Вернувшись домой Ада показала мужу полученное письмо от родственника, рассказала что их ждут в гости и предложила поехать.
— Нет, у меня никак не получится. Сама знаешь, уборка скоро начнётся, а пока вон, кирпич возим, и конца края этому не видно, — услышала она от мужа.
Ада знала что ответ будет именно таким, была готова к нему, но всё-таки огорчилась.
— Очень жаль,— отворачиваясь к окну, произнесла с плохо скрываемым расстройством, — так хотелось побывать в тех краях где родилась и выросла мама.
— Поезжай сама, — предложил муж, — нет, правда поезжай, я же знаю, ты давно этого хочешь, так чего откладывать если есть возможность. Одна без меня и погостить подольше сможешь, торопиться не нужно будет.
— А ты не обидишься?
— Я что маленький, чтобы обижаться. Если меня ждать будешь, то так и не съездишь никогда.
Ада и со свекровьей переговорила о поездке, Варвара поддержала сына, сказала что нужно поехать. И вот поезд вёз её в те места, откуда когда-то уехала мать. Рано утром на небольшом полустанке в лесу, её встретил пожилой мужчина.
— Здравствуй племяшка, — обнял он Аду, — а я тебя сразу признал, на мать свою покойную, на Ларису ты очень похожа, такая же красавица. Ну что, транспортное средство ждёт, — Василий указал на стоящую у забора лошадку. Или ты на таком ездить не привычная.
— Привычная, — улыбнулась Ада, — я ведь уже шесть лет в селе живу, у нас там лошадки тоже в почёте.
— Ну тогда поехали.
Василий погрузил на телегу вещи Ады, и они поехали по дороге уходящей вглубь леса.
Ада с любопытством оглядывалась по сторонам.
— Что, интересно? — спросил Василий.
— Да, — кивнула головой Ада, — сколько живу, а таких деревьев и в таком количестве ещё не видела.
— Ничего, привыкай, это можно сказать твоя историческая родина, — улыбнулся дядька.
Ехали они часа два, понемногу лес начал редеть, и вот наконец в просвете между деревьями замелькали первые дома.
— Ну, считай приехали, вот оно наше Макарьево. Сейчас проедем вдоль центральной улицы, а потом повернём в переулок на право, там в самом конце у леса, и стоит наш дом, в нём мы с матерью твоей и родились, а сейчас я со своей семьёй живу.
Минут через двадцать, телега остановилась у большого рубленого из сосны дома-пятистенка с множеством окон. Крыша его была железной, четырёхскатной, выкрашенной красной краской. Ада сразу обратила внимание на необычные жестяные украшения, расположенные на коньке и скатах крыши.
— Красота какая, прямо как кружево, — восхитилась она.
— Это у нас мастер есть, Пахомыч, руки золотые, его работа, — пояснил дядька.
В это время из дома выбежала невысокая полная женщина и всплеснув руками певуче заговорила.
— Ну наконец-то приехали, а мы ждём, ждём, все окошки проглядели. Василиса пирог испекла, шанежек настряпала. Проходи гостья дорогая, в дом проходи, — обняла Аду и повела во двор, следом Василий нёс чемодан и дорожную сумку.
Из просторных сеней они попали в большую комнату, посредине которой стоял стол в окружении венских стульев. В проёме между двух окон висели старинные настенные часы, подоконники сплошь уставлены горшками с геранями. В углу был диван, над ним большое круглое зеркало. На стенах висели портреты с фотографиями родственников. Рядом с первой комнатой находилась вторая, в которой расположился комод, и шкаф с посудой. Пройдя эту комнату хозяйка распахнула перед Адой небольшую дверь.
— Вот тут и будешь у нас располагаться, проходи.
У окна комнаты стоял небольшой резной комод по всей видимости с бельем, маленький туалетный столик, у задней стены постель за цветастым пологом.
— Тут внучка жила, пока в город учиться не уехала, это её комната, — пояснила хозяйка, а потом спохватилась, — ой, что же это я, мы ведь даже не познакомились. Галиной меня зовут, я жена Василия. Ты давай переодевайся, и выходи, угощать тебя с дороги будем, и с остальными познакомишься.
Когда Ада переодевшись в домашнее платье вышла в первую комнату, вся семья уже ждала её. Во главе стола накрытого вышитой белой скатертью сидел Василий, рядом с ним мальчик лет пяти, напротив Галина и ещё одна женщина средних лет: “Наверное Василиса”, подумала Ада. Весь стол был заставлен всевозможным угощением, тут были тушёная картошка, грибы, обжаренное большими кусками мясо, а посреди стола красовался большой пузатый самовар и рядом румяный пышный пирог.
— Самовар, — с восхищением воскликнула Ада, — неужели настоящий.
— Настоящий, ещё от прадеда остался, — с гордостью ответил Василий, — а ты что, самоваров никогда не видела?
— Таких нет, — призналась Ада, — у нас с бабушкой в городе был самовар, но современный, электрический.
—Электрический что, — Василий провёл рукою по усам, — электрический это почитай чайник обыкновенный, из него душистого чая не отведаешь. Ты проходи к столу племяшка, знакомься, это вот Митя, младший внучок мой, — Василий погладил мальчика по голове, — а это сноха наша, Василиса. С сыном моим Павлом вечером познакомишься, на работе он сейчас.
За столом сидели долго, разговоров было много. Потом Ада вернулась в свою комнату, а обратно пришла с подарками, которые припасла для всех.
— Вот спасибо племяшка, уважила так уважила, — благодарил дядька гладя рукой футляр электрической бритвы на котором большими буквами было написано Харьков. Давно такую хотел, соседу Сидору, сын в прошлом году подарил, сильно хвалит её.
Тётке Галине по душе пришлась большая пуховая шаль.
— По нашим морозам, самое то, — приговаривала она вертясь перед зеркалом.
— Носите на здоровье, это моя свекровь вяжет, за этими платками к ней из соседнего района приезжают, — отвечала Ада.
Брату Павлу она привезла рубашку, его жене гипюровую кофточку, их сыну Мите коробку с игрой Железная дорога, дочери Катерине набор польской косметики, правда девушки сейчас не было дома, но на выходные обещала приехать.
— Она у нас на швею учится, — пояснила Василиса.
— Ну вот тут мы с твоей матерью жили, — рассказывал Василий, проводя Аду по дому, — дом почему такой большой построили, потому что семья большая была. Дед мой, а твой прадед, сыновей отделять не хотел, все вместе жили. Наши с Ларисой и Людкой отцы, родные братья.
— Дядя Василий, я писала письма тёте Люде, только она почему-то не ответила.
— Не ответила и слава Богу, дрянной человек Людка, в кого только уродилась такая. Лариса, мать твоя, золотой души была. А учится как стремилась, сказал учёным буду, и добилась своего. Рано ушла она с твоим отцом, ох рано. Людка ведь тогда после гибели твоих родителей ездила к вам. Обратно с ворохом всяких вещей, что от Ларисы остались, вернулась. Вот после этого её визита, бабушка твоя, перестала нам писать, наверное подумала мы тут все такие крохоборы.
Они сидели в саду, за небольшим столиком, и Василий вспоминал.
— Она как вернулась, стала в Ларисиных вещах тут по деревне форсить, ругал я её, стыдил, говорил что не по-людски поступила, требуя наследство от родителей Всеволода. Только она от меня как от назойливой мухи отмахнулась. Потом в город укатила, замуж там вышла, сейчас в Барнауле живёт. Года два назад наведывалась. Машину со своим благоверным купить задумала. Так хотела у меня половину этого дома отсудить, денег требовала. Наладил я её отсюда восвояси ни с чем. Ты не пиши ей больше, а то если узнает что ты исправно живёшь, присосётся как клещ, и станет денежки сосать, это она умеет.
— Дядя Василий, а откуда ты знаешь что я хорошо живу? — улыбнулась Ада.
— Так подарки вон какие дорогие подарила, сразу видно, не бедствуешь, — хитро прищурившись, ответил дядька.
У родни Ада прогостила две недели. Побывала на кладбище, где были похоронены бабушка с дедом, поклонилась их могилкам. Уезжала обратно нагруженная корзинами с гостинцами.
— Вот как я всё это довезу, — сокрушалась она глядя на множество вещей.
— Довезёшь, своя ноша не тянет, — успокаивал Василий.
На перроне, перед самым отходом поезда, он обнял Аду и сказал.
— Знай племяшка, мой дом, это и твой дом тоже. В жизни всякое случится может, вдруг что, приезжай, мы всегда будем тебя ждать.