Рассматривая взаимоотношения Степана Глебова и опальной царицы Евдокии, историки и беллетристы уделяют особое внимание их переписке. Хотя перепиской назвать это можно с большой натяжкой. Сохранилось девять писем, которые, согласно всеобщей уверенности, царица написала Глебову. Некоторые из этих писем очень откровенные и весьма фривольного содержания. Все письма не составляют особую тайну. Первые три письма были обнародованы в Манифесте о бывшей царице еще 5 марта 1718 года. Вот отрывок одного из них:
Свет мой! Батюшка мой! Душа моя! Радость моя! Знать уже зло проклятый час приходит, что с тобою расставаться! Лучше бы мне душа моя с телом рассталась! Ох, свет мой! Как мне на свете быть без тебя, как живой быть? Уже мое проклятое сердце да много послышало, да нечто тошно. Аж мне с тобою знать будет расставаться. Ей, ей, сокрушаюся! И так Бог весть, каков ты мне мил. Уже мне нет тебя милее, ей Богу! Ох! Любезный друг, за что ты таков мне мил? Уже мне ни жизнь моя на свете! За что ты на меня, душа моя, был гневен? Что ты ко мне не писал?..
Я не буду дальше цитировать. Отмечу лишь, что из подобных причитаний в духе «Почто ты меня покинул?» состоит все письмо. И примерно в таком же стиле большая часть переписки. Эмоции бьют через край. Об этом можно судить по восклицательным и вопросительным знакам, многочисленным повторениям одной и той же мысли, изобилию междометий. Одних только междометий «ох» в этом полном письме я насчитала девять. Историки и яростные поклонники Петра I с особым наслаждением цитируют эти письма. Еще бы! Неприглядный облик царицы, потерявшей свое достоинство и бросившейся с головой в омут любовных страстей, сквозит из каждой строчки. Кроме того, царица предстает дважды брошенкой: мужем и любовником. А это еще один аргумент в пользу того, какой серой и неинтересной личностью была Евдокия Федоровна. Ну как на этом не заострить внимание? Немного фантазии, и вам расскажут историю взаимоотношений царицы и Степана Глебова в особом ключе: сначала сошлись, но потом расстались; она рыдала и звала, а он был холоден и равнодушен.
Отношения между инокиней Еленой и Глебовым оборвались так же внезапно, как и начались. (…) Так или иначе, но Глебов решительно отказался от продолжения связей, и все усилия оскорбленной монахини восстановить их оказались тщетными. Поведение Глебова после разрыва лишний раз убеждает, что нежных чувств к бывшей царице он не питал, а руководствовался голым расчетом, нисколько не заботясь о душевном состоянии покинутой им женщины. / Н. И. Павленко «Царевич Алексей»
Можно еще приложить фантазию и рассказать о несчастной женщине, которая дважды разочаровалась в любви. В этом случае можно по-человечески пожалеть царицу, погоревать над ее судьбой. Кому-то это близко и понятно…
Но…
Во всех этих письмах и причитаниях есть одно «но». Обычно это «но» упоминают лишь вскользь, а то и вовсе не упоминают и не придают ему особого значения.
Все письма написаны не царицей, а некой старицей Каптелиной, которая была при ней чем-то вроде компаньонки или секретарши. На первый взгляд, казалось бы, что тут удивительного? Многие писали письма через секретарей. Но именно эти откровенные письма все без даты, без подписи и без каких-либо приписок рукой царицы, из которых было бы видно, что письмо именно от нее.
Вообще, царица Евдокия была вполне грамотной для своей эпохи. Личные письма она обычно писала сама: к брату, к сыну, к мужу. Письма ее не отличаются высоким стилем и литературными изысками. Хотя царица была натурой горячей, но писала сжато, сдержанно и информативно. Между строк ее писем можно было прочесть, что все главное она готова сказать и выразить при встрече. Впрочем, были от нее и письма, написанные секретарями. Например, письма, которые она писала своим царственным внукам. Но это было уже в поздние ее годы. Возможно, тогда у нее начались возрастные проблемы со зрением. Но даже в этом случае, она непременно делала своей рукой приписку: «бабка ваша благословение посылаю» или «буди над вами милость божия и мое благословение».
Сложно представить, что написание писем интимного содержания царица вдруг доверила бы третьему лицу. А еще сложнее представить, как царица надиктовывает своей секретарше: «Пиши: ох, любезный друг, за что ты таков мне мил? Написала? Пиши дальше: уже мне ни жизнь моя на свете!».
Из всего этого напрашивается вывод: письма, конечно, впечатляют, но при чем здесь царица? И почерк не царицы, и стиль не ее, и подписи нет, - с чего, вообще, кто-то определил, что письма от нее, царицы? Со слов Каптелины? Или Глебова? Но как в таком случае адресат решил, что за этими письмами стоит царица? При всем при этом, письма без даты. Это означает, их могли написать в любое время. Теоретически та же Каптелина, которая явно сотрудничала с властями, по высшему указанию могла насочинять эти письма после задержания, чтобы тем самым избавить себя от наказания за пособничество и сводничество. Их могли подкинуть Глебову и выдать за письма царицы.
Что касается настоящих писем царицы к Степану Глебова и писем Степана Глебова к царице, а они, безусловно, были, то вряд ли мы когда-либо узнаем их содержание. Были ли в них любовные признания или просьбы, страсть или дружеское участие - навсегда осталось их тайной, которую они унесли с собой.
Продолжение читайте далее:
Начало: