Серия восьмая.
-С момента ночного разговора мы стали активно готовиться к её побегу. Через несколько дней у нас отравилась домработница, предположительно соком, который мама купила для себя и оставила открытым на кухне, поэтому и сами мы стали питаться в кафе через дорогу, и прислуге запретили принимать пищу, приготовленную в доме, во избежании недоразумений и смертельных случаев. Кухонную работницу, которая готовила еду для семьи и прислуги, мама рассчитала и уволила, поблагодарив за работу. Держать её более не имело смысла. Мы не хотели, чтобы отец, в стремлении избавиться от одного человека, перетравил весь штат прислуги. Возможно та обиделась, но объяснить истинную причину такого поступка мы ей не могли, сослались на экономию. Отцу, чтобы не возмущался, мы решили заказывать еду с доставкой из ресторана, исходя из его предпочтений на каждый день. Но в еде он был неприхотлив, забитый полуфабрикатами холодильник его вполне устраивал, а питаться мог и на работе, или заезжать в ресторан по дороге домой. В общем, по большому счету, нас уже мало интересовало, чем он там будет питаться, мы с ней постоянно были на созвоне, контролируя, где каждая из нас находится. План будущего побега же обсуждали по ночам, закрывшись в комнате, боясь, что телефоны могут прослушиваться.
В тот страшный день я позвонила ей с лекции, чтобы убедиться, что у неё всё нормально. Трубку она не взяла, я не сильно напряглась, подумав лишь перезвонить минут через пять. Когда мама не взяла трубку ни через пять минут, ни через десять - я начала волноваться. Я изо всех сил гнала плохие мысли, но меня заколотило крупной дрожью и от какого-то мерзкого липкого страха и предчувствия свело живот. Я не усидела и убежала посреди лекции, не в силах дождаться её окончания. Водителя, что подвозил меня утром к университету и забирал после пар, на парковке, разумеется, не было: приехать за мной он должен был только через два часа. Я вызвала такси и помчалась домой, всю дорогу названивая матери.
Вбежав за калитку, я понеслась по брусчатке, крича и зовя её. Я плакала и надрывалась от крика, металась перед домом, как вдруг увидела какое-то движение в открытом окне маминой спальни на втором этаже. Я окликнула её, но мама вела себя странно. Она то вставала перед окном, то снова садилась. Я наблюдала за этими непонятными движениями, не в силах сообразить, что происходит. Одно то, что я её видела, где-то успокаивало меня. Но вела она себя очень странно, практически не смотрела в мою сторону и молчала. Наконец она встала перед окном в полный рост, и, глядя куда-то мимо меня, помахала мне рукой...
Я совершенно растерялась и побежала в дом,чтобы понять, что происходит. Еще поднимаясь по ступенькам, я вдруг услышала какой-то шум, словно мешок картошки скинули в воду. Продолжая недоумевать, я добежала до её спальни, дверь в которую была открыта. Там никого не было, лишь настежь распахнутое окно, да чуть развивающиеся на ветерке белые шторы. Подойдя к окну и глянув вниз, поначалу я ничего не заметила и решила, что мама вышла из комнаты. Шла по по коридору, звала её, заглядывая повсюду. Наконец зашла на кухню, подумав, что мама может быть там. В растерянности я стояла посреди комнаты, как вдруг в дверном проеме оказался отец. Он смотрел на меня с улыбкой и молчал. Я просила:
-Где мама?
Он кивнул в сторону окна и тихо сказал:
-Наша мама устала жить и вышла в окно. Вон она, плавает в бассейне.
Я не могла понять, о чем он говорит, голова отказывалась соображать. Помню, подошла к окну и, распахнув его, вдруг увидела тело мамы, безвольно лежащее на дне бассейна, в самом углу, лицом вниз. Помню, что я оглушительно завизжала, а отец смотрел на меня с немигающей улыбкой и тихо произнёс:
-Плавает наша мама.
Я стала залезать на подоконник и кричать:
-Не подходи ко мне! Не подходи!
А он, кажется, потихоньку подходил. Потом я уже ничего не помню. наверное я сорвалась вниз, или он столкнул меня? Я не помню. Но его эти с тихой сладострастной радостью прозрачные смеющиеся глаза я не забуду никогда. Он снится мне ночью, будто нахожусь я в доме для прислуги, двери и окна замурованы, на столе в полной темноте коптит огарок свечи, а он сидит за столом напротив, улыбается, тянет ко мне свои руки и говорит:
-Теперь вместе будем жить, доченька...
Во сне я начинаю тихо выть и скулить, спускаюсь под стол, ползаю на карачках по полу, щупая склизкие грязные стены, ползу по кругу, пытаясь найти выход. А отец сидит за столом, наблюдая за мной, и тихо смеётся.
Её всю передёрнуло от этих мерзких воспоминаний, Елизавета закрыла лицо руками, находясь во власти ужаса. Михаилу Ивановичу тоже было не по себе. Он с трудом верил в происходящее, но верить приходилось. Положив кисть ей на руку, врач тяжело встал со словами:
-Это надо обдумать.
Пациентка уже в спину уходящему доктору тихо сказала:
-Он убил маму заранее, ещё в комнате. Я это поняла только потом, лёжа в реанимации. И поднимал её безвольное тело, словно тряпичную куклу, перед окном, желая обмануть меня.
Михаил Иванович не оборачиваясь машинально кивнул и содрогнулся от вновь услышанного.
-Михаил Иванович, не отдавайте меня ему...