О сложном опыте во время вынашивания беременности.
В издательстве «Альпин нон-фикшн» вышла новая книга Алтынай Султан «Отслойка». Это пронзительный автофикшн о том, каким и благополучным, и трагическим может быть материнство, о столкновении человека с системой в тот момент, когда он максимально беззащитен и беспомощен — во время рождения ребенка, в родильном зале.
НЭН публикует отрывок из книги.
Спать хотелось невыносимо, но игнорировать разрывающийся мочевой пузырь я больше не могла. Вздохнув, с трудом, не открывая глаз, села. Только коснулась пола, как между ног заструилось тепло. Неужели все-таки описалась? Или воды отошли?
За окном было темно, город, укутанный смогом и холодом, спал. Наверное, еще и пяти утра нет… Я добрела до туалета. Сидушка унитаза ледяная. Выдавила из себя последние капли, бросила взгляд на кусочек туалетной бумаги и увидела темное пятно. В сером свете я не смогла понять, что это, подошла к зеркалу и щелкнула выключателем. Вернулась к унитазу и увидела целое созвездие капель на молочном ворсистом ковре. Я отрывисто задышала и вдруг поняла, что кровь льется по внутренней стороне бедер.
Стянув промокшие насквозь трусы, кинула их на пол у ящика с грязным бельем и взяла чистые с сушилки, трясущимися пальцами прикрепила ночную прокладку. Страх липким, холодным потом покрыл спину, пальцы, шею.
Нельзя плакать. Я вошла в спальню, сжала челюсти, выдохнула, плач надулся плотным комком в горле. Будто я не беременная с кровью в промежности, а жаба, готовящаяся выбросить язык за мухой пожирнее. Позвала мужа.
— Рус, у меня кровь.
Он резко сел и посмотрел на меня.
— Что случилось?! Что делать?!
— Я позвоню врачам и, наверное, вызову скорую? Позвони маме, скажи, чтобы приехала.
Рус поднялся и взял телефон. Я зашла в гардероб, чтобы собрать вещи в роддом. Положив телефон на полку с кофтами, включила громкую связь. Несмотря на ранний час, Сауле Жанатовна ответила сразу, видимо была на дежурстве.
— Алло, извините, что так рано, у меня кровь идет, красная, много. Мне к вам ехать?
— Красная жидкая? Не коричневыми сгустками? — Врач будто ждала моего звонка.
— Красная, жидкая.
— Где-то болит? Тянет поясницу? Неделя какая?
— Не болит. Начало 34-й.
— Ребенка чувствуешь?
Я закрыла глаза, положила ладонь на живот и прислушалась.
Интересное по теме
«Я ненавидела себя, свои роды, свою жизнь». Одна история акушерского насилия
— Не чувствую, — я зажмурилась, будто, закрыв глаза, смогу услышать дочку, — но ничего не услышала.
Я мысленно позвала ее и стала слегка нажимать в разных местах, но ответа не было. Я выдохнула и попробовала вдохнуть — не получается. Резко затошнило.
— Я ее совсем не чувствую, живот какой-то твердый.
— Вызывай скорую, езжай ко мне на Басенова, я тебя приму, — ее фразы были короткими, голос четкий, без эмоций, но какой-то теплый.
— Хорошо.
Я подняла глаза и в зеркале встретила выжидающий взгляд Руса. На себя я не смотрела.
— Что сказали?
— Вызывай скорую, я соберу вещи.
Я наскоро выхватила сумку и стала закидывать все, что мне казалось нужным: носки, трусы, пижаму, халат, компрессионные чулки, пачку подгузников для новорожденных. Затем зашла в ванную и засунула в косметичку зубную щетку, пасту и увлажняющий крем. Между ног стало совсем мокро, и я спустила трусы: прокладка полная, хоть выжимай. Странно, я ведь каждый месяц вижу кровь и совсем ее не боюсь, так почему сейчас меня всю трясет… почему я плачу?
Сменив прокладку, краем глаза приметила капли на полу. Сегодня суббота, а Маша придет убираться только в понедельник… Наклонившись, стала оттирать кровь салфеткой.
А то стыдно как-то, я-то уеду, а Рус останется, и что ему — оттирать это? Или брезгливо перешагивать? Я сразу представила длинного Руса, который, как кузнечик, прыгает через кровавые пятна.
— Ты что делаешь? Совсем, что ли?!
— Нужно оттереть кровь.
— Собирайся! — Рус уничтожающе посмотрел на меня. — Скорая уже едет.
Я поднялась, вернулась в гардероб и, стянув пижаму, наконец решилась взглянуть на себя в зеркало. Мой огромный, как барабан, живот скукожился, опустился и стал твердым. Я тронула его кончиками пальцев — точно камень.
Умоляю, малышка, держись. Ну же, пошевелись хоть немножко, ты же так любишь пинать мой мочевой пузырь, я не буду злиться, только пошевелись. Но замерший живот, казалось, опустел.
Стараясь двигаться как можно аккуратнее, я спустилась на первый этаж и обернулась — моя старшая дочь Беатрис, ничего не подозревая, спит в своей комнате. А вдруг я не вернусь?
Интересное по теме
Пощечина как способ привести в чувства. Почему общество оправдывает грубое отношение врачей неадекватностью рожениц
Я даже не понюхала ее на прощание. С нижней ступеньки, лениво растянувшись, упала бордовая капля. Уже и вторая прокладка протекла.
— Скорая уже здесь, — голос Руса показался мне очень далеким.
Я нацепила пуховик, шапку и сунула ноги в заношенные кроссовки. Если мы выживем, точно куплю себе новые.
Спустившись на первый этаж, я вдруг замерла. Никогда не замечала эту огромную люстру в форме шара, давно она тут висит? В центре холла уже и елку нарядили, а я все думала, какой костюм купить Беатрис. Она хотела быть божьей коровкой, но пока я нашла только пчелу и муравья… а вдруг я уже ее не увижу? Мотнула головой, отгоняя назойливую мысль.
— Что у вас случилось? — Фельдшер, совсем молодой парень с чемоданчиком в руке, посмотрел на меня сонными глазами.
— У меня кровь, ее очень много, скорее всего, отслойка плаценты.
— Отслойка, дейді… — хмыкнул он. — Срок какой?
— 34 недели.
— Обменканы беріңіз.
— Обменка у врача на Басенова, она меня ждет, сказала ехать к ней.
— Вас как зовут?
— Саида.
— Саида, это скорая, а не такси, повезем куда полагается, садитесь.
Он помог мне подняться в скорую и сел рядом с водителем. Минут десять куда-то звонил, три раза переспросил мой ИИН (индивидуальный идентификационный номер. — НЭН) и наконец сказал:
— В первый роддом поедем.
— А они смогут принять роды? Это ведь экстренное кесарево, и ребенок недоношенный, смогут его выходить? Может, все-таки на Басенова?
Фельдшер не ответил. Окна скорой были заклеены бумагой, я повертела головой и сквозь небольшую щель, где отклеился уголок, увидела проносящиеся мимо уличные фонари. Точно лягушонка в коробчонке. Где этот первый роддом?
Я знала адреса всех частных роддомов Алматы, знала имена сильнейших врачей, но никогда еще не бывала в загадочной «женской консультации».
Да что там, я даже в поликлинику не обращалась ни разу. В моей голове возник образ облезлых стен, злых теток в очереди, ледяных крючковатых пальцев, лезущих в промежность, будто сующих чеснок в брюшко бройлерного цыпленка.
Я достала телефон и хотела было снять кадр для инстаграма (деятельность Meta Platforms Inc., в том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram, запрещена в Российской Федерации как экстремистская. — НЭН), но, подумав, что он может быть последним и слишком драматичным, позвонила Сауле Жанатовне.
— Меня везут в первый роддом. Так решил фельдшер, говорит, не положено на Басенова.
— В первый роддом? — Она помолчала. — Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. — Она выдохнула, вдохнула, я уже подумала, что она забыла нажать отбой, как вдруг она тихо, наверное одними губами, прошептала:
— Удачи.
— Спасибо.
Я убрала телефон в карман пуховика. Несколько странно, что она пожелала мне удачи. Врачи полагаются на нее? Машина круто повернула и остановилась.
Фельдшер выпустил меня и завел в неприметную дверь под навесом. Я осталась сидеть в темном коридоре. Как-то слишком быстро мы приехали, хоть гляну на карте, где я нахожусь. Сейфуллина — Кирова… так это в двух шагах от нашего дома. Я столько раз проходила мимо и не знала, что тут находится главный городской роддом Алматы?
— Не болды? — послышался сонный голос.
— Ложные схватки, — ответил фельдшер.
— Зачем привезли тогда? — В коридор вышла медсестра в униформе, поверх голубой рубахи она накинула толстую вязаную кофту.
Я поднялась и, нахмурив брови, подошла к ней.
— У меня не схватки, а кровь льется как из крана! Скорее всего, отслойка плаценты!
Медсестра вскинула бровь и, скривив рот, вздохнула.
— Обменную давайте.
— Она у врача на Басенова. Муж ее скоро привезет.
— Срок?
— 34-я неделя, вторые роды, первые было ЭКС.
— Кровь какая? Мажет коричневым?
— Да нет же! Говорю, льется красная кровь!
— Ну и сколько «вылилось»? — передразнила медсестра.
Интересное по теме
«Каждая вторая рожавшая женщина в какой-то степени испытала на себе разрушительную силу акушерского насилия»: колонка об уязвимости рожениц перед системой
Я проглотила вагон мата и проклятий и ответила:
— Я думаю, стакана полтора.
— Стаканы… — ухмыльнулась она, — одна прокладка? Ежедневка?
— Две ночные, — я переступила с ноги на ногу.
— Пройдите в приемный покой.
В углу комнаты стояли три медсестры, молча наблюдая за нами. В скудно освещенном помещении было холодно, вдоль стен сгрудились столы с выключенными компьютерами, стулья хаотично натыканы во все свободные места — настоящий склад, а не приемный покой. У окна прижались друг к другу кушетка и гинекологическое кресло. По потолку расползлись желто-бурые пятна, в нескольких местах вздулась известка.
Именно поэтому я и не хожу в государственные женскую консультацию и поликлинику. Не из-за пожелтевшего потолка, бог с ним. Каждое слово, которое произнесла медсестра, почему-то больно кололо. Ну пусть не больно, но неприятно.
То самое «неприятно», которое испытываешь, когда берут кровь из пальца, когда делают татуировку, когда тебе наступили на ногу в баре. Но этого самого «неприятно» до сих пор я могла избежать за разумную сумму денег. И сейчас была уверена в том, что ни в чем не виновата перед медсестрой. И в то же время понимала, что сейчас никакие деньги или имя не помогут мне.
Помогут ли удача или Бог, тоже не знала.
— Ладно, идите на кресло, проведем осмотр.
— На кресло?! Вы меня слышите? У меня кровь идет!
— Ну осмотреть-то все равно надо, — пожала плечами медсестра.
Я скинула пуховик на пол и стянула джинсы до щиколоток, между ног холодела кровь. В горле встал комок. Я потеряю своего ребенка из-за этих идиоток, которые не хотят меня слышать… Я проглотила крик, медсестрички просто следуют протоколу, конечно, они должны меня осмотреть, а еще убедиться, что я не ВИЧ-инфицированная, что у меня нет других опасных болячек, но что, если за это время мой ребенок умрет? Я попыталась сесть в кресло, но медсестра на меня заорала:
— Куда садишься?! Я же салфетку не постелила!
Я спустилась на пол, утерла выступившие слезы. В голове крутилась история Дины. Она родила сына три года назад, но в первом триместре у нее началось кровотечение. Потом она рассказывала:
«У меня началось кровотечение примерно на десятой неделе. Поехала в женскую консультацию на скорой. Там в очереди сидели круглые беременные, а я вся в крови, даже на стул в очереди не села — стыдно пачкать. Хотя мы же вроде „среди своих“, но среди акушерок женщина никогда не своя. Меня принял мужчина, залез рукой мне во влагалище, как в пакет, в котором на дне среди продуктов искал зажигалку. Вытащил красный шмоток, ткнул мне в лицо, плюхнул в миску и сказал:
— Любуйтесь, мамаша, вот он, ребенок ваш. Вылез!»
Я заплакала. На меня накричали, сказали собираться и не задерживать очередь. Я натянула холодные мокрые трусы и прошла в соседнюю комнату, чтобы узнать дату чистки. Врач вскинулась:
— Куда прешь?! Сначала УЗИ!
Мне дали квиток и послали в другой кабинет. Рукава у куртки намокли — вытирала то сопли, то слезы, салфетки с собой не взяла, а там никто, конечно, не давал.
На УЗИ женщина долго водила по моему животу, потом во влагалище, а я молчала и плакала.
— Че ревешь?! Вот он, ребенок твой, жив-здоров! Сердце бьется.
Комнату заполнили звуки с подводной лодки, а потом тук-тук-тук-тук, очень частое тук-тук.
— Хорошее сердце, четкое, вы зачем пришли? Вот салфетка, вытирайтесь и идите!
Я вытерла живот салфеткой, а сопли собрала ладонью.
— Как — жив?
— Ну да, а ты что, не рада?! Аборт, небось, хотела? Через две недели приходи на скрининг и на учет вставай.
Я вышла и посмотрела на мужа. Он одернул мою рубашку, подтянул трусы и штаны. Обнял. Когда мы дошли до машины, я наконец смогла разлепить губы и сказала:
— Он жив.
— Что? — спросил он, а я села на сиденье — его мне не было стыдно пачкать.
«Сломанное кресло, хамское отношение персонала, отсутствие элементарных удобств»: монолог молодой матери о пребывании в роддоме «Когда надо терпеть? Да никогда!»: на YouTube-вышел документальный фильм о женщинах, переживших тяжелые роды ООН признала акушерское насилие ограничением прав человекаЕще почитать по теме