшихся ударов.
Эдуард хотел подорваться с коляски, — «Кажется, пришло время прийти в себя», — да брат не дал: рука Юрия, положенная ему на плечо, буквально пригвоздила к коляске, давая понять — «Сиди, сам разберусь».
Ольга хотела рвануть за Юрием, словно забыв, что сама только что визжала от страха, но её перехватил Эдуард, крепко взяв за руку.
— Вы…, вы…
— Память вернулась.
— Ой, прав, значит, был Юра, в любой момент может всё пройти, — и внимание Ольги на несколько секунд переключилось на Эдуарда: человек же только что пришел в себя — ему, наверно, помощь нужна. Это же, это же так непривычно, наверно, ничего не понимал, не соображал, а тут — раз, и понимать всё стал. И вспомнил все. И говорить может.
Эдуард же в это время наблюдал за братом.
А Юрка — молодец! Интересно, а сам-то он понимает, что ходунки ему, в принципе, и не нужны уже? — он же на них почти не опирается.
Юрий шел, быстро шел и, действительно, чем ближе он становился к месту происходящего, тем увереннее становился шаг, тем реже опирался он на ходунки, а в какой-то момент он их просто взял и на автомате сложил, чтобы, видимо, идти не мешали. Лишь перехватил в руке поудобнее.
Тут и Ольга повернулась в сторону Юрия. И снова дернулась туда.
— Стоять. Сам справится.
Эдуард, успевший оценить обстановку, за брата нисколько не переживал: раз уж на ногах уверенно держится, значит, и остальное сможет. Амбал там здоровый, да, но молодой и глупый.
Ниче, шкаф большой, да громко падать будет. А если что — Васька рядом. Да и я никуда не делся.
— Идите лучше вон, мамочке с ребенком помогите, а то они, похоже, в ступоре застыли, — и Эдуард мотнул головой в сторону, так и стоявших женщины и девочки, — И отведите их куда-нибудь подальше. Успокойте. А я вот как раз поближе подъеду.
— А вы?..
— Не переживайте: если что — таранная сила у коляски очень большая. Да и полицию сейчас вызову.
Ольга пошла в указанном направлении, к женщине с ребенком, а Эдуард тихонько ехал вперед да вызывал полицию — вспомнил слова Николая, да и собственная интуиция говорила, что полиция явно не помешает.
Когда Эдуард подъехал, амбал уже лежал мордой в асфальт, со связанными за спиной руками — Дарин поводок пригодился. А две ласковых и нежных собачьих морды его сторожили.
— Подержать?
— А?
— Ходунки, говорю, подержать?
— Ээээ…
До Юрия только сейчас дошло, что ходунки он держит в руке и даже не опирается на них и, вообще, похоже, как оружие пролетариата использовал. И что-то ноги сразу задрожали.
— Ладно, садись давай уже. А я пойду песеля посмотрю.
Вскоре приехала и полиция. Быстро всё разрулить помогли опять же корочки Эдуарда, задержанный, правда, что-то там вопил, что это его собака, его игрушка, ему родители пса подарили. И он ничего плохого не делал, он лишь играл. Это его игрушка.
Но его никто не слушал. Посадили в «кузовок», да поехали.
Тут как раз и Ольга подошла.
— Я их успокоила, скорую на всякий случай вызвала, ничего серьезного говорят, шок и стресс. Но девочку на сутки госпитализируют. Понаблюдают. Я на всякий случай номер телефона у женщины взяла или не надо было?
— Ольга, вы — большая молодец. Это я вам как юрист говорю.
— А вы юрист?
Пара минут ушла на взаимные охи-ахи, удивление и на то, чтобы пса устроить поудобнее на коленях у Юрия. В коляске-то сейчас он сидел.
А Эдуард звонил Максиму.
— Привет. Ты на работе? Отлично! Сейчас к тебе придем. Да целой толпой. Сам увидишь. Пациент? — молодой пес. Состояние средней паршивости. Ну, как — дышит сам, внутри вроде ничего не булькает, но досталось ему знатно.
Продолжение — «Человеческой глупости нет предела» — см. ссылку ниже.