- Гюль-ага, пусть ко мне придёт Фидан, - сказала Хюррем евнуху, как только тот появился на пороге её покоев.
- Слушаюсь, госпожа, - склонился он, сделал крутой разворот и выскользнул за дверь.
- Гюль-ага, вернись! – крикнула ему вслед султанша, задержав в руках тёмные локоны Дуньязад, которые расчёсывала большим черепаховым гребнем.
Только что закрытые двери распахнулись, и в проёме показалась голова мужчины.
- Ты найдёшь её в лазарете, она не отходит от своей госпожи ни на минуту, словно помешанная. Даже трапезу пропускает. Смотри, если будет упираться, скажи, что я нашла её племянницу, Дуньязад у меня. Может, хотя бы это приведёт её в чувство.
- Я понял, госпожа, - кивнул евнух и закрыл дверь.
- Мама, а почему у этой девочки такое сказочное имя? Она что, имеет отношение к Шахерезаде или к Шахрияру? Кто её так назвал? – не отрывая глаз от длинных шёлковых волос Дуньязад, спросил Джихангир, которого Хюррем привела к себе, как только вернулась из мечети.
- Никакой Шахерезады я не знаю, а того злого толстого агу звали не Шахрияр, а Беркер. Аллах знал, какое имя ему давать! Упёртый он и есть. Я его просила отпустить меня, а он ни в какую, пришлось налить на пол оливкового масла, - нахмурилась девочка, и Хюррем с Джихангиром непонимающе посмотрели на неё.
- Зачем нужно было налить масла на пол? – раскрыл в удивлении свои небесно-голубые глаза шехзаде.
- Чтобы он поскользнулся и упал. Он выронил ключи, я их схватила и успела убежать. Хорошо ещё, что Лайя-хатун согласилась принести мне с кухни масла, поверила, что я очень люблю его наливать в кашу. Фу-у, как она могла этому поверить, - потешно сморщила носик девочка, и госпожа с сыном громко рассмеялись.
- Ну и выдумщица ты, Дуньязад, а смышлёная какая, и бесстрашная, - похвалила её султанша.
- Если бы Вы так к маме захотели, придумали бы что угодно, - собралась заплакать девочка.
- Дуньязад, моя мама тоже умерла, - вздохнула Хюррем, и та, взмахнув длинными пушистыми ресницами, уставилась на султаншу.
- Правда? Вы не обманываете меня?
- Нет, дитя, не обманываю, - грустно ответила Хюррем, и девочка осторожно погладила её по голове.
- И тётушки у Вас нет? – с жалостью спросила она.
- Нет, и тётушки нет, - растерянно взглянула на неё Хюррем, и её глаза стали влажными от набежавших слёз.
- Не расстраивайтесь, кто-то же Вас любит? Вот, например, это Ваш сын? – посмотрела она на Джихангира, - ну что ты молчишь? Скажи скорее своей маме, что ты её любишь!
- Мамочка, я тебя очень люблю! – тотчас произнёс шехзаде, подбежал к Хюррем и обнял её.
- О, Аллах! Дуньязад! Ты просто чудо какое-то! – промолвила Хюррем и другой рукой обняла её.
Так их и застала Фидан, которую служанки впустили в покои.
К удивлению Хюррем, женщина не проявила особых чувств к племяннице. Спокойно подошла и поцеловала её в лоб.
- Дуньязад, у тебя всё хорошо? – слабо улыбнувшись, спросила она.
- Тётя Фидан, как у меня может быть всё хорошо, если умерла моя мама? – сердито ответила ей девочка, и Фидан нахмурилась.
- Да, Дуньязад, к сожалению, твоя мама покинула этот мир. Да прибудет её душа в раю! – тяжело вздохнула она.
- Фидан-калфа, ты не догадываешься, зачем я тебя позвала? – нетерпеливо прервала её Хюррем.
- Догадываюсь, госпожа, - опустила она голову.
- Ну и что ты на это скажешь? – начинала нервничать султанша.
- Что скажу? – медленно произнесла Фидан и посмотрела в сторону. – Хюррем-султан, я поеду с Махидевран-султан в Бурсу. Я нужна ей. Дуньязад я взять с собой не могу, у меня нет средств содержать её. Девочку ведь надо кормить, да и учить…
- Остановись, Фидан! Что ты такое говоришь? – Хюррем была ошарашено, услышав слова калфы.
- Госпожа, я понимаю, что поступаю неправильно. Но моя госпожа не выживет без меня, она умрёт от горя и страха. Мне очень жаль её, все думают, что она бесчувственная злодейка, однако это не так. Там, в глубине её глаз я когда-то давно увидела такую безграничную тоску и изумилась, а бывает ли такая? Когда я рядом, эта тоска постепенно уходит из её очей, и госпоже становится немного легче. Я останусь с ней, чтобы облегчить её страдания, до тех пор, пока её не призовёт к себе Всевышний. Видно, так пожелал Аллах и вложил своё желание в моё сердце. Вы добрая и сильная, Вы сможете сделать счастливой Дуньязад, а я нет, - бескровными губами вещала Фидан, а Хюррем смотрела на неё недоумевающим взглядом.
Тут, вдруг, в дверь покоев постучали, и, будто в подтверждение слов Фидан, на пороге появилась запыхавшаяся служанка и взволнованным голосом стала просить:
- Хюррем-султан, простите, не могли бы Вы отпустить Фидан-калфу к госпоже…к Махидевран-хатун, лекари не знают, как её успокоить. Она плачет и просит привести к ней Фидан-калфу.
- Видно, Всевышний решил лишить разума их обеих, - в сердцах произнесла Хюррем и жестом позволила калфе удалиться, не удостоив и взглядом.
Фидан быстро подошла к двери, обернулась и посмотрела на Дуньязад. В ту же секунду она в два прыжка оказалась рядом с племянницей, крепко обняла её и, зажав рукой рот, выбежала в коридор.
Девочка растерянно посмотрела вслед исчезнувшей за дверью тёте и взглянула на Хюррем.
Султанша привлекла ребёнка к себе и положила её тёмную головушку на грудь.
- Ну что ж, да будет так! Дуньязад останется с нами! Джихангир, ты не против? – улыбнулась она сыну.
- Конечно, нет, матушка! – радостно воскликнул он, - я могу научить её читать и писать!
- Молодец, мой славный добрый сын! Давай, расскажем обо всём повелителю? Дуньязад, идём с нами, - взяла она за руку оробевшую девочку, и они втроём вышли из апартаментов госпожи.
Повелитель лишь покачал головой, услышав рассказ своей хасеки о происшествии в её покоях, тепло улыбнулся Дуньязад и просил её не расстраиваться.
- Повелитель, я не дам ей скучать, - выступил вперёд Джихангир и учтиво склонил голову перед отцом-падишахом, - если позволите, я немедленно начну обучать её грамоте! – решительно произнёс он.
Султан подошёл к сыну, погладил его по вихрастой голове и поцеловал в обе щёки.
- Конечно же, я не против! Где мне найти лучшего учителя, чем мой любимый шехзаде!
Джихангир поднял на отца свои ясные глаза и улыбнулся.
А неделю спустя Хюррем, тихонько приоткрыв дверь в покои своего младшего сына, наблюдала такую картину.
Дуньязад, скрестив ножки, сидела за низким столом, а перед ней, заложив руки за спину, стоял Джихангир.
- Дуньязад, ты должна меня слушаться! – строгим голосом говорил он.
- Это ещё почему? – пожала она худенькими плечиками.
- Потому что я твой учитель и старше тебя, - важно ответил он.
- Подумаешь, старше, не намного и старше, - пробурчала она, однако села ровнее и вытянулась в струнку, с готовностью внимать словам своего юного учителя.
Хюррем заулыбалась, покачала головой и тихонько прикрыла дверь.
Ещё через неделю дети пришли в её покои, почтительно поздоровались, и Джихангир очень серьёзно сказал:
- Матушка, Дуньязад хотела бы поменять имя. Ты позволишь ей сделать это?
- Что ж, конечно, позволю, если она так хочет, - озадаченно посмотрела она на сына. – Может быть, она уже сама придумала себе новое имя?
- Мама, она хочет, чтобы её называли так, как и меня!
- Да? – Хюррем направила на сына смятенный взгляд, - но Джихангир – это мужское имя…
- Матушка, пусть она будет Джихан? Это же женское имя? – нетерпеливо предложил шехзаде, и Хюррем поняла, что сын заранее знал, как назвать свою ученицу.
- Очень хорошо! Я согласна! Джихан – красивое имя! Тебе нравится, Дуньязад? – посмотрела она на девочку, и та, не раздумывая, ответила “Да!”, заиграв прелестными ямочками на румяных щёчках.
Минутами позже Джихангир и Джихан шли по коридору и весело при этом щебетали.
- Аллах, благодарю тебя! Ты, наконец, послал покой и радость моей душе, - стоя на террасе, подняв взор в небеса, с благостной улыбкой Хюррем вознесла молитву Всевышнему, и тёплые солнечные лучи ласково коснулись лица этой сильной несломленной красивой женщины с гордым взглядом, словно желая возвестить о скором возвращении любимого Мехмеда, о котором сейчас болело её сердце.
Тем временем в маленькой деревушке близ города Сучава четверо мужчин из османской империи в нетерпении считали дни до возвращения домой.
Бледные и сильно исхудавшие раненые благодаря заботе Владены и Албены, они быстро шли на поправку.
Рустем, хотя и не был ранен, выглядел не лучшим образом. Его холодный рассудок вёл борьбу с горячим сердцем, и, похоже, последнее одерживало убедительную победу.
Мужественный бесстрашный человек, смело бросавшийся в атаку на врага, ни разу не спасовавший перед трудностями, готов был сдаться в плен хрупкой девушке с красивым болгарским именем Албена.
Как и все влюблённые, он был единственным, кто не видел ответных чувств со стороны юной девы, и отчаянно пытался справиться с диким желанием подойти к Албене и обнять, вдохнуть запах её волос, коснуться малиновых губ.
А она, как назло, с каждым днём расцветала всё сильней, словно восхитительный цветок под ясным солнышком, умытый утренним дождём.
Мужчина с яростью бросался выполнять любую работу, чтобы встречаться с Албеной как можно реже и отвлекаться от разъедающих душу мыслей. Однако они, будто хмурые тучи, ползли и ползли в его голову.
“ Она чиста и невинна, а я старый циничный блудник, - поносил он себя на чём свет стоит, хотя ему было немногим более тридцати лет, с женщинами он имел дело, однако не так часто, чтобы записывать себя в блудники. Да, они наведывались иногда с Бали-беем в таверну и общались с танцовщицами, но их визиты были редкими и быстрыми, о которых не оставалось никаких воспоминаний. Он собирался когда-нибудь обзавестись семьёй, но это не было его приоритетной целью.
Сердце Албены трепетало при виде Рустема уже давно, с той минуты, когда этот статный красавец высасывал змеиный яд с её ноги.
А потом она замирала от прикосновений его тела к её спине и рукам, когда он, сидя на лошади позади неё, держался за поводья, прижимаясь и обхватив её плечи крепкими руками.
Она по-девичьи неумело пыталась обратить на себя его внимание нарядами, но поняла, что всё бесполезно, мужчина лишь изредка бросал на неё невидящий взгляд.
Вот и сегодня она встала пораньше и вышла к раненым, чтобы сделать им перевязки. Все посмотрели на неё, взглянул и Рустем, но тут же отвернулся и выскочил на улицу.
Девушка растерянно посмотрела ему вслед, поджала задрожавшие губы и опрометью бросилась в свою маленькую комнатку.
Там она упала на деревянный топчан и расплакалась. “Он не только не обращает на меня внимания, он вообще меня не выносит” – горькие мысли, словно маленькие пчёлки, жалили её влюблённое сердечко, вызывая новые потоки слёз.
Откуда ей было знать, что взгляд влюблённого мужчины был таким внимательным и пристрастным, что заметил под платьем свободного кроя очертания девичьих гру_дей, прикосновение к которым грубой ткани стянуло и сделало острыми их со_ски.
Рустем обдало жаром, его невозмутимая пл_оть восстала так, как никогда ранее, при виде пышнотелых гурий.
Не выдержав такого испытания, он бросился во двор, схватил вёдра и побежал к кринице, не зная о том, что Албена заливается от обиды слезами в своей каморке.
- Албена! Будь добра, подойди! – услышала она, вдруг, голос одного из раненых, вскочила, вытерла мокрые глаза и, всхлипнув, вышла из своего закутка.
- Вам что-то нужно? Вы плохо себя чувствуете? – c участием посмотрела она на Мехмеда, который позвал её.
- Нет, не беспокойся, всё хорошо. Я бы попросил тебя позвать ко мне Рустема, - успокоил он девушку.
- А если он не пойдёт? – шмыгнув носиком, спросила она и, опустив голову, поджала свои малиновые нежные губы.
- Ещё как пойдёт! Побежит! Ты ему скажи, что шехзаде зовёт, - расплылся в улыбке Башат.
- Хорошо, - уныло кивнула она и пошла звать Рустема.
Спустя пару минут тот стоял перед шехзаде Мехмедом и ждал указаний.
- Рустем-ага, посмотри на меня, как я выгляжу? – неожиданно спросил шехзаде.
Рустем поднял на него удивлённый взгляд и пожал плечами.
- Да как обычно, только с повязкой на голове.
- А ты лучше присмотрись, - настаивал Мехмед.
- Простите, шехзаде, я не понимаю Вас, если я в чём-то виноват, скажите это прямо, - с непозволительной дерзостью бросил он.
- Рустем-ага, ты ни в чём не виноват, но ты можешь улучшить мой вид, - Мехмед пропустил мимо ушей непочтительность Рустема, по-мужски понимая его раздражённое состояние. – Посмотри, я исхудал так, что боюсь расстроить моих родных, когда вернусь. Ты один среди нас, у кого есть немного денег. Отправляйся в Сучаву на рынок, купи кое-каких припасов, я голоден, как зверь, а вы? – обратился он за поддержкой к друзьям.
- Ох, шехзаде, так животы подвело, что сил нет терпеть, - ответил Башат и прыснул в кулак, правда, Рустем этого не заметил.
- О, Аллах, шехзаде, ну и напугали Вы меня, - вздохнул облегчённо Рустем, - так бы сразу и сказали! Простите мне мою несдержанность, - смятенно склонился он.
- Аллах простит, - ответил Мехмед . – Хорошо, отправляйся прямо сейчас. Только возьми с собой Албену, она покажет тебе, где можно купить продукты получше и подешевле. Ты же это знаешь, Албена? – посмотрел он на девушку серьёзным взглядом.
- Да, конечно знаю, - встрепенулась она и радостно вздохнула.
- Вот и славно. И, да, Рустем, на обратном пути остановись в лесу, пусть девушка наберёт нам малины, мы от неё быстрее идём на поправку. Только смотри, подожди Албену, не вздумай бросить её в лесу, головой за неё отвечаешь, - строго приказал он, Рустем поклонился и пошёл седлать своего Алмаза, следом выскочила Албена.
- Не видать Рустему своей головы, не убережёт девушку, - разразился смехом Башат, как только за ними закрылась дверь. Не выдержав, рассмеялись Мехмед и Гюрхан.
- Нет, ну сколько они будут мучиться, нам уже уезжать скоро, - утирая выступившие слёзы, оправдывался шехзаде Мехмед.
…Рустем и Албена, закупив кое-какой снеди, возвращались домой.
Как и велел шехзаде, мужчина, въехав в лесок, остановил Алмаза, спешился и ссадил Албену.
Девушка взяла маленькую корзинку и, ничего не говоря, шагнула с тропинки в густую траву, в сторону малинника.
- Ту куда? – Рустем удивлённо поднял бровь.
- Как куда? – обернулась она, широко распахнув глаза, - ваш шехзаде сказал набрать малины.
- Да, но он сказал, что я отвечу головой, если с тобой что-то случится. Так что идём вместе, - посмотрел на неё исподлобья Рустем.
Девушка пожала плечами, развернулась и, раздвигая кусты, устремилась в глубь леса.
След в след за ней пошёл и Рустем.
Вскоре они набрели на малинник, Албена собирала ягоды, складывая их в корзинку, а Рустем срывал и ел.
- Любите малину? – улыбнулась она, любуясь его сосредоточенным лицом.
- Люблю, - коротко ответил он, бросая в рот червивую ягоду.
Албена развеселилась. Набрав из туеска горсть ягод, подошла и поднесла ему.
- Возьмите эти, они лучше, крупнее, и не такие червивые.
- Нет, нет, не надо, спасибо, - смущённо проговорил он, и девушка, перестав улыбаться, хотела убрать руку, но он плотно схватил её за запястье, поднёс её руку ко рту и стал брать ягоды губами, касаясь её ладони язы_ком.
Албена охнула и выронила корзинку из другой руки.
Рустем остановился, и их взгляды встретились.
- Не прекращай…те, - прошептала она, и мучительная истома разлилась по его телу, шелест листвы смешался с терпким лесным ароматом, туманя сознание.
Рустем всё ближе и ближе склонялся к малиновым губам девушки и, наконец, впился в них неистовым поцелуем.
- Я так ждала этого, - произнесла она, когда он дал ей маленькую передышку, - посмотри туда, видишь то место? - указала она рукой на небольшую кочку, поросшую мхом, - там родилась моя любовь к тебе…
Он не дал ей договорить…
Вернулись они поздно вечером, когда дневное светило готовилось уступить место луне и звёздам.
Мужчина осторожно снял с коня любимую, и, не отпуская, внёс её в избу на руках.
- Рустем-ага, так и с голоду помереть недолго, - сдерживая смех, упрекнул его Башат, когда влюблённые остановились у порога.
- Молчи, несчастный, вернёмся домой, я возьму тебя к себе на откорм. И не вздумай потом просить у меня пощады – будешь трапезничать и день, и ночь! – бодро заявил Рустем. – Друзья, прошу минуту Вашего внимания! Я принял решение жениться на Албене. Шехзаде, Башат, Гюрхан, поддержите меня, я собрался просить её руки у Владены-хатун, - громогласно объявил он, и Албена смущённо уткнулась ему в грудь.
Он обвёл счастливым взглядом товарищей и погладил девушку по голове.
- Мы рады за тебя, Рустем-ага, поддерживаем и поздравляем! – разнёсся по комнате радостный гул мужских голосов, - как только Владена-хатун придёт, можешь начинать. Встать мы пока не можем, но своё слово скажем! – заверил его шехзаде Мехмед.
- Благодарю вас всех от души! – ликовал Рустем.
Тут послышался скрип двери, и вошла хозяйка. Наткнувшись у порога на мужчину с дочерью в обнимку, она опешила и открыла рот, но не успела ничего сказать, оглушённая голосами мужчин.
- Владена-хатун, я всем сердцем полюбил Вашу дочь и милостиво прошу у Вас разрешения взять её в жёны, - начал Рустем, - я клянусь Вам любить и беречь её до конца моих дней, и, если понадобится, не задумываясь, отдам за неё жизнь!
- Владена-хатун, во всей османской империи не найдётся более мужественного отважного и честного человека, чем Рустем-ага! – продолжил шехзаде Мехмед, а следом за ним слова похвалы в адрес товарища сказали Башат и Гюрхан.
- Владена-хатун, я намерен забрать Вашу дочь с собой в Стамбул, прошу также и Вас поехать с нами.
Женщина, сильно волнуясь, глубоко вздохнула и посмотрела на Албену.
- Доченька, а ты что скажешь? Ты согласна? – заглянула она ей в глаза.
- Я люблю его всем сердцем, мама, - ответила дочь.
Владена ласково посмотрела на неё, подошла к невысокому шкафчику и достала оттуда предмет, завёрнутый в кусок белоснежной ткани. Развернув, она взяла в руки старинное свадебное украшение в виде короны и водрузила его на голову дочери.
- Говорят, написанного в Книге Судеб не изменить. Видно, не просто так в моём доме оказался сын самогО султана Сулеймана, - промолвила она, заставив всех изумлённо посмотреть на неё, - не просто так я изо всех сил старалась выходить всех вас, а потом за вами приехал Рустем-ага. Живите долго и в радости, дети мои! – подошла она к Рустему и Алебене, удостоив каждого троекратным поцелуем. – А что касается меня, так спасибо за приглашение. Я согласна поехать с вами, куда же я без своей любимой доченьки, одну я уже когда-то потеряла, - поморщилась она.
- Мама, не надо, порадуйся сейчас за меня, - обняла её Албена.
- Да, доченька моя, не буду, конечно, давайте радоваться. А ну-ка покажите, что вы там привезли? Сейчас буду готовить праздничный ужин! Рустем, сынок, принеси мне хворосту, пожалуйста, – женщина незаметно смахнула набежавшую слезу и с улыбкой посмотрела на будущего зятя.
Мужчина сорвался с места и торопливо вышел на улицу. Там он поделился радостной новостью с Алмазом, угостил его краюхой белого хлеба и стал накладывать на руку сухие сучья.