Предыдущая часть здесь.
Вместе с Вадимом пропали и его ранец, и все купленные матерью для него вещи, и заодно ее дорожная сумка. Целую неделю родители искали сына по больницам, вытрезвителям и вокзалам. Мать слегла с сердечным приступом. Наконец раздался телефонный звонок. Валентина, нынешняя жена Вадима сообщила, что он жив, относительно здоров, вернулся домой, сказал, что родители его «достали» своей опекой. А к телефону подойти не может, поскольку опять пьян.
У Кирилла Егоровича случился гипертонический криз, его увезли в госпиталь, тот самый, куда он накануне ходил хлопотать за сына. А вернувшись спустя три недели домой, он узнал, что стал вдовцом. Жена умерла от инфаркта на следующий день после того, как он лег в больницу. Ирина похоронила маму сама, не тревожа отца и ничего не сообщив брату.
Овдовев, Кирилл Егорович первое время был окружен заботой дочери. Она прибегала к нему почти каждый день, готовила, убиралась, стирала. Всегда сдержанная, Ирина непривычно ластилась к отцу. Погоревав, он потихоньку оттаял, успокоился. В этом ему помогла Лариса Леопольдовна, симпатичная соседка по даче. Одинокая женщина с жизнерадостным характером, она и раньше вызывала его интерес, который теперь перерос в дружбу. Заметив это, дочь забеспокоилась и, сначала осторожно, потом все настойчивее, заговорила о дарственной на квартиру.
В конце концов Кирилл Егорович поддался натиску, оформил дарственную на Ирину. А вскоре, вернувшись с прогулки, застал дома дочку и зятя, устанавливающих замок на дверь в гостиную. Ирина сновала из комнаты в комнату, перебирая вещи.
— Времена нынче неспокойные, жулья много, а ты, папочка, человек доверчивый, пускаешь в квартиру всяких сомнительных личностей. Под замком вещи сохраннее будут. Я же их никуда не уношу, все так и остается в твоей квартире… ну, то есть в моей. Да и зачем тебе нужна гостиная? Все, что нужно, в спальне есть, там будет удобно, все под рукой. Живи, сколько хочешь, дорогой папочка!
Ссылаясь на занятость, на то, что скоро защита докторской, Ирина стала появляться гораздо реже. Внучка Юля, готовясь к диплому, тоже навещала деда редко. В свое время Наталья Леонидовна неохотно соглашалась посидеть с внучкой, говоря: «Я своих детей сама вырастила, без нянек, и вы своих сами растите». Они с Кириллом Егоровичем чаще ограничивались визитами в гости, да подарками. А теперь внучка жила своей, молодой жизнью, в которую деду вход был заказан. При встрече у них и разговор-то не клеился, и, промаявшись для приличия некоторое время, Юля с явным облегчением убегала по своим, куда более интересным и значимым для нее делам.
Так прошло еще несколько лет. Устоявшуюся жизнь нарушило письмо Вадима. Он писал, что болен, что ему нужна крупная сумма денег на лечение. Кирилл Егорович заметался. Где ему, пенсионеру, взять столько денег? Написал Вадиму, что такой суммы у него нет. Вскоре получил ответ, всего лишь строчку: «Тогда ты мне больше не отец». Долго сидел с этим листком в руке, обдумывая ситуацию, полный противоречивых мыслей. Решил продавать дачу. Все равно сил на то, чтобы содержать ее в порядке, уже не было, участок постепенно приходил в упадок.
Но неожиданно категорически воспротивилась Ирина:
— Вадим тебя, как всегда, обманывает, все наши деньги он просто пропьет. Отдать ему их все равно, что выкинуть. А у тебя внучка замуж собирается, пусть лучше дача будет твоим свадебным подарком и ее приданым.
Не зная, что предпринять, Кирилл Егорович пошел к знакомому нотариусу. Тот посоветовал дачу продать, а деньги положить на свой счет в банк, под проценты.
— Дочери и внучке Вы уже отдали все, что могли, включая собственную квартиру. Хоть какую-то «подушку безопасности» Вы должны себе обеспечить?! Если Вы отдадите детям последнее, что имеете, вполне вероятно, что сами окажетесь в доме престарелых. А от сына запросите нотариально заверенную выписку из медицинской карты, о том, что он нуждается в платном лечении. Тогда и будете решать, как распорядится своими деньгами. Так Кирилл Егорович и сделал.
Ирина, узнав о продаже дачи, вышла из себя. Всегда холодновато-сдержанная, на этот раз она дала волю эмоциям и ушла, хлопнув дверью.
С тех пор Кирилл Егорович жил один на отведенных ему метрах, заботясь о себе, как умел. Когда становилось совсем тоскливо и одиноко, набирал знакомый номер. Услышав родной голос: «Алло… говорите, я слушаю…» — тихонько вешал трубку. Потом надевал чистую рубашку, любимые брюки, серый берет с «хвостиком», который так шел к его седине и голубым глазам, брал в руки щегольскую тросточку и шел в соседний супермаркет. Женщины, работающие там, хорошо знали полковника в отставке, охотно отвечали на его шутки, находили минутку поболтать с улыбчивым старичком. Выйдя из магазина, он садился на лавочку в соседнем сквере, наблюдал за прохожими, играющими детьми, заговаривал с теми, кто оказывался рядом, и сидел, пока заползшая в душу тоска не таяла, как снег на солнце.
Лариса Леопольдовна звонила часто, изредка навещала его. С ее появлением квартира оживала, словно становилась просторнее и светлее, наполнялась женским смехом, запахом домашних пирожков, свежих огурчиков с дачной грядки. Но попив с ним чаю, поболтав о том о сем, Лариса торопливо убегала, ее ждали дети, внуки, нескончаемые домашние дела, а он вновь оставался один.
Кирилл Егорович достал потрепанный альбом с фотографиями, сел в любимое, продавленное по своим габаритам кресло. В который раз он вглядывался в бумажные прямоугольнички, запечатлевшие всю его жизнь. Вот молодая красавица Наталья смотрит на него горделивым взглядом. Вот дочка в белом фартучке с пионерским галстуком улыбается ему. Вот сын в курсантской форме сидит рядом с ним, а взгляд взрослый, серьезный, как у отца. Вот внучка с бантом в нарядном платьице… А фотографий детей Вадима нет. Младшего внука сын назвал в его честь Кирюшей, но Кирилл Егорович так ни разу и не видел тезку, ничего о нем не знает… Наталья не простила бывшей невестке развода, не писала ни ей, ни внукам, просто вычеркнула их из своей жизни.
Как же так вышло, что теперь он остался один? Где ошибся, что сделал не так в своей жизни? Почему у него остались только воспоминания? В памяти всплыло, как возвращался уставший домой со службы, как в прихожей его встречала жена и, поцеловав в щеку, спешила на кухню, накрывать стол к ужину, как навстречу к нему бежали дети, торопясь выложить свои новости и первыми пожаловаться друг на друга. Поужинав, он устраивался в этом самом кресле, перед тем же телевизором, с газетой и бокалом домашнего яблочного вина и, забыв о служебных проблемах, погружался в уютную атмосферу семьи. Тогда это были обычные будничные вечера, и только теперь он понимал, что это было счастье. Жаль, что только теперь.
Соседка сверху уронила у себя на кухне кастрюлю. В панельном доме слышимость была такой, что Кириллу Егоровичу показалось — это Наталья хозяйничает на кухне, готовит ужин. За стеной заиграло пианино, соседская девочка разучивала гаммы, а ему показалось — это Иринка в своей комнате села за инструмент, готовится к уроку по музыке. На лестничной клетке хлопнула дверь, послышались голоса, а ему показалось — это прибежал с улицы запыхавшийся Вадька, и мать выговаривает ему за брошенные второпях вещи.
Кирилл Егорович, сидя в кресле, тихонько улыбался, вслушивался в эти неясные звуки, угадывая в них родные голоса. И вдруг почудился такой родной, незабываемый, голос из далекого детства: «Сынок…» Острая боль ударила в сердце. Фотоальбом медленно соскользнул с колен на пол, фотографии веером рассыпались вокруг…
