Суд над Господом Иисусом Христом при свете истории

Священномученик Сергий Увицкий

31 марта 1913 года священник Сергий Увицкий прочел лекцию «Суд над Господом Иисусом Христом при свете истории». Для отца Сергия и слушателей эта тема была интересна описанием не только религиозной, но и правовой стороной суда над Спасителем, что представляла собой юридическая сторона процесса с точки зрения тогдашнего права. Публикуем фрагмент этой лекции, полный текст можно прочесть на сайте Фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» https://fond.ru/slovo-novomuchenikov/909-svyashchennomuchenik-sergij-uvitskij-sud-nad-gospodom-iisusom-khristom-pri-svete-istorii

История свидетельствует, что ко времени зем­ной жизни Господа Иисуса Христа Иудея, это неког­да славное и независимое государство, совершенно утратила свою политическую самостоятельность и в качестве провинции входила уже в состав по­корившей ее Римской империи. <…> Однако, подчинив себе Иудею в политическом отношении, римляне в делах внут­реннего самоуправления предоставили евреям до­вольно значительную свободу и самостоятельность. Органами этого самоуправления во всех почти более или менее значительных городах Иудеи были так на­зываемые суды, или малые синедрионы. Однако в отношении дел уголовных права синедри­она были ограничены тем, что римский прокуратор мог любое уголовное дело подчинить своей юрисдик­ции, и тем, что без утверждения прокуратора сине­дрион не мог приводить в исполнение смертных при­говоров. <…>

Уголовное право евреев того времени вообще от­личалось своей осторожностью и гуманностью по отношению к подсудимому. В Талмуде, например, встречаются такие характерные мысли и выражения: «Не делай неправды на суде»; «Если судья произно­сит решение, несогласное с истиной, то он удаляет величие Божие от Израиля»; «Синедрион, осуждаю­щий раз в семь лет человека на смерть, есть бойня». <…>

Уголовное судопроизводство синедриона состо­яло в следующем: сначала производился опрос сви­детелей, которые давали свои показания с клятвой или под присягой, затем выслушивались объяснения подсудимого, далее разбирались доводы в пользу подсудимого и против него, и наконец выносилось решение. Инициатива судебного преследования принадлежала свидетелям; их показания составля­ли основу судебного разбирательства, и поэтому-то пока свидетельские показания не были даны против какого-либо человека публично, он перед законом считался не только невинным, но и необвиняемым. Ввиду такого важного значения, какое придавалось свидетельским показаниям, свидетелями могли быть лишь лица с незапятнанной репутацией. Закон тре­бовал, чтобы показания свидетелей были совер­шенно точны и согласны; небольшого разногласия между ними было довольно, чтобы свидетельство призналось недостаточным. Перед допросом свиде­телей председатель должен был обратиться к ним с уважением. В Талмуде приводится такая речь предсе­дателя суда к свидетелям: «Может быть, вы говорите предположительно, по слухам, с чужих слов?», или: «Вы слышали от достоверного человека? Может быть, вы знаете, что мы вас испытаем “разысканием и расследованием”? Знайте, что дела уголовные отли­чаются от дел с имущественной ответственностью: в делах с имущественной ответственностью человек отдает деньги, и это служит ему искуплением, а в делах уголовных кровь казненного и кровь возмож­ных его потомков до скончания века висит на лож­ном свидетеле. <…>

Весьма замечательно, что по иудейскому обычаю уголовного судопроизводства свидетель должен был давать показания, непременно глядя в глаза обвиня­емого, что, конечно, не могло не быть нравственно­гуманным средством в достижении судом справедли­вости. Такое же нравственно-гуманное начало прав­ды выражалось и в отношении к объяснениям подсу­димого. Собственного признания подсудимого было недостаточно для его осуждения. <…> Еще более гуманные узаконения были относи­тельно поведения судей, составления и исполнения обвинительного приговора. <…> Решения постановлялись на ос­новании большинства голосов, причем большинства одного голоса было достаточно для оправдания под­судимого, для обвинения же требовалось по крайней мере не менее двух голосов; в случае обнаружения ошибки осуждение отменялось, а оправдание — нет. <…> Судопроизводство уголовное должно было совершаться и оканчивать­ся днем, причем если приговор выносился оправ­дательный, то он в тот же день вступал в законную силу и подсудимого освобождали; если же приговор был обвинительный, то утверждение его откладыва­лось до следующего дня. <…> Судья, подавший на первом заседании голос против подсудимого, мог на вторич­ном заседании высказаться в пользу подсудимого; подавший же сначала голос за оправдание подсуди­мого не мог уже его изменить. Если и на вторичном заседании большинство голосов высказывалось за обвинение подсудимого, то приговор утверждался в исполнение. Однако и теперь еще закон представлял подсудимому возможность оправдаться. Когда его вели за город на место казни, то один из служителей стоял у входа суда с платком в руке, а другой верхом на лошади следовал за осужденным и останавливал­ся на самом дальнем месте, с которого он еще мог ви­деть человека с платком. Члены синедриона в то же время из зала суда не расходятся, и если кто-нибудь еще берется доказать, что осужденный не виновен, то стоящий у двери слуга машет платком, а верховой в тот же миг скачет за осужденным и призывает его за­щищаться опять. И сам осужденный на пути к месту казни мог сказать: «У меня есть доводы в мое оправ­дание», и закон давал ему право быть возвращенным в зал суда для нового доказательства невиновности. Так могло повторяться до четырех и даже до пяти раз. И если по возвращении в зал суда доказательство в пользу подсудимого признавалось достаточным, то подсудимого оправдывали и отпускали на свободу, если же нет, то снова вели его к месту казни.

Впереди осужденного на казнь шел глашатай, который громко объявлял: «Такой-то, сын такого-то, идет на казнь за то, что совершил такое-то престу­пление, и такой-то с такими-то его свидетелями. Вся­кий, кто знает для него оправдание, пусть придет и приведет свой довод».

При таком гуманном отношении закона иудей­ского к подсудимому, когда судьи являются скорее всего защитниками его и когда ему предоставляют­ся всевозможные средства для оправдания, трудно, по-видимому, допустить даже самую возможность осуждения невинного... Но, как часто бывает в жизни человечества, самые справедливые и благодетельные законы теряют силу и значение, когда применение их совершается лицами, для которых личные интересы выше всякого закона и правды!

Да, так было и при суде над Божественной Прав­дой — Христом, осужденным иудейским синедрио­ном вопреки всем законам Божеским и человеческим на смертную казнь.