Серия седьмая.
Михаил Иванович понял, о чем она говорит. Он вдруг опомнился, ему стало стыдно. Прикрыв глаза рукой, он замотал головой:
-Нет, Лиза, вы меня не так поняли! Просто... я не знаю, с какого бока зайти. Вам что-то угрожает? Откройтесь мне! - решился он.
-Поймите меня, Михаил Иванович, я и сама не не хочу втягивать вас в это дело! Но в моей ситуации отказаться от чьей-то предложенной помощи равно самоубийству! Самой мне не справиться, понимаете? - заплакала она.
-Да понимаю я всё, понимаю! Ну, давайте, рассказывайте!- Михаил Иванович, увидев полную беспомощность девушки перед лицом опасности, вдруг исполнился решимости помочь и защитить. Практически до степени чего бы ему это ни стоило. Лиза продолжала плакать. Потом, чуть успокоившись, дрожащим от слез голосом, она начала:
-Поначалу у нас была обыкновенная семья, понимаете? Да, родители были вечно заняты; да, дом был проходным двором, мама просто обожала гостей, и периодически я ощущала, что до меня нет никому дела; но отдыхали мы вместе, выезжали за границу, отец покупал подарки, баловал меня в такие минуты. Да и ни в чем мне не отказывал, стоило мне попросить. Только просила я редко. Чувствуя, что он занятой, я старалась его не тревожить, может быть побаивалась немного, не знаю. Ругаться он умел, особенно когда был не в духе, кричал на прислугу, меня это пугало. На меня не кричал, но я всё равно старалась обращаться к нему пореже, иногда даже пыталась не попадаться на глаза. Ребенком росла я тихим и наблюдательным. Друзей у меня не было, поначалу мы часто переезжали из гарнизона в гарнизон, заводить их и толком сдружиться я просто не успевала. А затем мы осели, стали жить в роскошной усадьбе, но по соседству детей моего возраста так же не наблюдалось. Моими друзьями были книги. Даже в элитной школе, куда я перевелась со временем, моими друзьями оставались книги. Я всегда мечтала, что закончатся занятия, вот я вернусь домой и закроюсь в комнате за чтением.
Елизавета перевела взгляд на врача. Тот продолжал внимательно слушать.
- Мама была женщиной кокетливой, смешливой, любила общество, любила нравиться мужчинам. У отца это был второй брак. Что свело вместе таких разных людей - не знаю. Но плодом их любви стала я. И если лет до десяти разногласий между ними я не замечала, то постепенно осознала, что родители совсем не любят друг друга. Какие-то постоянные придирки, скандалы на ровном месте, оскорбления, кидание тапок - это тало, практически нормой. Отец и до этого прикладывался к бутылочке по выходным в компании сослуживцев, со временем это стало усугубляться и принимать крайние формы: в один из пьяных скандалов мама стала ему что-то вспоминать и угрожать, и он её ударил. Наотмашь. Она плюхнулась на диван, он вышел, а мы с помощницей по дому поспешили на помощь. И в ту минуту, я помню, прикладывая к щеке тряпку, намоченную холодной водой, она сквозь слезы повторяла: "Убийца, убийца".
Со временем они разъехались по разным концам дома, общались редко, можно сказать, в случае крайней необходимости. Мать требовала денег на ведение хозяйства и прочие нужды, отец огрызался, но давал, со временем всё больше урезая наши расходы. Она угрожала, что уйдет от него; он то сам гнал её из дома, то грозился, что с собаками её найдет и к ним же на цепь и посадит.
В общем, это был полный сумасшедший дом, о чем знала наша прислуга, ну и, может быть, догадывались по крикам из окон близкие соседи.
Со временем он съехал из нашего дома в пристройку для прислуги на окраине усадьбы. Там ему было вольготнее пить и приводить к себе собутыльников, как мы думаем. Он без жалости пристрелил пса Чарльза только за то, что тот лаял по ночам, когда какие-то джипы с горящими фарами въезжали туда, к отцу, через задний двор. Когда он от нас съехал, с одной стороны мы выдохнули, с другой - он стал деградировать ещё быстрее. Часто из того дома можно было услышать его крики и угрозы кому-то; прогуливаясь по саду, отец бормотал себе под нос проклятья; одичал, шарахался от нас, не желая общаться; стал неопрятен. Прислуга, убирающая в доме, по одному старалась к нему не заходить: один раз он запустил в помощницу по дому сапогом, в другой - полез к ней, и она еле вырвалась. Думаем, к нему туда по ночам доставляли и девушек легкого поведения, так как мама, которая ходила к нему туда не чаще, чем раз в месяц, так же в сопровождении садовника, либо водителя, чтобы выбить бюджет на месяц, рассказывала, что в доме творился "хаос и разврат".
Возможно, всё так же худо-бедно бы и продолжалось, к чему мы тоже уже приспособились, но как-то ночью со стороны дома для прислуги раздался душераздирающий крик и через пять минут в наш дом вбежал отец в полушубке и тапках на босу ногу. Он озирался, пальцем указывал на дом, знаками пытался нам что-то объяснить, взгляд его был безумен. Мы вызвали наркологическую бригаду на дом, всю неделю его откапывали, не сообщая на службу.
После этого пить он бросил, въехал в наш дом, но, по-моему, рехнулся окончательно. Стал подозрительным, въедливым, мелочным, придирчивым, хитрым. Строил какие-то нелепые обвинения и догадки. Следил за нами и прислугой, везде ему мерещились нанятые мамой шпионы. Учитывая, что финансово мы полностью от него зависели на тот момент, жизнь казалась совершенно невыносимой. Мать в последний раз не выдержала и хотела уехать от него к родной сестре в соседнюю область - он выкрал её паспорт, уволил личного водителя, перестал давать деньги и пригрозил, что закопает в лесу так, что никто не найдет. Она жалела меня и терпела все эти издевательства только ради меня. Я уже тогда училась на экономическом, мне деньги на карту он переводил, с этих денег мы и жили. В общем, получается, мама была заложницей моей ситуации и не хотела бросать меня одну с отцом.
Мы пробовали звонить его двоюродному брату, занимающему пост в правительстве, пытались объяснить ситуацию как можно мягче. То ли он нам не поверил, то ли отношения с отцом были выше и он не захотел ввязываться - но смутно пообещав нам что-то, он растворился. Мы думаем, что именно благодаря ему отца до сих пор держат на службе и не трогают, хотя, по-моему, у него уже давно произошел распад личности, как, насколько мне известно, в психиатрии принято говорить. Созванивались с его родной сестрой, которая в Америке. Та, как мы поняли, нас и за семью-то не считает. Она очень дружна была с его перво женой, где есть старший сын. Поэтому и Валентина нам ничем не помогла.
Она перевела дыхание и посмотрела на доктора: интересно ли до сих пор ему?
Тот сидел задумавшись. Разумеется, он её слушал.
Однажды ночью на край моей постели присела взволнованная мама. Он гладила мне руки, что-то шептала, вся дрожала. Я не сразу смогла проснуться, многое слышала в полудреме. Мне показалось, она мне рассказывала, что у отца есть какая-то тайна, которую она знает, и за что он может её убить. Говорила она сбивчиво, сумбурно, подозревала, что убить её он пытается уже сейчас: рассказала, что недавно ночью заходил в её комнату и что-то желал над столом. А утром она заметила, что возле графина с водой рассыпан какой-то белый порошок. Она тогда не придала значения, не могла поверить, что он пытается отравить. Лишь вылила воду, побрезговав и решив, что старик совсем чудит и сыплет кругом то ли муку, то ли соду. Через неделю, ей показалось, кто-то пытается во сне её придушить. Стало тяжело дышать, что-то давило на грудь и лицо, она попыталась открыть глаза и скинуть с лица подушку. Вдруг кто-то толкнул её и дышать стало свободнее, но рассмотреть, кто был в комнате из-за темноты она не смогла. Спасло её в ту минуту, как она думает, то, что мимо по коридору кто-то шел и отец испугался. С тех пор она стала закрывать свою комнату ночью на ключ.
Так же мама рассказала, что недавно её попыталась сбить машина на подходе к нашему дому. Она выехала сзади, резко, из-за угла, и стала наращивать скорость, сместившись на встречную полосу, где шла мама. Она не сразу поняла, что происходит, но спасло её в тот раз то, что с обратной стороны тоже выехала машина, и первой пришлось вернуться на свою полосу и проехать мимо, чтобы избежать лобового столкновения. Она никак не могла поверить и совместить воедино все эти странные случайности. Но той ночью её настигло какое-то прозрение, она сильно испугалась и зашла ко мне поделиться.
Мы сидели на моей кровати до утра, всё обдумывая и не в состоянии поверить. И она вдруг сказала так: что если с ней что-то случится и она не успеет уехать к сестре - в её комнате, в головном конце кровати, под всеми матрацами, лежит книжка в синем переплете, автор, кажется, О. Генри. Меж её страниц вклеяны листы двух писем. Вот эту книгу мне надо будет найти и прочитать те письма, чтобы всё понять.
-Да уж, - вырвалось у доктора.
-И ещё, я помню, она как-то намекнула, не той ночью, а после уезда бригады наркологии, что у папеньки не белая горячка, а снятся ему души, что приходят к нему по ночам и что-то там просят, он сам ей как-то спьяну проболтался. Но мы были не одни, и распространяться дальше на эту тему мама не стала.