Помните, как объяснял автор полузабытой сегодня песни отсутствие кавалеров на танцах? «Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят». Так вот, на улице Рябиновой, что в живописном селе с нежным названием Ладушка, на десять одиноких женщин приходился лишь один жених, да и тот Семен Гераклов.
В разряд женихов мужчина попал совсем недавно, когда ушла в мир иной его супруга, всеми уважаемая Елизавета Прокопьевна. До этого Семен был настолько неприметной личностью, что ни разу не ввязался ни в какой скандал, ни с кем не подрался, не напился вдрабадан и, конечно же, не был замечен в амурных похождениях на стороне. В общем, говорить о таком человеке было неинтересно, поэтому и в сельских сплетнях его имя после женитьбы не упоминалось.
«Как так может быть? – спросите вы. – Не ангел же этот Семен во плоти, уж какой-никакой грешок за ним должен водиться».
Может, и появлялись в голове Семена какие шальные мысли, но дальше приятных мечтаний дело не шло: Елизавета Прокопьевна на протяжении почти сорока лет строго контролировала каждый его шаг.
Женитьбу Сеньки Гераклова в Ладушке обсуждали долго. Надо же, дочка Прокопия, статная красивая девка, ни разу не замеченная местными кумушками, главными блюстителями порядка и нравственности, ни в чем предосудительном, выходит замуж за худосочного – и в чем только душа держится – низкорослого и некрасивого паренька. Да еще и с фамилией, доставшейся Семену от отца словно в насмешку.
Когда весть о предстоящей свадьбе расползлась по селу, только ленивый, встретившись с Елизаветой, не пытался отговорить ее:
– Лизка, да что ты надумала, ты – девка красивая, кровь с молоком, да что ты мужа себе под стать не найдешь? Вот смотри, и Петька Синицын, и Егор Полунин, и Ванька, председательский сынок, в холостяках ходят.
Но девушка такие разговоры сразу пресекала:
– Засватанная я, так что мне к свадьбе готовиться надо и жениха привечать, а не на чужих парней внимание обращать.
К сентябрю пересуды немного утихли, но на свадьбе разгорелись с новой силой. Ровесницы Лизы, столпившиеся у клуба, где проходила торжественная регистрация, закатывая глаза и сопровождая свою речь разными ужимками, судачили:
– Никогда бы за такого не пошла, сморчок жених против невесты. Хоть и надели на него дорогущий костюм-тройку, а вида никакого. И куда смотрели Лизкины глаза? А может… – дальше обсуждения переходили на шепот, поскольку затрагивали те вопросы, о которых девицам говорить не положено.
А Лиза словно и не замечала то сочувственных, то насмешливых взглядов. Выйдя из машины, она взяла Семена под руку и гордо прошествовала сквозь строй приглашенных и просто пришедших поглазеть односельчан.
– Да, неравный брак, мезальянс, – вздохнув, подвела итог Валентина Степановна, которая в молодости пару лет проработала в библиотеке и любила к месту и не к месту вставить замысловатые словечки.
– Да, мезальянс, – хором подхватили ее товарки, чтобы показать, что и они не лыком шиты.
***
Молодожены поселились в добротном доме, который достался Семену от бабки. К приходу молодой хозяйки Гераклов-старший вместе с сыном сделали там ремонт, покрасили потемневший от времени тес, перекрыли железом крышу, обновили наличники – и получился настоящий терем всем на загляденье. Как водится на селе, Семен и Елизавета обзавелись хозяйством и зажили хорошо, богато и мирно. То ли действительно любовь между ними была большая, то ли Елизавета держала мужа в ежовых рукавицах, но видели их повсюду вместе. Семен никогда не задерживался после работы с мужиками, чтобы пропустить рюмку-другую.
– Некогда мне, Лизавета к ужину ждет.
– И что это есть у твоей Лизки такого, чего у наших баб нет, раз ты от коллектива отбиваешься и бежишь к ней? – посмеивались приятели над Семеном.
– Есть, да не про вашу честь, – добродушно отвечал Гераклов и спешил домой.
Теперь уже те, кто еще недавно посмеивались над выбором Елизаветы, втайне стали завидовать ей. У одних мужья стали часто в рюмку заглядывать да иногда и поколачивать, а другим доброжелательные соседки утром спешили сообщить, где и с кем их благоверный ночь коротал. И Семен вдруг в глазах женщин превратился из плюгавенького паренька в надежного и заботливого мужа.
– Счастливая Лизка, – не раз вздыхали они, – а что невзрачный, так с лица воды не пить, да и, если приглядеться…
А Семен и действительно после свадьбы заматерел, стал как будто выше ростом. Елизавета строго следила, чтобы он всегда был пострижен, выбрит, в чистой рубахе. Зато теперь появилась другая тема для обсуждений. Супруги Геракловы прожили два года, а детей не нажили.
– Точно вам говорю: Лизка до свадьбы загуляла с заезжим, а тот ее бросил. Она и побежала к Ивановне, сами знаете, какими делами старуха промышляет. Думаете, просто так она замуж за Сеньку поспешила. Пустая она теперь, кто бы на такой женился, – с уверенностью утверждала баба Тоня, соседка Прокопия.
– Глупости ты говоришь, уж я-то точно знаю, всю жизнь прожила рядом с Геракловыми. Не Лизка пустая, а Семен бесплодный, – спорила баба Нина.
В чем была доподлинная причина того, что у пары не было детей, в Ладушке и по сей день не знают. Через некоторое время супруги свыклись с этой мыслью, и еще больше стали заботиться друг о друге.
Годы катились быстро, не успели Семен и Елизавета оглянуться, как пенсия подоспела, а детвора на улице стали их дедом и бабой называть. Вот в это время и вошла в дом Геракловых беда – заболела Елизавета. Однажды утром почувствовала, что в боку колет. Если честно, то уже пару дней она недомогала, так кто же на это обращает внимание.
– Наверное, съела что-то, – мысленно произнесла женщина привычную отговорку, – сейчас кислячка попью, и все к обеду пройдет.
Но не прошло. Никогда днем Елизавета не ложилась отдыхать, посидит часок перед телевизором – и снова хлопочет. Однако резкая боль усиливалась. Семен очень обеспокоился, когда, вернувшись с огорода, куда он вывозил перегной, застал жену в постели, хотел позвать фельдшерицу, но той ни в амбулатории, ни дома не оказалось. К вечеру к боли добавилась температура. Как ни уговаривала Елизавета мужа не вызывать скорую, он ее, может, впервые в жизни не послушал.
– Да что же вы ждали? – напуская на себя важный вид, сказал молоденький врач. – Срочно в больницу.
Появление кареты скорой помощи переполошило тихую улицу, женщины повыходили из дворов, а Наталья, соседка Геракловых, поспешила к ним в дом. Семен метался по комнатам, собирая жену в больницу, что без руководства Елизаветы плохо получалось. Казалось, он был испуган больше супруги.
– Наташа, – слабым голосом попросила больная, – ты тут присмотри за Семеном, как же он без меня один останется. Я, как вернусь из больницы, с тобой рассчитаюсь.
– Да какие между соседями могут быть счеты? – ответила женщина.
Но домой Елизавета вернулась уже в гробу. От Семена было мало толку, он приехал из райцентра не в себе и не понимал, о чем его спрашивают. Ясность внесла фельдшерица:
– Перитонит, запустила Лизка аппендицит, вот и не спасли.
Хоронили Елизавету Прокопьевну всем селом. Хорошая была женщина, никому зла не делала и в помощи никому не отказывала. Семен сидел возле гроба, словно каменный, и не отрывал взгляд от покойницы. Руководила и похоронами, и поминками Наталья, а когда кто-то пытался вмешаться, она гордо говорила:
– Я сама разберусь, мне Елизавета перед смертью поручила за хозяйством и Семеном смотреть, все слышали.
***
Шибко горевал Семен по своей жене, почти целые дни проводил на кладбище. Вставал утром, обихаживал скотину, себя приводил в порядок и отправлялся на погост. По улице шел, ни с кем не здороваясь, словно и не замечал никого.
– Пропадет мужик, – говорили между собой женщины, – не привык он один жить, все Лизавета решала. Хоть бы выпивал, все бы забылся на чуток, а так… Съест его тоска его. Лишь бы ничего с собою не сделал.
– А, может, его женить нужно? – как-то задумчиво сказала Зинаида, вторая соседка Гераклова. Она долго жалела, что не оказалась на месте Натальи, когда Елизавету увозили в больницу. Вся власть и слава ей бы тогда достались.
– Да типун тебе на язык, сороковины еще не справили, а ты такое говоришь, – одернула ее Ольга, самая пожилая из женщин.
– А я и не говорю, что прямо завтра нужно ему новую жену в дом приводить, – обиделась Зинаида, – что я, обычаев не знаю.
Наталье эти разговоры не понравились. В мечтах она уже видела себя единственной претенденткой на Семена, а здесь, оказывается, и другие строят планы.
«Нужно держать ухо востро! – подумала она. – А то явится какая-нибудь нахрапистая, вроде Зинки».
И она не ошиблась.
Сороковины организовали по всем правила, Наталья вместе с Семеном службу отстояла, на кладбище сходила, пока остальные женщины обед готовили, затем за столом распоряжалась, как хозяйка. После поминок Семен даже как бы ожил:
– Спасибо вам, бабоньки, – сказал он, обращаясь к женщинам, убиравшим со стола и мывшим посуду. – Спасибо, что не забыли мою Елизавету Прокопьевну и меня в беде одного не оставили.
От такой речи обычно немногословного Семена женщины растрогались и стали утирать глаза краешками платков. Только Наталья осталась недовольной: как, она старалась-старалась, а «спасибо» всем одинаковое.
– Да мы же по-соседски, – сказала Зинаида, ты, если чего нужно, сготовить там, постирать или прибраться, говори, не чужие ведь, всю жизнь бок о бок прожили.
Только Семен хотел поблагодарить за добрые слова, как его перебила Наталья:
– И не надо нам никакой помощи, мы и сами с соседом управляемся.
– Так и я же по-соседски хотела помочь, – не сдавалась Зинаида. – Ты что, себя уже хозяйкой здесь возомнила?
Назревающий скандал потушила Ольга:
– Побойтесь Бога, душа Елизаветы еще здесь витает, а вы ее мужа уже делите.
Женщины прикусили языки, но каждая из них осталась при своем мнении.
***
На следующий день Зинаида встала ни свет ни заря, нажарила котлет, надела свое лучшее платье, подкрасила губы, оглядела себя в трюмо и, оставшись довольной, поспешила к соседу. Только она зашла к Семену во двор, как услышала от калитки недовольный голос Натальи:
– Зинка, ты куда это так вырядилась? И что в чужом дворе забыла?
– А ты зачем в чужой двор с утра прибежала? Я Семену завтрак принесла по-соседски.
– Есть, кому ему завтраки носить, так что разворачивайся и иди, куда шла. Ишь, намарафетилась.
В это время с заднего двора появился Семен, и женщины прекратили спор.
– А мы с Зиночкой решили тебе позавтракать принести,– елейным голоском начала Наталья, – тяжело теперь тебе одному без хозяйки.
Семен даже смутился:
– За заботу – спасибо, да я и сам управлюсь, но гостям в нашем доме всегда рады были, вместе и позавтракаем.
За столом Зинаида и Наталья, ласково улыбаясь и подкладывая в тарелку Семена свои угощения, метали друг в друга злые взгляды.
– Зина, ты иди, тебе с хозяйством управляться надо, а я на кухне приберусь и тоже домой пойду, – сказала Наталья.
– Да я все дела уже с утра переделала, а ты можешь идти.
В результате женщины вдвоем навели на кухне порядок, как перед Пасхой, а Семен пообещал им помочь при случае.
С этого дня потянулись к Семену и другие жительницы Рябиновой улицы.
– Сеня, я сегодня пирожки пекла, дай, думаю, и тебе занесу, сам-то ты тесто заводить не будешь.
– Такой каймак знатный сегодня получился, как у твоей покойной Елизаветы, возьми кувшинчик.
– Семен, грибы пошли, а я одна боюсь в лес идти, может, завтра вместе пораньше отправимся?
– Семен, что-то у меня в сарае лампочка мигает, уж не с патроном ли что, зайди, посмотри, а то ненароком замыкание случится.
И Семен с благодарностью принимал угощения, ремонтировал проводку, прибивал доски, чинил крупорушки – да мало ли в чем нужно было помочь одиноким женщинам. А после работы, как водится, его приглашали за стол и выставляли бутылочку. Но, к удивлению односельчанок, он пропускал пару рюмок, а потом, сколько ему ни предлагали, отказывался, словно Елизавета сидела рядом и зорко следила за ним.
Наталья и Зинаида первое время еще пытались урезонить «наглых баб» и объяснить им, что негоже так мужику на шею вешаться, но, получив однажды отпор, который чуть не запятнал репутацию одной из них, смирились.
– Мы-то по делу Семена зовем, а вот ты зачем к нему после вечерней дойки забегала? – ответила Надежда на притязания Натальи. – Думала, что если через задний двор зашла, так никто и не заметил?
На некоторое время на улице установился мир. Безотказный Семен помогал всем одиноким женщинам, а взамен получал заботу и уважение. Неизвестно, догадывался ли он, что каждая хочет стать хозяйкой в его доме, но такая жизнь мужчину вполне устраивала. Только в одном он был непреклонен: проведать Елизавету на кладбище Семен всегда ходил один и от предложения помочь с обустройством могилы отказывался. Бывало, придет, сядет на лавочку и тихонько бормочет что-то, словно к живой жене обращается, а уж какие тайны он рассказывал супруге, одному богу известно.
События, которые объединили в едином порыве всех одиноких женщин Рябиновой улицы, произошли в конце октября. Пришло время рубить птицу, а в таком деле каждые руки важны: ощипать, выпотрошить и товарный вид придать. Обычно объединялись дворами и управлялись у каждого по очереди.
– Ты когда с птицей расставаться думаешь? – спросила однажды Наталья. – Давно пора уже на рынок свезти. Давай соберу баб, за день и покончим.
– Ну, если согласятся, буду премного благодарен, – ответил Семен.
На следующий день на рябиновских женщин любо-дорого было посмотреть: завески новые, платки новые, кофты выходные из шифоньеров подоставали и потянулись во двор Семена. И вдруг откуда ни возьмись появляется Елена, почтальонша, молодуха лет пятидесяти с Луговой. Да так бойко во двор заходит, словно ее приглашали. Рябиновские бабы насторожились и переглядываются: может, кто правда ее звал. Первой опомнилась Зинаида:
– И кто это тебя сюда приходить просил? И для чего ты без приглашения на чужой двор явилась?
– А ты что, новая хозяйка у Семена? Что это ты распоряжаться вздумала. С каких пор у нас, чтобы помочь вдовцу, особое приглашение требуется?
Здесь и другие женщины поняли, что на их Семена еще одна претендентка нашлась, даже баба Оля в дружный хор вступила.
– Нам помощники с чужих улиц не нужны, ступай восвояси, мы к вашим мужикам не ходим, и вы к нам дорогу забудьте.
Рябиновские были настроены решительно, они подходили все ближе и ближе к Елене, и та от греха подальше плюнула на землю, развернулась и пошла к калитке:
– Да кто на вас позарится, ходите, а песок за вами так и сыплется.
Наталья сделала шаг вперед, словно собиралась догнать непрошеную гостью, и Елена поспешила ретироваться.
***
Прошла дождливая осень, затем снежная и морозная зима. Спорая весна дружно пробудила всю природу к жизни. Приближалась годовщина со дня смерти Прокопьевны. Семен из райцентра привез памятник, лучше которого на всем кладбище не было: на гранитном полотне стояла во весь рост Елизавета и улыбалась. Местные мужики с установкой помогли, как раз к поминкам и успели прибрать могилу. Дня за три до скорбной даты Семен сам позвал Зинаиду и Наталью и попросил съездить с ним в город все к столу купить. Женщины восприняли это как добрый знак.
– Ну, Наталья, не зря он нас двоих позвал, наверное, никак выбрать не может, кого в дом хозяйкой привести. Пора уж, целый год вдовствовал, другие у нас еле сорокового дня дожидались, – сказала Зинаида.
– Так-то оно так, – ответила Наталья, – только выберет-то он одну. Чур, договор такой: друг дружке дорогу не перебегать, позовет меня – ты отступаешь, а если тебя – я мешать не стану.
Но случилось не так, как мечталось. После поминок занемог Семен, думал сначала простуда, да оказалось, воспаление легких.
– Сколько раз я ему говорила, чтобы куртку на кладбище не снимал, весеннее солнце обманчивое, да разве ж мужики нас слушают, – говорила Наталья, а Зинаида ей поддакивала:
– Была бы жива Елизавета, ее бы он послушал, а мы для него кто?
Чем только не лечился Семен: и мед с маслом глотал, и чай с разными травами заваривал, и в носки горчицу насыпал, и по совету бабы Оли водку со жгучим перцем пил – ничего не помогало. Когда от кашля ночами совсем спать перестал, поехал в районную больницу, да врачи его там и оставили.
И потянулись рябиновские бабы к нему с передачами, почти каждый день кто-нибудь приезжал с гостинцем к радости всей палаты, так как большую часть продуктов Семен раздавал.
– Ты, случаем, не султан турецкий? – спрашивал Семена дед с соседней койки. – То одна краля торбу привозит, то другая. И что в тебе такого, что тебя бабы так любят?
Семен лишь пожимал плечами и отвечал:
– Соседки, на одной улице живем.
– Э, нет, – отвечал дед, – ко мне так одна моя Валентина, хорошо если раз в неделю приезжает, а тебя прям целый гарем проведывает.
Но вскоре посещения внезапно прекратились. Работала в отделении нянечкой одна женщина, которую все пациенты боялись, как огня. Только зайдут мужики в туалет покурить – и она тут как тут, может и веником по спине отходить. Разольют по стаканам домашнее вино, которое привезла «для аппетиту» чья-нибудь жена, – а она уже в дверях. Грозный голос нянечки был слышен с утра и до позднего вечера. Казалось, даже доктор ее побаивался, а уж о молоденьких медсестричках и говорить не приходится. Да и как не побаиваться? Женщина была похожа на кустодиевскую красавицу, только в лице было больше строгости. Работала в больнице она лет сорок, и во многих вопросах разбиралась не хуже врача. А звали ее – Елизавета Ивановна, и, несмотря на возраст, никто бы не посмел ее бабкой или теткой назвать, только по имени и отчеству.
Однажды, занеся в палату тяжелую сумку, она сказала:
– Иди, Геракл, опять к тебе сестра пожаловала. Только что-то много их у тебя, я всех и не запомнила, а когда же жена навестить тебя соберется?
– Да не сестры они мне, соседки, на одной улице живем. А жена и не приедет, – грустно продолжил он. – Год назад овдовел, хорошо, хоть памятник успел поставить, теперь и помирать не страшно.
– Не бойся, не помрешь, выходим, Елизавета Ивановна и не таких с того света возвращала, – сказала о себе в третьем лице нянечка, и после этих слов стала как-то поласковей относиться к Семену.
На следующий день к больному приехала Наталья. Елизавета Ивановна словно поджидала ее возле двери.
– Ты к Гераклову? – строго спросила она. – Нельзя к нему, хуже ему стало, доктор сказал никого не пускать, а провизию твою последний раз возьму. Сама не вози и товаркам своим скажи, чтобы не приезжали, нечего пациента от лечения отвлекать.
– Да как же, мы же ему бульону из курочки домашней, молочка топленого, сальца, соломкой смоленого...
– Не положено, – строго перебила блюстительница больничного порядка. – Карантин у нас.
Приехав домой, Наталья побежала к Зинаиде рассказать новость, но та не поверила ей.
– Хитрая эта Наташка, хочет одна ездить к Семену, – подумала она и на следующее утро отправилась в райцентр.
Но, к ее удивлению, соперница говорила чистую правду. Нянечка и ее встретила грозно:
– Сказано же было, карантин у нас, посещения запрещены, а Семен передать просил, чтобы за хозяйством его хорошо присматривали.
– Да мы и так присматриваем, не чужие же, хоть передачу возьмите.
– Ну что за люди настырные: нельзя, карантин. Да и ни в чем не нуждается ваш Семен, есть кому ему и бульон сварить, и одежку постирать.
Последние слова внесли смятение в мысли Зинаиды: как это есть, как они угрозу просмотрели, кто же это теперь ему передачи носит? И почему у одних берут, а для них – карантин?
Привезенная Зинаидой новость для женщин улицы Рябиновой стала громом среди ясного неба. Неужели Семен в райцентре кого присмотрел? Да нет, не может быть, ведь весь год был на виду, перепутала все эта нянечка, а мужик, небось, лежит там голодный. Отправились в больницу Наталья и Зинаида вместе, но тоже получили от ворот поворот. Стали ждать, пока Семена из больницы выпишут.
А Гераклову и самому не терпелось домой вернуться – огороды пора сажать, время не ждет. Да только хворь никак не отступала.
– Хоть бы уже какой конец пришел: либо помер, либо выздоровел, а так болтаюсь между небом и землей, – говорил он Елизавете Ивановне, которая теперь часто заходила к нему в палату.
– И не думай, с чего тебе помирать, на вот, супчику домашнего похлебай, – говорила женщина. – Доктор с тобой три недели промаялся, так что ты его подвести не можешь.
И действительно, с каждым днем Семену становилось все лучше, а недели через две изумленные жители Ладушки, ожидавшие возле магазина подвоза хлеба, увидели такую картину. Из рейсового ПАЗика вышел сначала Гераклов, худой, осунувшийся, вытянул две большие сумки и помог сойти со ступенек дородной женщине. Пока Семен отвечал на вопросы окруживших его односельчан, женщина стояла в сторонке и степенно ждала. Потом он, словно вспомнив что-то, указав на спутницу, сказал:
– Знакомьтесь, Елизавета Ивановна, хозяйкой теперь в моем доме будет, так что прошу любить и уважать.
– Батюшки, Елизавета вторая, – всплеснула руками баба Оля, и все заметили, как похожа была приехавшая женщина на Елизавету Прокопьевну.
Как ни ругали за глаза несостоявшиеся невесты Семена, что привел в дом чужачку, но вскоре завели с его новой женой дружбу.
– Сердцу не прикажешь, – говорила мудрая баба Оля, – однолюб он, и в этой своей второй Елизавете видит покойную Прокопьевну.
С тех пор на селе всегда их встречали вместе: и в клубе, и в магазине, и на кладбище у могилы первой жены Семена, и только Наталья иногда зло шептала вслед паре:
– Ишь, повел Геракл свою королеву Елизавету Вторую.
***
Много лет прошло с тех пор. Нет на земле уже бабы Оли, ушли в мир иной Наталья и Зинаида, покоится с миром между двух Елизавет Семен. А история эта в Ладушке не забылась. Ее вспоминают, когда на какой-нибудь улице появляется новый вдовец, ведь на селе по-прежнему на десять одиноких женщин приходится один жених.
---
Автор: Ирина Тимфеева
