Наступил октябрь. Резко похолодало, ветер срывал с деревьев и ронял в лужи разноцветные листья. Дождь теперь шёл постоянно.
Света обычно бегом бежала после занятий домой, не только потому, что хотелось быстрее увидеть Мишу, но и просто, чтобы согреться. В аудиториях университета, как и в квартирах горожан, было прохладно, а отопительный сезон ещё не начался. Студенты сидели на занятиях в верхней одежде. Светка все эти дни ходила в фиолетовом кожаном полупальто с тёплой подкладкой. Его купила в Париже Лидия Владимировна, когда незадолго до смерти мужа ездила с ним туда в последний раз. Лидия Владимировна за последний год от переживаний сильно похудела, и пальто стало ей велико, а Светке конечно немного в обтяжку, но смотрелось на ней очень стильно. И не мудрено, что за её спиной начали шептаться – надо же, живёт с дворником, а носит модную дорогую заграничную одежду. А уж когда она пришла на занятия в кожаных демисезонных полусапожках, то вся девичья половина курса стояла «на ушах». Одежда и обувь ей очень шли, и совсем не было заметно, что это всё куплено давно и для другого человека. Провожая её по утрам, Миша ловил восхищённые взгляды парней и мужчин постарше. Он совсем не ревновал, он ею гордился, и не только внешностью и одеждой. Света с первых дней учёбы проявила большие способности, и преподаватели начали говорить, что, если не испортится, то её ждёт большое будущее в науке.
Впрочем, и в отношении себя, Миша тоже начал строить осторожные планы, хотя пока никому не говорил о них, даже Свете. Всё началось в последний день сентября, который выпал на субботу. С раннего утра Миша тщательно убрал мусор во дворе, потом, проводив Свету в университет, отправился в соседний дом. Там жила одинокая преподавательница филфака Розанова, у которой возникли проблемы с унитазом.
Возиться ему пришлось долго, поэтому от предложенного чая отказался – у Светы короткая смена, а у него ещё не готов обед. Вечером они собирались в кино. Когда он уже подошёл к подъезду и хотел открыть дверь, то его окликнули. Повернувшись, Миша увидел профессора Гусева, одетого, как всегда, с иголочки, и пахнувшего дорогим итальянским парфюмом. Миша слышал о нём много хорошего от Лидии Владимировны, которая работала на истфаке, а Гусев последние пятнадцать лет был там деканом.
«Тут вот какое дело, Михаил. Предстоит мне на старости лет снова отцом стать. Если всё пойдёт по плану, то в начале марта. Время, конечно, ещё есть, но я люблю всё делать загодя. Ненавижу эту нашу поговорку – «как на охоту, так и собак кормить». Я хоть и профессор, но не только головой могу работать, но и рубанком с молотком, с электричеством знаком неплохо. Собрался я одну из комнат под будущую «детскую» перестроить.Хочу попросить тебя в помощники. Давай дойдём до нашей квартиры, я тебе всё покажу и расскажу. Заодно и денег к свадьбе заработаешь».
Миша, конечно, собирался во всю заняться приготовлением обеда, но отказать профессору не мог. Так и пошёл за ним, держа в руках чемоданчик с инструментом.
Александр Васильевич Гусев – профессор, фронтовик, совсем недавно отметивший шестидесятилетний юбилей, жил с молодой женой Юлей в большой четырёхкомнатной квартире на третьем этаже в четвёртом подъезде. Это была, пожалуй, самая лучшая квартира во всём кооперативе, не только по числу и размеру комнат, таких квартир здесь было немало, а прежде всего, по внутреннему содержанию. Вся мебель сделана на заказ из редких пород дерева и подогнана под конкретное место. В квартире много торшеров, ночников, бра, настольных ламп. В гостиной и в кабинете хозяина висели полотна талантливых художников, исключительно подлинники. Александр Васильевич обожал импрессионистов. В его коллекции были картины художников XIX века, а также работы кисти современных мастеров. В кабинете стоял большой дубовый стол с малахитовым письменным прибором. На стеклянной поверхности стола лежали две большие стопки бумаг и книга в тёмно-синем переплёте с несколькими закладками. Миша рассмотрел название – «Роль железных дорог в развитии экономики США второй половины XIX века». А в гостиной его внимание привлёк интересный аппарат, стоявший в самом углу. На нём мигали разноцветные огоньки, особенно часто зелёный и красный, рядом лежала стопка кассет. Перехватив Мишин взгляд, Александр Васильевич улыбнулся сквозь очки и произнёс своим фирменным баритоном: «Это музыкальный центр. Мы с Юлей летом в Стокгольме купили. Я там лекции читал, а она со мной была. Удобная, скажу тебе, штука – поставил кассету, кнопку нажал и слушай. Я всё больше классику предпочитаю, а Юлька всяких там «АББА», «Бони-М», «Квин» накупила. Музыка – это, пожалуй, единственное, где наши интересы не совпадают».
… Брак Александра Васильевича и студентки-красавицы Юли обсуждали все жильцы кооператива, да впрочем, и не только. Об этом необычном союзе судачили во всём городе. Уж слишком заметной фигурой был профессор Гусев, и слишком большой была у них разница в возрасте. Однокурсницы частенько пытались узнать у Юли какие-нибудь подробности семейной жизни, но она лишь загадочно улыбалась и отделывалась фразами, типа: «Всё хорошо. Я очень счастлива». Юля была высокая стройная девушка, говорила с чуть заметным акцентом, это от папы-латыша. Её родители погибли в автокатастрофе, когда она училась в третьем классе. Дальнейшим её воспитанием занималась бабушка, тоже известный в городе человек. Бабушка была международным мастером по шахматам и руководила секцией в ДК железнодорожников. Десятки её учеников стали известными учёными, инженерами, врачами, но шахматам по-прежнему отдавали большую часть свободного времени, участвовали в различных любительских турнирах и приобщали к этому удивительному виду спорта, граничащему с наукой и искусством, своих детей, а потом и внуков. Юля тоже окунулась в шахматы с раннего детства. С десяти лет она уже играла на уровне первого взрослого разряда. Профессор Гусев тоже был страстным шахматистом. Находил возможность посидеть над задачкой или этюдом даже на войне, в минуты затишья. Он частенько заходил к Юлиной бабушке, они обменивались книгами, журнальными статьями, марками – оба были ещё и филателистами.
С ранней юности ей нравился импозантный высокий профессор с чёрными волосами, в которых появилась лёгкая седина, нравился ей. В нём поражало всё: голос, манера говорить, смех, добрый взгляд тёмных умных глаз и даже запах. Однажды Александр Васильевич изъявил желание сыграть с ней партию. Было начало мая, во дворе бабушкиного дома цвели сирень и черёмуха, а в воздухе стоял удивительный аромат. Играли они на лоджии. Юля первый раз была так близко с объектом своей симпатии, чувствовала запах дорогого парфюма, шедший от него, успела разглядеть руки, сильные с мозолями на ладонях. Несмотря на волнение, Юля ту партию выиграла. Александр Васильевич очень огорчился, хотя и старался не подавать виду. Юля же расстроилась от того, что доставила ему неприятные минуты. А вот бабушка была довольна, партия получилась очень интересной и красивой.
Вскоре страшная трагедия объединила Гусева и Юлю, и тут уже стало не до шахмат. Бабушка и Мария Васильевна Гусева почти одновременно заболели страшной онкологической болезнью, лечились у одних и тех же врачей, обменивались по телефону какими-то народными методами, прочитанными в журнале, и одна за другой ушли в мир иной в конце мая.
Юля как раз заканчивала школу. Предстояли выпускные экзамены, прощальный школьный бал, поступление в ВУЗ. Она давно решила про себя, что пойдёт на исторический, и не только потому, что с детства любила этот предмет, почти как шахматы, но и потому, что уже долгие годы деканом там Александр Васильевич. А значит, появлялась возможность видеть его каждый день. Незадолго до смерти, когда бабушка ещё могла говорить, она сказала Юле, что Александр Васильевич достойный человек. Ну и что, что намного старше, нужно слушать своё сердце, а не мнение окружающих.
На истфак Юля поступила довольно легко, несмотря на традиционно высокий конкурс. Она даже успела побывать объектом ухаживаний Ряпихова с его традиционными букетами, приглашениями в ресторан и цитатами из «Триумфальной арки». Он был с самого начала совсем ей не интересен, её сердце было занято другим. Ряпихов отстал от неё сам, видимо кто-то что-то намекнул ему. А потом случился этот скандал с женой, обсуждение на общем собрании и вылет из университета в зимнюю сессию за неуспеваемость. К этому времени её роман с Гусевым был в самом разгаре, и дело шло к свадьбе…
После гостиной Александр Васильевич повёл Мишу в маленькую комнатку возле спальни. Там было совсем немного мебели и видно, что комнатой давно уже не пользуются.
«У меня единственный сын живёт на Дальнем Востоке. Иногда вместе с женой приезжает в гости. Вот здесь и останавливаются. Детей у них пока нет, какие-то проблемы по линии медицины. Последний раз приезжали на похороны Марьи Васильевны. Вот я и решил сделать здесь детскую. Сейчас покажу свой план, даже чертёж набросал, потом померяем здесь всё рулеткой».
Пока они возились с измерениями, неожиданно появилась Юля. Она нежно улыбнулась, и Миша заметил, что во время улыбки на её щеках появились ямочки. Юля отвела Александра Васильевича в сторону и начала что-то тихо говорить. Он согласно закивал головой и два раза произнёс: «Конечно, конечно».
Потом они сидели в кабинете. На улице потемнело и начал накрапывать мелкий дождь. Гусев включил большую настольную лампу с фиолетовым абажуром. В кабинете стало уютно и, как-будто, даже теплее. Александр Васильевич отодвинул на край стола книгу в тёмном переплёте «Роль железных дорог в развитии экономики США второй половины XIX века», потом снял очки, протёр их и проговорил, глядя на Мишу: «Вот все думают, что история это так, болтовня, ля-ля-ля, словоблудие – Пугачёв пошёл, татары сожгли и всё такое. Нет, дружок, история – это серьёзнейшая наука. Многие проблемы в ней можно решить только на стыке дисциплин – тут тебе и математика, и кибернетика, и языкознание, и многое другое. Я уже не говорю про археологию, это вообще точная наука. Это я всё к чему? Видел я твою Свету, много слышал о ней хорошего, талантливая девчонка, далеко пойдёт. Лилия Владимировна Шейкер мне кое-что про вас рассказывала. Всё у вас хорошо, замечательная пара, с этим никто уже и не спорит. Только, вот какое дело. Жизнь – она не простая штука, в ней всё течёт, всё изменяется. Лев Толстой вообще считал, что человек, как облако, всё время в движении, всё время меняется, каждую минуту. Время пройдёт, и станет твоя жена крупным учёным, начнутся симпозиумы, семинары, заграница. У математиков это особенно развито, математика, знаешь ли – царица наук. А ты, что, так и останешься дворником? Это, рано или поздно, создаст для вас проблемы. Это неизбежно, поверь. Я, как-никак, большую жизнь прожил, много чего повидал. Лидия Владимировна тебе на заочный к нам советует?» – Миша утвердительно кивнул. «Если честно, Миш, заочное образование – это больше так, для галочки, для биографии, для диплома. У меня к тебе другое предложение. У нас на факультете хорошее вечернее отделение. Четыре раза в неделю по четыре часа после работы. Сессия, правда, удлинённая, с дополнительными занятиями, зато реальные знания получишь, если лениться не будешь. Конкурс туда гораздо ниже, а ребят после армии вообще стараемся всех взять. Экзамены в августе, сейчас октябрь, время подготовиться есть. Я тебе помогу, программу дам, учебники. Будешь учиться и работать».
Миша серьёзно задумался. Он и сам считал, что Свете не очень интересно с ним. Любовь, поцелуи, нежность, общее хозяйство – это всё важно, но Гусев прав, нужно ещё что-то, общие интересы, общее дело. Вот только, потянет ли он? В школе был не самый лучший ученик.
Дождь за окном становился всё сильнее. Миша подумал о Свете, она, наверное, давно уже дома, а его нигде нет, и обед не готов, надо как-то вежливо откланяться. Но Александр Васильевич, похоже, не собирался его отпускать. Он начал рассказывать, что на войну ушёл, когда ему было столько же, как сейчас Мише, а до этого успел закончить два курса истфака.
«Куратором у нас была Лидия Владимировна, совсем немного нас постарше, а уже кандидат наук. Красивая! Глаз не отведёшь, но любила только мужа. Они вместе такое пережили! Не приведи, Господь!»
Что пережили Лидия Владимировна с мужем, Миша узнать не успел, в кабинет вошла Юля и улыбнулась. На её щеках опять появились ямочки. Она позвала их к столу в гостиной, где уже красовалась ваза с фруктами, большое блюдо с бутербродами с маслом и красной икрой, пирожные, и два графина – один с соком, другой с коньяком.
Мише было неудобно отказываться, но мысли о Свете не давали ему покоя. «А ты сходи и позови её сюда, - предложил вдруг Александр Васильевич, - С Юлей их познакомим, должна же у неё быть хоть одна подруга в доме». Миша обрадованно вскочил и побежал к двери: «Я сейчас. Я быстро. Извините».
«Лидию Владимировну тоже позови, а то она сутки напролёт одна сидит в холодной квартире», - крикнул ему вдогонку Александр Васильевич.
Миша бегом бежал к своему подъезду, даже куртку не успел застегнуть. Окна в квартире были тёмными, он подумал, что Света легла спать. Накануне они опять уснули под утро. Но Светы дома не оказалось. У Миши похолодели руки, а самого начало кидать в жар. Он зачем-то выскочил на улицу, прошёл через арку на тротуар. Там уже горели фонари. Многочисленные прохожие под разноцветными зонтами спешили с работы домой. Светы среди них не было.
«А может быть, она у Лидии Владимировны?» - ухватился Миша за последнюю соломинку. Лидия Владимировна встретила его в джинсах и свитере. Миша видел её такой первый раз.
«Знаю, знаю. Александр Васильевич только что звонил. Через десять минут буду готова. Я зайду за вами».
Миша обессилено опустился на табурет в её прихожей. «Света пропала». – произнёс он обречённо.
Автор: Владимир Ветров
Подписываясь на канал и ставя отметку «Нравится», Вы помогаете авторам.