Самолетик казался игрушечным, ненастоящим. Так, бросил кто-то игрушку посреди поляны, большеватую, правда, но игрушку, старенькую, заигранную, хлипкую. Аленка и не видела таких никогда, хотя она самолетов и вообще немного видела, но представляла все же их иначе. Гордые такие, устремленные в небо, или в иные миры. А тут… Вроде, как слепили его из картона, приляпали кое-как на нос вентилятор, колесики маленькие, крылья хрупкие - дунь, рассыпется. Да еще дверь чудная, болтается на ветру, а на ручке веревка привязана. Аленка поежилась, подтянула к себе поближе рюкзак размером с гору, который ей выдала добрая Галина Борисовна, нерешительно оглянулась, как будто хотела убежать.
- Не боись, красота. Вертушку выдержала, ероплан тоже перенесешь. Мармеладину дать? У меня вишенные!
Аленка прямо расплылась от удовольствия. Она вдруг поняла, что соскучилась по чудному деду, она, почему-то ни разу не встретила его в городке, а тут он неожиданно появился, выскочил, как чертик из коробочки, она даже не поняла, откуда он взялся. Растерянно сунула в рот расплывшуюся мармеладину, схватила деда за руку, хотела улыбнуться, но всхлипнула, почему-то
- Ладно, ладно, девка. Неча тут хлюпать, и так сырость везде, луж наделаешь, ероплан не взлетит. А колбаса куда надо, гляди!
Аленка послушно подняла голову - колбаса и вправду упруго трепетала куда-то в сторону груды кучевых облаков, странно серых, как будто их посыпали пеплом. И сразу успокоилась - там, за этими облаками ее ждет то, чего она так ждала - встреча с Прошей… И уже радостно закрутила головой, смотрела, как здоровенный летчик одной рукой, играючи закинул ее рюкзак с нутро картонного самолетика, и машинка аж накренилась от натуги, а когда летчик полез в кабину, как медведь в логово, так самолет еще и присел на все свои колесики, как будто старался улечься на жухлую, измученную холодными ветрами траву.
- Тута сядем, лавка как раз хорошая, удобная. А то сейчас навалят тюков, места не найдешь. Заказов накидали, вишь, в самолет не пролезут. Щас полетим.
Илья Петрович беспрерывно что-то жевал, от него пахло сгущенкой и шоколадом, но Аленку, почему-то мутило от этого запаха, и она старалась отвернуться, наблюдая за погрузкой. Самолетик, действительно, завалили тюками, свертками и пакетиками, он разбух и потяжелел, и когда пилот закрыл дверь, а потом привязал ее той веревочкой, которую Аленка заметила еще до посадки, у нее снова захолонуло внутри.
- А ты, девка, не глазей лишнего, не так страшно будет. Ты мне вот чего скажи. Ты почему Мирошку моего не обаяла? Теперя змеюка эта его обвила, вздохнуть не даст. Гадючина.
Аленка с трудом оторвалась от двери, завязанной веревочкой, посмотрела на хитрого деда, постаралась улыбнуться
- Так я, Илья Петрович, замужем. Как мне кого -то обаять, нельзя.
Илья Петрович дожевал свою конфету, достал баночку из кармана, открутил крышку, хлебнул и по салону расплылся приятный будоражащий запах - коньяк.
- Тебе не предложу, а то мужик твой скажет - споили. Он сурьезный у тебя. Суровый. Видал я его…
Аленка замерла, и просто вцепилась взглядом в сморщенное дедово личико, но тот хитро улыбнулся, закрутил крышку, подтолкнул ее к окошку
- Ты посмотри-ка. Вишь внизу речка. Как ленточка серебряная стелется? Это там у нас такая, в ней селедка водится, засолишь - пальчики оближешь. Мужики ловят, бабы солят, даже на Большую землю возят - все деньга лишняя. А то, видишь, как ямки?
Аленка со страхом высунула нос в иллюминатор и замерла от восхищения. Под ними проплывала удивительная земля. Она уже видела подобное из вертолета, но сейчас, картина была еще сказочнее. Эту землю, похоже, рисовали акварелью, художник был не очень умелый, он лил жидкую краску, смешивая тона, а когда нежные, палевые тона, наконец обрели формы, он взял серебристый карандаш и вывел линии - изящные, тонкие, извилистые
- Нравится? То-то!” Это купанки, Аленка. Их выкапывают у речки, туда вода набирается, греется, купаться можно, как в Черном море. Ты была на море? Во-во…
А самолетик уже делал круг над поляной, которая казалась такой ровной, как будто ее обвели циркулем. Через эту поляну, видно поросшую свежей травкой, потому что она казалась совершенно зеленой, изумрудной даже, тянулась широкая красно-коричневая полоса. И был виден тоненький карандашик, с прикрепленным на него полосатым мешочком. А чуть поодаль толпились. как испуганные овцы маленькие домики. Их было немного, позади темнело что-то похожее на лес, а с другой стороны блестел бесконечный стальной поднос ледяной воды.
- Прибыли, слава Богу. Глянь, муравей по полю носится - Иваныч! Начальник еропорта. Большой человек. Щас сядем, так он тебя расцелует, хлебом не корми его новеньких подавай. Прихорошись, девка, напомадься там. А то и Прокл твой явится, не узнает ишо.
…
Самолет сел мягко, потом чуть подпрыгнул, и побежал по глинистой полосе, как будто хотел убежать в деревню. Но мощный пилот приструнил своего коня, отвязал дверку, радушно махнул ручищей - выходите мол. И тут же снизу показалась очкастая румяная физиономия. Иваныч оказался лучезарен, абсолютно лыс, и похож на надутый шар.
- Девочка! Ну ты, дед, молодца. А то все хрен знает кого возишь, наконец, красавицу привез. Давай я тебя сниму, маленькая, прыгай прямо на меня!
Он расставил руки, но Илья Петрович ловко прыгнул вперед, ногой пнул Иваныча в плечо, вылез, подал руку Аленке.
- Глянь, не пришел твой-то. А Мирошка телефонировал, вроде. Не сказали, или что?
Иваныч подошел ближе, улыбка трансформировалась в странную гримасу, то ли он хотел заплакать, то ли чихнуть.
- Прокл ее захворал, дед. Надысь на рыбалке чуть не потонул, нашли, он уж закаменел, как статуй. В больничке. Ты, девочка, вещи положи, в Миронов домик тебя велели отправить, а потом к мужику в больничку проводим. Пошли, солнышко, вот достанется тебе.
