Невысокого роста немолодой человек смотрел на играющих детей за забором детского садика. Он стоял на беговой дорожке школьного стадиона, к которому примыкала территория детского учреждения.
«Не надо никаких учёных степеней! Не надо никаких научных трудов! Не надо регалий и заслуг! Господи! Дай только окунуться ещё раз в этот возраст!» — думал Виктор Семёнович Градов, завкафедрой института антропологии, по прозвищу Неандерталец.
— Хотите туда, в тот возраст? Или смотрите на внуков? — женский голос прожурчал сзади приятным контральто, перебивая смех и крики детишек.
Виктор Семенович обернулся. Высокая дама в шортах и футболке, со скандинавскими палками, остановилась рядом. Виктор Семенович профессиональным взглядом отметил лёгкость, воздушность сложения, смуглую кожу с золотистым оттенком, темные с проседью вьющиеся волосы, спрятанные под бейсболку, карие глаза, непринуждённую улыбку.
— Виктор Семёнович, академик, — представился он. — Нет, внуков у меня нет. Не обзавелся.
— Лолита, Ло, подруги меня так зовут, — прозвучал ответ.
Через полчаса содержательной беседы «ни о чём» Виктор Семенович, прощаясь, держал в своей широченной ладони узкую смуглую кисть Ло:
— До встречи? Вот только слетаю во Францию на конференцию.
— Звоните, — улыбнулась Лолита.
***
Он смотрел на неё из зарослей тростника и вдыхал волнующий запах обнаженного тела. Курчавые черные волосы рассыпались по её плечам и слегка темнели треугольником в низу живота и под мышками.
В остальном её смуглая, с золотистым оттенком кожа была абсолютно лишена какого-нибудь волосяного покрова. Он Вахо – первобытный охотник, а перед ним – добыча. Вахо сжал древко копья с каменным наконечником: что с ней сделать – пленить или убить?
Незамеченный, он прокрался в тростнике с десяток метров и приготовился к атаке, следя за действиями жертвы. А действия поставили в тупик охотничий инстинкт Вахо.
Жертва должна заниматься поисками еды: собирать съедобные плоды, ягоды, коренья, искать птичьи гнезда, моллюсков, мелкую дичь. А эта жертва только отпугивала эту дичь и, наоборот, обнаруживала себя для других свирепых охотников.
Она плескалась в воде, гладила свое тело ладошками и издавала звук, подобно птичьему: «ла, ла, ла, ла, ла, ло».
«Ло», — такое краткое имя определил Вахо купающейся.
Вахо сравнил Ло с поющей маленькой серой птичкой и одновременно с вылизывающей себя кошкой. Только пение Ло, в отличии от пения птички, учащало дыхание Вахо, отзывалось ритмичным стуком в висках, он чувствовал себя, как перед броском с копьём на матёрого хищника. Сам Вахо мог только реветь, ухать и издавать односложные звуки-сигналы. Вахо слушал и привыкал к звучанию голоса. Дыхание его успокаивалось, пальцы уже не так крепко сжимали древко копья.
Глядя на плавные движения девушки и слыша её пение, он чувствовал себя съевшим сытный кусок дымящегося мяса задней ноги сайгака или упитанного сурка.
Ло, по мнению Вахо, продолжала вести себя совершенно непонятно, как несмышленый детёныш. Она вырвала несколько растений, плоские зелёные листья которых лежали на воде, но вместо того, чтобы съесть сочные корешки, девушка взяла белые бутоны со стеблями, ловко связала их и, водрузив их себе на голову, стала смотреть на воду, то снимая цветы с головы, то надевая их обратно. Вахо же чувствовал себя теперь съевшим после мяса сладкий фрукт.
И тут Вахо был замечен! Девушка обернулась к нему и… дала стрекача. Он встретил взгляд, полный ужаса и отчаяния, и бросил своё тело на несколько метров вперёд. В ту же секунду из прибрежного кустарника к кричащей от страха Ло молнией метнулась пятнистая тень, чуть не опередившая прыжок Вахо. Леопард!!!
Удар копья отбросил хищника от девушки, когтистые лапы лишь оцарапали бедра Ло. Пятнистая кошка яростно махала лапами, грызла древко копья, но уже не могла достать Ло ни клыками, ни когтями: Вахо навалился на копьё, пробившее тело хищника насквозь до земли, и крепко удерживал зверя.
Живучая кошка задними лапами дотянулась и цапнула когтями Вахо, но вскоре затихла. Вахо осмотрелся: Ло нигде не было.
Мертвый леопард остывал, скаля клыки. Застывшие глаза, казалось, смотрели куда-то вдаль. Зрачки расширились и погасли.
Недалеко от берега плавали сплетённые руками Ло водяные цветы. Вахо взял один. Поднес к своему лицу. Цветок пах Ло. Руками с засохшей под ногтями кровью Вахо раздвинул белоснежные лепестки и уставился на маленькое солнце, жившее в сердцевине цветка. Несколько белых лепестков упали в воду. Вахо посмотрел на них и увидел своё отражение – мясистый нос, широкие скулы, тяжёлые надбровные дуги, глубоко посаженные глаза, косматый лоб, большие зубы. Вспомнил, как Ло испуганно смотрела на него, и яростно ударил по своему отражению. Выйдя из воды, внимательно осмотрел место, где произошла схватка с пятнистым хищником, нашел два куска шкуры неизвестного зверя, скреплённых узкими тонкими полосками из той же шкуры. Этим она прикрывала своё тело –плечи и бедра, сообразил Вахо, только шкура была мягкой и легкой, в отличие от шкуры медведя на самом Вахо.
Вернувшись на стойбище с тушей леопарда, Вахо содрал с него шкуру.
Затем прошел мимо кострища из булыжника в пещеру, сел возле стены, взял немного жёлтый охры и принялся рисовать солнце, которое он видел в цветке. Солнце выходило плохо. Вахо злился. Наконечником копья он царапал каменную стену пещеры, в царапины добавлял белой глины, ждал, пока она засохнет, затем мазал жёлтой охрой. Также в его палитре были смола и уголь.
Следующим утром Вахо покинул стоянку. Он бежал к водоёму, неся с собой кусок шкуры леопарда, и те, что оставила на берегу Ло. Двигался Вахо быстро, но бесшумно, не упуская из виду ни одной мелочи в картинке жизни, нарисованной природой в сознании первочеловека.
Вот он повернул голову на лёгкий шорох в траве под кустом. Из бурой травы торчали два серых уха. Вахо одним прыжком приблизился к ушам, но уши не дали себя схватить. Началась стремительная погоня. Кролик заставил Вахо понервничать: как только Вахо приближался к зверьку на расстоянии вытянутой руки, ушастик резко менял направление бега, делая перпендикулярный прыжок метра на два в сторону. Вахо, способный руками задушить небольшого медведя, в ловкости проигрывал кролику. Делая очередной зигзаг, пушистый комок издевательски смотрел косым глазом, как преследователь по инерции заваливался на бок, и пока Вахо, рыча, вставал и снова начинал погоню, успевал пожевать несколько травинок.
При этом кролик нагло выставлял напоказ незадачливому охотнику через раздвоенную губу два больших зуба.
Вот ловкач опять повторил пируэт, и Вахо полетел в кусты чертополоха и гигантского репейника.
Раздался переливчатый отрывистый звук. Вахо, весь в репьях в бороде и в нечесанных волосах повернулся на звук.
В двадцати шагах от Вахо стояла Ло и смеялась... Кролик лежал тут же. В теле грызуна торчал предмет, напоминающий уменьшенное копьё. Другой такой предмет направлял своё остриё в грудь охотника. Тупой конец Ло держала двумя пальцами правой руки у своих губ, левая рука, сжатая в кулак, держала длинную изогнутую ветку. Поверх кулака лежал заострённый конец предмета.
Девушка выпрямила левую руку, подняла её на уровень глаз и, когда Вахо двинулся вперёд, разжала пальцы правой руки. Согнутая дугой гибкая ветка распрямилась, маленький дротик со свистом пролетел над головой Вахо. Он аж присел. А Ло опять засмеялась. Вахо попытался растянуть свои губы в улыбке и изобразить подобие смеха своими голосовыми складками: получилась ужасная рожа, произносившая что-то вроде: «Ггы -гы».
Лола опять подняла свой лук. Тогда Вахо положил на землю кусок пятнистой шкуры и одежду, которую носила Ло, и спрятался за деревом. Лола отложила лук, взамен вытащила из волос что-то, напоминающее кусок позвоночника крысы с ребрами, и положила вместо шкурки. Когда Ло удалилась, Вахо взял гребёнку и снова поглядел в воду. Гребнем, сделанным из кости, Вахо долго чесал свои непослушные волосы, остриём копья он срезал свалявшиеся волосы на макушке, щеках и подбородке. Порой Вахо было очень больно, но он терпел. Рыжие патлы с сцепившимися с ними репьями плыли по воде вдоль берега. Он снова погляделся в воду, удовлетворенно хмыкнул и пошел по своим охотничьим делам.
Вернулся к стоянке он с добытым сурком, бросил его возле кострища, где сидела старуха с выводком грязных разновозрастных детёнышей, мгновенно разорвавших тушку, и снова стал рисовать на стене. Желтая охра ложилась ровнее на подсохшую белую глину, и Вахо больше не злился.
Пришли охотники, мужчины и женщины числом около тридцати, принесли мясо, срезанное с костей исполинского оленя. Вахо достался приличный кусок. На следующую охоту пойдёт он, а кто-то останется на стойбище со стариками и детьми.
Ночью Вахо приснилась Ло.
В последующие дни, когда пища была в достатке, Вахо наведывался на водоем.
Иногда приходила Ло. В эти моменты Вахо чувствовал себя сильным и непобедимым.
Как-то он принёс полированную кость с отверстием, напоминающую современную иголку, и оставил её возле берега, потом скребок, который долго высекал из камня, на котором блестели, как капли воды, вкрапления.
Кусочек за кусочком он откалывал от камня пока не получилась острая грань, которой можно было хорошо срезать мясо или выделывать шкуры.
Прошло два полнолуния. Вахо объяснялся с Ло короткими отрывистыми фразами-сигналами, она иногда задерживала свою руку в лапе Вахо.
Когда пришло время третьей луны, Вахо привел Ло к своему стойбищу. Она брезгливо обошла рассыпанные там и сям кости. Вахо из кучи шкур-подстилок выбрал шкуру пещерного льва и повел Ло вглубь пещеры к стене с изображением цветка!
Темнокожая Ло стояла на львиной шкуре и смотрела на цветок.
Вахо взял её за плечи своими могучими руками, притянул к себе, поглядел в её темно-карие глаза, напряг свои голосовые складки, неуклюжие и бугристые, способные издавать только рёв, и впервые в жизни выговорил слово:
«Ло-ла».
Они вышли из мрака пещеры, держась за руки. Солнце, чуть прикрытое прозрачными лепестками облаков на голубом фоне бескрайнего неба, заставило их зажмуриться. Вахо слишком поздно услышал звон полета стрелы, но он успел закрыть Ло.
Стрела пробила его плечо. Возле стоянки стояли пятеро, вооруженные дротиками и луками – двое мужчин и три женщины. Были они смуглые, высокого роста, с чёрными глазами и волосами. Один из них гневно смотрел на парочку, вышедшую из пещеры.
Вахо оскалился, зарычал, выдернул стрелу из плеча и приготовился к бою. Было видно, как напряглись чудовищной силой его мускулы.
Ло, к удивлению Вахо, произнесла несколько замысловатых фраз, звучащих так: «Да, он чудовище, но это мое чудовище и я буду решать, как мне поступать с ним!»
Мужчина гневно крикнул в ответ, женщины же молчали, что, наверное, означало лестное для Вахо: «Не такое уж он чудовище, да и зачем нам ещё одна жена?»
Но копье Вахо и стрелы соплеменников Лолы застыли в напряжённых руках, готовые вонзиться в человеческую плоть.
Руки опустили оружие, когда всех накрыло инстинктивное ощущение беды и катастрофы неизмеримо большего масштаба, чем пустяковая стычка конфликтующих соседей. Это почувствовали животные и птицы, а также люди, опустившие копья и стрелы.
Подземный гул и вибрация всепоглощающим вселенским страхом сковали мысли и действия первобытных людей, испугали животных, прекратили пение птиц.
На другом конце планеты, в десятках тысяч километров от стойбища Вахо грохнул вулкан на острове Суматра, изрыгнув в океан миллионы кубических километров огненно-красной магмы и отрыгнув в атмосферу миллиарды кубов газа и пепла. Всё живое в районе пяти тысяч километров погибло сразу. Траурный саван из восьмиметрового слоя пепла укрыл многочисленные жертвы.
Океан кипел. Многометровая волна-цунами отошла от острова и устремилась в первобытный океан.
Кроваво-красный, цвета огненной лавы закат венчал ещё один прожитый день с предстоящей тревожной ночью. Застрявший в верхних слоях атмосферы пепел на долгие месяцы скрыл солнце от устремленных в тусклый небосвод взглядов первых людей. Языки ледников, сверкающие холодным мертвым светом на той стороне, откуда дул пронизывающий ветер, двинулись в сторону остывающего моря, сметая горные вершины на своем пути. Бесполезное солнце напрасно начнет взрываться протуберанцами, пытаясь согреть Землю. Его лучи будут лишь скрашивать всполохами северного сияния безжизненную картину вечной зимы на планете.
Только чувство, зарождающееся в дремучих, ещё темных лабиринтах души, названной позже человеческой, окутает сердца наших предков теплом и заставит их жить.
Две искорки, два солнышка одно за другим загорятся в сумраке жизни Вахо и Ло и превратятся в двух светлокожих рыжеволосых девушек, сильных, как отец, и гибких, как их мать.
Огненные локоны дочерей, возвращающихся после охоты вместе с мужьями из племени Ло, напоминали языки костра в очаге, огонь в котором поддерживали поседевший Вахо и постаревшая Ло.
Когда пламя превращалось в мерцающие угли, Вахо клал свою косматую седую голову на колени Ло, закрывал глаза и пытался повторять звуки голоса Ло, шептавшей ему в ухо: «Лю-б-лю».
---
Автор: Александр Ярлыков
