Глава 25
По классу прокатился смешок. А в следующее мгновение, Егор, побелевший от ярости, вынес Женьку в коридор из кабинета, так что Женя спиной едва не сорвал с петель входную дверь. Уже в холле они сцепились не на жизнь, а смерть, теперь им никто не мог помешать силой встать против силы.
Сейчас перевес был явно на стороне Егора, он практически размазал Женькино лицо по полу, пару раз саданув своего ненавистного врага головой о батарею и плинтус. Женька пытался вывернуться из-под коренастого Егора, ощутив всем телом железо его мускулов, но тот скрутил его в болевом приеме так, что даже шевельнуться было невозможно. Егор продолжал заламывать Жене руку все сильнее, чтобы тот, не выдержав, заорал от боли. Женька терпел из последних сил, он уже чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от болевого шока, но был готов скорее умереть, чем показать Егору, что сдается.
– Да будет этому когда-нибудь конец или нет!!! Немедленно прекратите! – раздался над ними властный негодующий голос Марго. – Егор, сию минуту перестань!
Егор Васильев, как голосу свыше безотчетно повинуясь приказу Маргариты Николаевны, тотчас ослабил хватку и моментально получил мощный удар в лицо от Женьки, и снова притиснул к полу его голову.
– Встать обоим! – крикнула Марго.
Егор и Женька, наконец-то расцепились и, медленно поднявшись с пола, вытянулись, представ во всей красе под светлые очи завуча. У Женьки была разбита губа и бровь, у Егора располосована щека и заметно подбит правый глаз.
– 11 «А», сегодня вы самостоятельно изучаете очередную новую тему, – обратилась Маргарита Николаевна к вышедшим в коридор ученикам, – на следующем уроке будет письменный опрос. А вы оба, – Марго перевела взгляд на Женьку и Егора, – идете со мной… Так, Катерина, будь добра, пригласи ко мне в кабинет медсестру со всем необходимым …После того, как вам обработают раны, будем беседовать в присутствии директора школы!
Директора Бориса Ивановича никто в школе не боялся. Не боялся так, как Маргариту Николаевну. И уж тем более не боялись Бориса Ивановича эти двое драчунов. Директором их напугать было невозможно.
Женьку Борис Иванович вообще любил почти как сына. А для Егора трудно было придумать наказание, страшнее, чем гнев Маргариты Николаевны.
В кабинете завуча она расселись по противоположным углам. Маргарита Николаевна пробежала глазами расписание, чтобы определить, где сейчас может быть директор – на уроке или в своем кабинете.
Пришла медсестра с ватой, перекисью водорода и пластырем.
– Очень хорошо, Вера Васильевна, займитесь, пожалуйста, Егором, а здесь я сама справлюсь, – Марго решительно шагнула к Женьке, подняла за подбородок его лицо, внимательно осмотрела, а потом взяла ватный тампон, смоченный перекисью водорода.
Через мгновение Женька отпрянул от Марго, резко стукнув ее по руке, и зашипел от боли.
– Веди себя прилично! – опустила она руки, – сиди спокойно и не дергайся, мне нужно промыть тебе рану.
– Мне больно! – воскликнул Женя – Потерпишь, – хладнокровно ответила Марго и снова подступилась к Женьке с тампоном.
– Ну и кто из вас затеял драку, – как бы между прочим, спросила она, смывая кровь с Женькиного лица, – снова ты, Евгений?
– Нет, не я!
– Неужели? Вот это новость! – недоверчиво хмыкнула Марго.
– Это я начал, Маргарита Николаевна, – донесся из противоположного угла голос Егора, – простите меня, это больше не повторится.
Женька громко фыркнул. Егор метнул на него ненавидящий взгляд и еще раз повторил:
– Простите меня, Маргарита Николаевна, я поступил необдуманно!
– Когда уж тебе было думать, если приперло! – ухмыльнулся Женя.
– Замолчи! – холодно оборвала его Марго.
– Не буду я молчать, я, между прочим, пострадавшая сторона!
Маргарита Николаевна бросила в мусорную корзину грязный тампон и оставила Женькино лицо в покое, убедившись, что кровь из ранок больше не сочится.
– Пострадавшая сторона здесь, кажется, я, – ответила она, – вы не находите? Еще одну вашу драку я просто не вынесу. Ты понимаешь, Егор, о чем я говорю?
Егор не успел ей ответить, как снова в разговор влез Женька:
– Он не понимает – я понимаю! Кого-то из нас нужно будет выгонять из школы. И я догадываюсь кого!
Маргарита Николаевна сделала вид, что не услышала этих Женькиных слов.
– Егор, ты можешь быть свободен, – неожиданно произнесла она, – иди в класс, я подойду минут через десять. Может быть, еще удастся спасти урок.
– Это еще что за перемена участи? – возмутился Женька, – А как же разговор при директоре?
– А у тебя он будет, – невозмутимо ответствовала ему Марго, – Если Борис Иванович свободен, то прямо сейчас. Спасибо, Вера Васильевна, за помощь…
Медсестра вышла из кабинета, следом за ней направился к выходу Егор.
– Ну, значит, опять все шишки на меня? – нарочито устало вздохнул Женя.
– Закрой рот, наконец! – взорвалась Маргарита Николаевна, проводив взглядом Егора. А когда за ним закрылась дверь, решительно повернулась к Жене и ледяным тоном отчетливо проговорила:
– А теперь послушай меня внимательно! Если ты еще хотя бы на шаг приблизишься к Егору Васильеву, если хоть одно слово произнесешь в его адрес, я тебя выкину из школы! Ты взялся меня изводить, но я тебе это не позволю! Если отец возжелает принять свое драгоценное чадо у себя – поедешь к нему, а если же нет – будешь учиться где угодно и как угодно. Меня это скоро совсем перестанет интересовать. Ты ведешь себя как неблагодарная дрянь! Ты превратился в такого отъявленного мерзавца, что у меня начинает болеть сердце после очередной твоей выходки! Ты сам отдаешь себе отчет, что ты творишь?
– Отдаю, – хмуро ответил помрачневший Женя. А Маргарита Николаевна, коротко взглянув на него, вдруг заговорила несколько иным тоном:
– Я признаю, что уделяла тебе мало внимания, но ты должен понять, что это связано с объективными факторами! Теперь ты подобным образом пытаешься привлечь мое внимание к себе? Женя, пожалуйста, поверь мне, что ничья судьба не волнует меня так, как твоя, что ни о ком у меня более всего не болит голова и сердце. Ну довольно уже этой глупой войны! Я прошу тебя, Женька, хватит, покуролесил и довольно. Оставь в покое Егора, не трогай его…
– «Егор, Егор», только и слышу! – вскинулся опять Женька, – да что он тебе сдался? Что ты над ним трясешься, защищаешь его, будто он невесть кто! Да он самый гадкий гад, этот твой Егор, самая гнусная сволочь, какую только можно представить! Что ты о нем знаешь? Ах, он гений, ах он отличник, такой вежливый, обходительный и прощеньице попросит, когда надо!… Ну надо же какой паинька!
Женя почти задохнулся от собственного гнева и еще яростнее добавил:
– Да он др...ит перед твоей фотографией, Маргарита Николаевна, мастурбирует то есть!…
Женя сначала не понял, что это такое горячее ожгло ему щеку. А потом до него дошло, что мать с размаху, сильно, хлестко ударила его по лицу. Женька поднял на ней глаза. Первый раз в жизни он видел Марго в таком состоянии. Она стояла перед ним бледная, судорожно сжимая пальцы, пытаясь скрыть в них дрожь. Марго смотрела на Женьку и словно не видела.
– Уходи, – потом сказала она мертвым голосом и отвернулась от него к окну.
Женька потер горящую щеку, неторопливо поднялся и вышел из кабинета, не сказав Марго ни слова.
Маргарита Николаевна пыталась успокоиться, прийти в себя. Ее ждал класс, нужно было проводить урок. Но дрожь в пальцах не проходила. Сердце начало противно ныть, как всякий раз в последнее время, когда сын заставит ее понервничать, выйти из себя. В такие минуты она чувствовала себя совершенно разбитой, больной и ненавидела себя за свою слабость, но избавиться от нее не могла…
Ситуация упорно выходила из-под ее контроля. В ее педагогическом арсенале было много методов воздействия на человека, но все они казались совершенно неподходящими для сына. Он слишком хорошо ее знал, чтобы попасться в какую-нибудь психологическую ловушку, клюнуть на педагогическую хитрость. То, что годилось для других, не помогло бы ей в случае с Женькой. Видимо, в его воспитании она наделала такое количество непоправимых ошибок, что изменить что-либо теперь ей просто не под силу…
– Маргарита Николаевна, вы искали меня? – услышала она за своей спиной голос директора. – Что-то случилось?
Марго повернулась к нему:
– Простите, что оторвала вас от дел, Борис Иванович… Но я со всеми проблемами уже разобралась сама, – еле дыша и совершенно убито механически ответила Марго.
– Что с вами, Маргарита Николаевна? – встревожился директор, пристально глядя на нее.
– Со мной? Ничего… Все хорошо, – попыталась она улыбнуться.
– На вас лица нет, вы такая бледная, Маргарита Николаевна! Вам нехорошо? Что все-таки произошло?
– Борис Иванович подошел к ней поближе и осторожно взял за руку.
Этот трогательно-заботливый жест, внимательный, добрый взгляд едва не заставил Марго расплакаться. Но она, как всегда, сумела взять себя в руки, перебороть минутную слабость. Близкие слезы могли выдать только вдруг дрогнувшие губы.
– Дорогая моя, что же случилось?! – почти с мольбой спросил директор. Ему так хотелось разделить все неприятности с Марго, взять на себя ее боль!
– Я ударила ребенка… – отрешенно проговорила Маргарита Николаевна.
Это прозвучало как нонсенс. Маргарита Николаевна, которая почти никогда не повышала на детей голоса, говорит о том, что кого-то ударила?! Борис Иванович, отказываясь в это верить, замотал головой:
– Что вы? Какого ребенка?….
– Своего ребенка. Своего собственного.
– Женьку? – Борис Иванович несколько облегченно выдохнул. – И из-за этого вы так расстроены? Да все дети получают иногда от своих родителей! Как без этого? Меня отец тоже, бывало, порол… это только пошло на пользу.
– Нет, вы не понимаете!… – Марго вдруг заметалась по кабинету, – Я дискредитировала себя этим, как мать, как педагог… Я опустилась до рукоприкладства и подписалась в своей несостоятельности! Я не могу справиться с собственным сыном! Вы ведь знаете, что это значит, Борис Иванович? Это значит, что я не имею права воспитывать чужих детей, если не справляюсь с собственным! Как я могу руководить педколлективом, давать советы родителям, если сама беспомощна в воспитании сына?
– Маргарита Николаевна! О чем вы говорите?! – Борис Иванович вдруг нахмурил брови, – Я не желаю слушать подобные нелепости! Вы просто немного устали и поэтому поддались сиюминутному порыву…
Послушайте меня, дорогая моя Маргарита Николаевна. Я как директор вам скажу следующие слова – вы замечательный педагог, превосходный руководитель, вы пример для коллег и для меня! Вас тревожит, что, ударив сына, вы отошли от собственных твердых принципов… Но кому как не вам знать, что в педагогике не бывает ничего твердого и нерушимого, раз и навсегда прописанного! Ну, посмотрите-ка мне в глаза и скажите, что я не прав!
Маргарита Николаевна подняла голову и устремила на своего директора долгий пронзительный взгляд. А тот не выдержал и десяти секунд. Вдруг его лицо изменилось, уголки губ безвольно опустились, крылья носа вздрогнули, брови смятенно сломались…
Борис Иванович смотрел в ее прозрачные глаза и даже не пытался скрыть ту бурю чувств, что вдруг нахлынула на него.
– Борис Иванови-ич, – тихонько позвала Марго, заметив, что директор мысленно совсем на другой планете, – Теперь моя очередь приводить вас в себя?..
– Ох, простите, моя дорогая… – Борис Иванович смущенно покачал головой, – все это не к месту, и не ко времени, и никому не нужно… Но все же… все же…
Директор, словно не зная, куда девать свои руки, во взволнованности поднял их и слегка коснулся кончиками пальцев лица Марго у висков и тут же отшатнулся. Признание в любви застыло на кончике языка и в лихорадочно блестящем взгляде, но не было произнесено в очередной раз.
– Нужно идти, меня ждут дети… – поспешно сказал Марго, чересчур поспешно, дабы разрядить двусмысленность ситуации.
– Да, да, конечно… – пробормотал директор, медленно возвращаясь на грешную землю.
Они вместе вышли из кабинета, директор смотрел на Марго печальным взглядом и сокрушенно молчал. А она уже думала совсем о другом – о том, что нужно спасать урок, о том, вернулся ли в класс Женька, не выкинул ли он какую-нибудь очередную глупость… сильно ли он обижен на нее. Она ускорила шаг, убегая от директора. До звонка с урока оставалось пятнадцать минут.