Путешествия для меня ‒ это не только знакомство с новыми местами и новой культурой, это еще и знакомство с собой. Если бы я жила одна, то считала бы себя святой, но Господь так усердно печётся о моем спасении, что постоянно создает ситуации, после которых я понимаю, что личностный рост не имеет конца.
Эта история случилась много лет назад, когда у нас была всего одна дочь. Мы ехали в Беларусь и в нашем купе оказалось одно свободное место. Мы очень надеялись, что до конца поездки будем ехать одни, но где-то в районе Гомеля к нам подсел дядечка. Я не запомнила подробности его внешности, но выглядел он так, словно только что отработал на поле или у станка и не успел зайти домой переодеться. Нет, одежда была чистая и без запаха, но сидела на нем как-то нескладно, горбато, кулём.
Единственное, что я хорошо запомнила ‒ это руки! Огромные рабочие ручищи, с въевшейся в кожу чернотой, как это бывает у тех, кто работает с металлом или землей. Именно эти руки меня и оттолкнули. Видимо, недовольство случайным соседом так хорошо читалось на моем лице, что дядька смутился, сел на незастеленный участок нижней полки и извиняющимся тоном сказал:
‒ Я ненадолго. Вы не переживайте, я вас не стесню.
Подходило время ужина. У нас были баночки с лапшой быстрого приготовления, но я пыталась сделать из них более сытное и здоровое блюдо, добавив туда вместо готовых специй свои приправы и вареное яйцо. Вот из-за этого яйца все и произошло.
Я хотела его накрошить в бульон и раздумывала как бы это сделать половчее. И тут дядька предложил:
‒ Хотите покажу отличный способ нарезки? Получается быстро и мелко, и дочке вашей будет удобно есть.
Он уже было потянулся к ножу, но я преградила ему путь рукой и жестко отрезала:
‒ Нет, спасибо, я сама справлюсь.
Я в то время была весьма высокомерна (ага, такая сам с усам) и до крайности брезглива. Представить, что эти огромные черные пальцы коснутся моей еды было невыносимо. Дядька меж тем не унимался ‒ ему хотелось быть полезным, хотелось разрядить напряжение и по простоте душевной он не понимал причин моего отказа.
Если бы не муж, то я, наверное, начала бы рубить это яйцо на газетке. Но супруг велел мне послушаться соседа и сделать так как он говорит. Надо отдать должное, дядька не прикасался к яйцу, а попросил положить его в стакан и дать ему нож. А потом начал быстро-быстро крутить ножом в стакане, словно мешал ложечкой сахар в чае. Через несколько секунд с улыбкой показал мне результат: мелко накрошенное яйцо, которое идеально подходило в качестве добавки в лапше.
Я выгребала это крошево в баночку, внутри себя повторяя только одно: "Он его не трогал, он его не трогал, он его не трогал...".
Дочь и муж умяли эту яичную лапшу с большим аппетитом, а меня, что называется, накрыло. Я остро чувствовала, что при всех моих блестящих образованиях в душевном плане мне до этого простого мужичка с натруженными руками как до Китая пешком. Все мои школы искусств с их эстетическим воспитанием не научили меня той потрясающей деликатности, которой обладал это дядька. От зависти к чужим добродетелям и негодования на себя меня разбирала злость.
Сосед вышел ночью, когда мы уже спали. Купе снова было только нашим, но меня не покидало ощущение какой-то потери, пустоты. А ещё было стыдно.
С той поры прошел не один десяток лет, и я благодарна нашему случайному попутчику за то, что показал мне мое снобистское нарциссичное нутро. И да, яйца в окрошку и салаты я теперь режу только так.
Почитать еще: