– Он скоро родится.
– Назови его Александром.
Она замолчала. Можно было подумать, что связь оборвалась, но он чувствовал бесшумное дыхание. Он его чувствовал.
– Ты хотела другое имя? – забеспокоился Герхардт. – Прошу, назови его Александром!
Они не имели права назвать друг друга по имени. Они на многое не имели права, притворяясь для тех, кто прослушивал международные звонки, другими людьми. Они говорили по-немецки, но побаивались – каждый на своём краю, – что однажды к Марье Семёновне нагрянут с проверкой, и её нулевой уровень вообще любого иностранного языка откроет двери новой смертельной опасности для всей четвёрки заговорщиков.
– Я всегда буду ждать тебя, слышишь? – выдохнула она, и связь прервалась.
Два идиота. Когда же они, наконец, смогут всё исправить? Когда их история завершится? Если бы кто-то вздумал писать их биографию, он бы, расследуя их жизни до первого плача рождения, наверняка пришёл в ужас. О них нельзя писать. Этому рассказу никто не поверит. Их руки никогда не должны были соединиться.
***
Наташа совершенно не умела выбирать жильё. Она существовала вместе со своим животом в какой-то затхлой каморке на краю Ленинграда. Баязет проявила немало настойчивости, чтобы перетащить подругу в свою квартиру, хотя начавшаяся глобальная установка труб вокруг её многоэтажки не делала новое место обитания Бестии более живописным, чем трущобы.
– И что тебя тянет во все эти клоповники! Нищая ты, что ли?
– Да попалась крыша над головой – я и взяла. Долго думать некогда было. В любом случае, это лучше лесных ночёвок. Намного лучше. Я везде размещусь.
Баязет только головой качала.
Тем светлым февральским утром она уехала в консерваторию, чтобы там поскорее завершить все дела и вечером сопроводить Наташу в больницу. Живот тянуло всё больше, и дня через три Александр Александрович должен был появиться на этот свет.
Баязет видела, как подруга бодро улыбалась – и всё же дико боялась родов. Об этом страхе сообщила жирная точка в последней беседе. «Маш, если что-то со мной случится, ты сможешь его воспитать?» – «С какой стати с тобой должно что-то произойти, чумовая? Выше нос!» – «Без Вити... Без Виктора Петровича я бы не выбралась в первых родах».
Ах, вот оно что. Значит, правильно Баязет сдерживалась и не выпытывала о прошлом их умершего друга. А теперь – такой интересный поворот.
– Ну, так вечером сдам тебя в больницу, и там будет сразу десять Викторов Петровичей к твоим услугам!.. Да, так я дверь снаружи закрою, хорошо? Ты же никуда не собираешься? А то какие-то бандюги в округе, новости зря не скажут!
Наташу неудержимо клонило в сон, поэтому она вяло кивала в ответ.
– В три буду дома как штык! Как раз продрыхнешь до этих пор. Да! Вот ещё что.
Подруга сняла трубку в коридоре и приложила к уху.
– Мало того, что трубы кладут новые, так ещё телефонный кабель меняют... Паршивцы! Так и есть. Телефон не работает. Но тебе ведь, кроме меня, любимой, болтать не с кем, верно?
Наташа с улыбкой согласилась, не чая, когда опустит голову на мягкую подушку...
Проснулась она от того, что замёрзла. Мокрая холодная жижа пропитала одеяло, матрас и, кажется, до самих ножек насквозь всю кровать. Наташа глянула на потолок: неужели эти смирные соседи залили? Потолок сиял сухостью и белизной.
– Что это такое?
Она поднялась – и поневоле подхватила живот, тут же опустившийся мешком. Новая порция жижи плеснула на ноги, стекая по сорочке, без того вымокшей. И только сейчас догнала боль, накатив с яростной силой.
«Воду, чистую тёплую воду... Банное полотенце...» – отдавала себе приказы Наташа. Почему именно полотенце? Кто его знает. Кажется, просто потому, что оно гораздо мягче всяких там простыней.
Она кинулась к телефону, но он молчал. Бросилась к двери – она была заперта. Окно, чтобы распахнуть его и позвать на помощь, и то оказалось естественно закрытым: зима на дворе. Неужели её ребёнок не родится? Она так ждала его. Неужели никто не поможет ему прийти в этот мир?
Наташа заплакала. Нет-нет. Взять себя в руки. Она сможет. Она будет стараться. Она только должна вспомнить ту морозную ночь, когда рожала впервые. Что делал Эрвин? Что он ей говорил?
Вот она легла на большое полотенце на полу, что же дальше? Наташа плохо помнит ту ночь, всё как в тумане. И как это роды подкрались так быстро? Неужели хотя бы до вечера нельзя отложить?
Кто-то как будто хихикнул, услышав мысли девчонки.
Пушистое махровое полотенце цвета цыплёнка стало красным. Откуда такая уйма крови? Неужели это – не только её? Неужели он умер? «Эрвин, помоги, прошу тебя, я не знаю, что делать! Спаси его!» – выгиналась от боли девчонка, когда его голос скомандовал в самое ухо: «Успокойся. Дыши ровнее. Ещё». Она закивала, вытирая слёзы.
Его инструкции были чёткими, голос – тёплым, ласковым, близким эхом, как будто он жил не в безбрежном пространстве, а в этой комнате, но без мебели и ковров, съедающих эхо. «Только спаси его, Эрвин», – повторяла она, готовясь к многочасовым страданиям, как в далёком морозном лесу. Но, наверное, не прошло и четверти часа, прозвучало всего только третье «Тужься!», как маленький скользкий комок вышел на полотенце. «Скорей возьми его на руки. Высоси слизь из носа. Он должен закричать». – «Да, да...». Она всё сделала. «Аккуратно вымой его». Наташа дотянулась до тазика, куда успела плеснуть до всей оказии тёплой воды.
Большеглазое существо с прилично отросшими волосиками на голове. Разве у младенцев бывает такая роскошная шевелюра? Ребёнок успокоился, узрев мать. «Ты кто? Откуда ты?» – сквозь слёзы улыбалась Наташа.
Ворвалась, запыхавшись, Баязет, крича ещё из коридора:
– Господи, Наташка, представь, сижу я с учеником, и тут директор наш, весь бешеный: «Бегом, бегом, Марья Семёновна, нам позвонили, у вас дом горит!». Я труханула, сама понимаешь, тут ты у меня за семью замками и...
На залитом кровью полу голая подруга держала на руках что-то живое, которое кряхтело-кряхтело, а потом всё-таки разразилось диким плачем.
– Как тебе могли позвонить, если во всём доме меняют телефонный кабель? – усмехалась Наташка.
– Это кто такой? Это, что же, Александр Александрович? Ё ж ты моё! Вы что ж безо всего у меня тут сидите? О, небо, тебя ведь в больницу надо! Я сейчас, в соседний дом, звякну...
Наташа сидела, укутанная подругой, и кормила нового человека. Она осмотрелась. «Эрвин? Эрвин?». В комнате было тихо. «Эрвин, спасибо».
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZluWYI7khwmab5cL?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link