25. Максимов
– Итак, – произнёс Иванов, – кто вы такой и с какой целью перешли на нашу сторону?
– Я уже говорил вашему товарищу: Максимов, Александр Владимирович. Перешёл к вам потому, что аз человек есмь, то бишь, творение божие. А их, как вы знаете, на той стороне гасят.
– Так это вы помогли Петрову скрыться от бесов?
– Я.
– И затем привезли его к Паниной?
– Совершенно справедливо.
– Каким образом вы вышли на неё?
– Ещё вопросы будут?
– Обязательно.
– Какие?
– Например, о вашем брате-близнеце. О чудо-аппарате, на котором вы, как сообщил нам Петров, прилетели в Светлоград. Какова цель вашего появления в нашем городе? И ещё о многом, многом другом. Тут прифронтовая полоса, знаете ли, и обстановка у нас крайне напряженная. Мы обязаны выяснять всё о лицах, которые появляются в наших краях.
– Понимаю. И совершенно согласен с вами. Но давайте поступим так. Я расскажу вам обо всём, что вас интересует, насколько это в моих силах. Но и вы тоже кое чем со мной поделитесь. Идёт?
– И чем же?
Максимов приподнял ладонь:
– О, я не прошу вас выдавать никаких секретов! Я хочу только, чтобы вы рассказали мне о самых общеизвестных вещах.
– И что же вас интересует?
– Об этом чуть позже. А сейчас я хотел бы обрисовать ситуацию в общих чертах – такой, какой она видится мне с моей колокольни. Итак, точка отсчета во всей этой истории – 20 июня 1976 года. В этот день с лица земли исчез город Светлоград…
Привалившийся к батарее отопления Георгий Константинович Колбасов наблюдал за тем, как двое крепких мужиков, сидя за столом напротив друг друга, ткут нить своей беседы. При последних словах Максимова брови бати удивленно поползли вверх и, как показалось Колбасову, он с трудом удержал себя от того, чтобы не покрутить пальцем у своего виска.
Похоже, это намерение не ускользнуло и от Максимова.
– Понимаю, – кивнул полковник. – Скажи мне кто-нибудь такое раньше – и я бы тоже счёл, что он нуждается в услугах психиатра. Но тем не менее факт остается фактом – на том месте, где некогда стоял Светлоград, сейчас лежит голая впадина.
– Вот как? – рот Иванова скривился. – И где же мы теперь, по-вашему, находимся?
– Это я и хотел бы выяснить…
– Теперь понятно, – произнёс глава Республики Людей с явным подтекстом.
– Что вам понятно?
– Почему Петров не захотел рассказывать мне вашу историю. Он побоялся, что мы наденем на него смирительную рубаху.
– Так что, дальше можно не продолжать?
– Напротив. Отчего же. Валяйте.
– Спасибо за доверие, – улыбнулся Максимов. – Так вот, когда город исчез, руководством страны был создан кризисный штаб с привлечением секретных служб и лучших умов из среды академических ученых. На совещании возобладало мнение о том, что неизвестным противником применено сверхсекретное оружие на основе низкочастотных излучений, и что Светлоград с прилегающими к нему районами был перенесен в иные пространственно-временные координаты. Поначалу наши службы грешили на Америку, но потом пришли к выводу, что для таких дел у неё кишка тонка.
– И кто же, в таком случае, это мог быть? Инопланетяне?
– Возможно, – сказал Максимов, делая вид, что не заметил сарказма в словах главы Республики Людей. – Поначалу и мы так думали, но сочли этот вариант маловероятным и сосредоточили свои усилия на другом.
– На чём же?
– На создании аппарата, способного переносить живые существа в иные миры.
– И этот аппарат был создан? – теперь на лице Александра Ивановича уже играла полновесная ироническая улыбка.
– Да. А иначе я бы не сидел тут перед вами.
– Значит, вы прилетели к нам на некоем таинственном снаряде, как герои Жюля Верна?
– Не совсем так. С помощью этого снаряда я переместился сюда, само же устройство осталось на Земле.
– И какую задачу вам поставили?
– Испытать эту штуковину и вернуться назад. И, если повезёт, разведать что-нибудь об исчезнувшем городе.
– И как, Вы справились с вашим заданием?
– Отчасти.
– А как насчёт Петрова? Вам его тоже поручили разыскать?
– Я вижу, вы не очень-то доверяете мне, – заметил Максимов. – И, тем не менее я, как и обещал, отвечу на все ваши вопросы, в том числе о старшем сержанте Петрове. Но, если вы не возражаете, мне для начала хотелось бы уяснить кое-что для себя.
– И что же?
– Ну, вот смотрите: существовал себе на белом свете такой тихий советский городок Светлоград, в котором жили мирные трудолюбивые люди. К тому времени, о котором идёт речь, запад уже начал проигрывать СССР и экономически, и политически – эпоха холодной войны, как казалось всем, уходила в прошлое. На горизонте ни единого облачка. Трудовые коллективы успешно выполняли и перевыполняли пятилетние планы, принимали на себя повышенные социалистические обязательства, идя на встречу тем, или иным, партийным съездам, горячо поддерживали и одобряли политику партии и правительства. На улицах висели плакаты: «Партия – ум, честь, и совесть нашей эпохи». «Партия – наш рулевой!» Леонид Ильич Брежнев – неутомимый борец за мир, выдающийся архитектор разрядки – вел советский народ уверенным курсом к новым победам социализма. Одним словом, жизнь становилась всё лучше и всё веселей. Верно я излагаю?
– В общем и целом, да.
– И вот из этой идиллической эпохи я попадаю сюда – сейчас нам неважно, каким образом. И что же я тут вижу?
Светлоград переименован в Труменболт. Он весь испохаблен демонической символикой и наполнен разными богомерзкими заведениями. По улицам бродят двуногие мертвецы и исполняют непонятно чьи хотелки. Люди объявлены вне закона, и в особенности – люди русские. По городу рыскают зондеркоманды вебштейнов, отлавливают и убивают тех, в ком вспыхнет хотя бы слабая искра божья. Все погружено во мрак безверия и сатанизма. Трансмутаторы превращают людей в некие безвольные, индифферентные существа, не помнящие ни своего прошлого, ни своего родства, а вместо своей славной истории им в мозги вливаются какие-то идиотские кейсы и кластеры, не имеющие никакого отношения к реальной действительности. Из телевизоров в души этих несчастных существ день и ночь льётся такая вонючая муть, что блевать хочется, а в газетах публикуется совершенно чудовищная галиматья, рожденная помраченной фантазией каких-то бесов. И всем всё пофиг, всё – из песни ведь слова не выкинешь – до жопы. И кто же стоит за всем этим? Это неведомо никому. И только на юго-востоке страны ещё сохранен островок людей, помнящих о своём первородстве, и ведущий борьбу с бесами. Так?
– Да.
– Так откуда же взялся весь этот сюрреализм?
От батареи раздался негромкий голос Колбасова:
–Ну, а сам-то ты как думаешь?
Максимов повернул голову в его сторону:
– Ну, не знаю, не знаю я… – и вдруг, неожиданно для себя самого, произнёс: – Возможно, от того, что люди отпали от Бога?
– Блажен ты, Александр Максимов, – то ли шутя, то ли всерьёз изрек Колбасов, – ибо не плоть и кровь открыли тебе это.
– Не, я серьёзно.
– Так и я серьёзно, – возразил Колбасов.
– Ну, хорошо. Допустим. Ладно. Но чем же, в таком случае, Светлоград провинился перед Создателем? Почему именно он?
– А в чем провинились Хиросима и Нагасаки? Они что же, хуже других японских городов?
– Ладно, братцы, сворачивайте эту дискуссию, – прервал их Иванов. – А на твой вопрос я отвечу тебе так. Все наши беды пошли от вранья. Нам с высоких трибун вещали одно, а делали совсем другое. Это, во-первых. И, во-вторых, с осуждения нашего прошлого.
– Верно, командир, – поддержал его Колбасов. – Слишком много брехать начали. Вот и потонули в своей собственной лжи.
– Это не довод, – возразил им Максимов. – Врали во все времена.
– Да. Не без этого. Но таких подлых времен, и такой чудовищной лжи, как сейчас, не было ещё никогда, – сказал Иванов.
– В смысле?
– В том смысле, что никогда ещё люди так не клеветали на свою родину, и на своих предков, как это делается сейчас, – пояснил Иванов. – И, знаешь, как-то незаметно всё это у нас пошло. То одна статейка гнилая в газете промелькнёт, то другая… с этаким, знаешь ли, либеральным душком, как бы в попытке донести историческую правду народу, а на самом деле желая всё извратить и изгадить. Сначала некий лагерный стукачек со своими помойными романами выскочил, потом другой борзописец явился, обеляя Гитлера и очерняя Сталина... И – пошла писать губерния! Развенчали Сталина, перекинулись на Ленина, Дзержинского, дошли до царей: охаяли Екатерину Второю, Петра Великого, Ивана Грозного – всех, кто созидал наше государство. А писательский зуд всё никак неймется. И полилось, полилось! И русская интеллигенция – это говно. И русский язык – это язык мата и пьяниц… И русские люди, дескать, больше всего на свете любят спать, измазавшись говном. И вообще вся история государства российского какая-то не такая, не европейская. А СССР, так тот и вообще пошёл не тем путем, что надо – не добирает он, мол, либеральных ценностей, демократии, гласности и плюрализма мнений. И вообще СССР – это империя зла.
– Но ведь и при Сталине, и при Иване Грозном действительно были репрессии, – возразил Максимов. – И это – факт. При Иосифе Виссарионовиче людей сажали, как картошку в огороде. Я уже не говорю о гонениях на православную церковь – от этого злодеяния большевикам вовек не отмыться. Да и Ленин был не таким уж кудрявым херувимом, каким нам рисовали его в школьных учебниках. Так что, если смотреть правде в глаза, то у нас было всё не так уж и благолепно.
– Согласен, – жёстко парировал Колбасов, – но этими вопросами должны заниматься историки, а не критиканы типа Солженицына, или Резуна. А эти сатанисты себя изучением фактов не утруждают. Они просто обгаживают наше прошлое, научая народ презирать своих предков и считая себя лучше их. Эти иуды постоянно чем-нибудь недовольны и считают себя смертельно обиженными и оскорбленными на весь свет. Им почему-то всё кажется, что все виноваты перед ними и что все им что-то должны. А потом взращенные ими молодчики с либерально-фашистской закваской в головах сбиваются в стаи и начинают шатать устои государства.
– Так отчего ж вы их не тормознули? – уколол Максимов. – И куда смотрел наш рулевой?
– А рулевой-то как раз самый первый с корабля и смылся, – сказал Колбасов.
– И что потом?
– А потом – суп с котом. Старые партийные кадры вдруг начали, как по команде, выпрыгивать из окон своих домов, попадать в автомобильные катастрофы, погибать в результате неосторожного обращения с оружием, или оканчивать свои жизни иными экстравагантными способами. Травиться некачественной пищей, попадать под ножи в пьяных разборках, или же умирать в постели из-за сердечной недостаточности – хотя до этого были здоровяками в расцвете лет. А тех, что ухитрялся выжить – заключали под стражу, как агентов Кремля и изменников родины, и после этого их уже никто не видел.
– В общем, – подвел итог Колбасов, – старую гвардию выкосили подчистую, а остальных демократизировали. Советские учебники сожгли, Пушкина, Достоевского, Толстого, Лермонтова и других русских писателей запретили, прошлое оплевали, могилы предков осквернили и, наконец-то, зажили по-новому, по-европейски.
– И что же, никто во всём Светлограде не воспротивился этому? – не поверил полковник.
– Почему же не воспротивился… воспротивились… – протянул Иванов с какой-то кислой улыбкой. – Да только из этого рая не вышло ни… шиша. Георгий Константинович, расскажи-ка товарищу Максимову, как ты выражал свой протест.
– А что тут рассказывать? – Колбасов оторвался от подоконника и принялся расхаживать по кабинету. – Собрались мы, значит, на проспекте адмирала Ушакова, что выразить властям своё гневное фе. Стоим, воздух колеблем, обличаем преступленья режима. А нас тем временем со всех сторон окружают бесы. Почти все бритоголовые, в чёрных куртках, на рукавах повязки с фашисткой свастикой. Глаза оловянные, рожи злобные. И давай орать: «Слава Труменболту! Смерть ворогам!» Камни в нас кидать начали, петарды швырять, и всё больше, больше их становится. А среди нас были и женщины, и дети. Никто ведь не ожидал, что нас вот так вот, прямо средь бела дня убивать станут. И начали они нас битами да цепями молотить, да забрасывать коктейлями Молотова. Некоторые сгорели заживо, кто-то пытался вырваться из кольца, так тех расстреливали из пистолетов и добивали палками. Я получил пулю в бок, потом меня, полуживого, отходили дубинками и решили, что я окочурился. Однако я выжил и, с наступлением темноты выполз из груды сваленных в кучу тел… Добрёл до дома… Отлежался малёхо. Телевизор включил – а у бесов праздник. По всем каналам транслируют, как патриотично настроенные активисты сожгли совков вместе с их самками и личинками. И радость-то, радость какая царит у этих чертяк! Все телеведущие, политологи, деятели культуры, известные певцы и актёры – все ликуют, все сияют от счастья!
– А потом?
– А потом я узнал от надёжных людей, что бесы ищут выживших в той бойне людей для дачи свидетельских показаний. Тех же, кто попал в больницы, допросили и предъявили им обвинения в том, что это они и являются зачинщиками беспорядков. Их взяли под стражу для проведения следственных мероприятий, и теперь ведут охоту за остальными. Многие из нас стали выбираться из Светлограда, чтобы не попасть в лапы к демократам. Наша группа двинулась к Авдеевке на двух автобусах, попала в засаду, нас обстреляли, автобусы сожгли и перебили почти всех. Мне снова повезло: я остался жив, хотя и получил от них ещё две толерантные пули на память. Тут мы устроили с местными товарищами рубеж обороны и теперь стоим насмерть – за землю нашу, на наших отцов и дедов, за жён и матерей.