Предисловие. Начало
Часть 1. Детство
Я родился в 1887 году, в семье казака Войска Донского и англичанки. Мое раннее детство прошло в причудливом большом старинном селе Глафировка в Екатеринославской губернии, вольготно расположившимся на побережье Азовского моря. Я рано остался без матери, отец был занят службой и, как в то время было принято в казачьих семьях, меня отдали на попечение кормилицы, женщины доброй и простой, смешанного украинско-цыганского происхождения.
О моей кормилице отец писал в своем дневнике так: "Она принадлежала к Русской Православной Церкви, но также твердо верила в украинские народные сказания о бесах, оборотнях, упырях, вурдалаках и колдунах, она обладала неисчерпаемым запасом сказок, песен и легенд об украинских героях и истории. Она нянчила и защищала моего сына, как волчица растит своих детенышей. По-моему, казак и должен воспитываться по-особенному, потому что наши шапки - это наши крыши, наши седла - подушки, наши ружья - верные друзья...»
Когда мне исполнилось восемь лет, отец разрешил кормилице отвести меня на воспитание в большой цыганский табор, стоящий по соседству. И меня официально приняли в него. Глава табора – цыганский барон - Иваш Крестьян Драгуин (по прозвищу "Громовержец") был известным или скорее печально известным персонажем степной России. Он не только дерзко промышлял контрабандой наркотиков и спиртных напитков между Россией и Австрией, но и активно шпионил, получая жалованье в Охранке - русской политической полиции.
Таким образом, моя жизнь с самого начала стала жизнью в движении, риске и приключениях.
Присоединившись к цыганам, я с головой окунулся в настоящий водоворот краж скота, межплеменных схваток, драк, грабежей, контрабанды и даже случайных убийств. Я быстро привык к кочевой жизни и внезапным переходам через зимнюю холодную степь в метель, где легко было встретить стаю огромных лохматых и голодных волков, набрасывающихся на отставших лошадей и коз; к многомесячной полуголодной жизни в диких зарослях камышей Донского лимана, где табор часто прятался от представителей властей; к постоянным набегам на овечьи отары ногайских и калмыцких пастухов-кочевников, и многому другому из вольной и опасной жизни.
****
Цыганский барон Драгуин твердо верил в духов дальних дорог, и наш табор никогда не задерживался надолго на одном месте. Мы кочевали от западной окраины Российской империи до степей Забайкалья. Мы спали под открытым небом в повозках, кормились тем, что могли добыть…
Бывало, мы наезжали в красивый Киев с его куполами, пестрящими разнообразными оттенками синего и голубого, ярких побеленных церквей и винно-темных, каменных придорожных распятий, заросших дикими, колючими и удушающе пахнущими теплом и пылью розами и темным, мягким мхом.
Через некоторое время наш табор вновь уходил в степь, где яркая нарядная зелень уступала место сухой пожелтелой траве и ветер сплетал узоры из пыли, сухих веток и песка.
Через некоторое время табор оказывался среди старых поселений Забайкальского хребта или в горных аулах Мингрелии, кочевал через деревушки с вросшими в мерзлую землю срубами русского севера, а потом опять перед нами расстилалась степь с бушующей снежной метелью или палящим зноем. И всюду табор сопровождал аккомпанемент неровной, монотонной и скрежещущей музыки телег, которые тянули громадные, кажется никогда не устающие волы.
Я говорил в детстве на странном цыганском жаргоне, смешанном с малоросским говором и редкими польскими словечками еще до того, как выучил русский язык. И этот лингвистический опыт и легкость перехода с одного языка на другой очень пригодились мне в дальнейшей жизни.
Чуть освоившись и набравшись смелости, окрепший и подросший я прошел через серьезное испытание для цыганских мальчиков – требовалось подползти к стае спящих собак, так чтобы они ничего не учуяли и задушить вожака веревкой, заранее самостоятельно сплетенной из конского волоса. Я прошел испытание с честью и с этого момента был признан полностью своим и взрослым.
Живя в таборе, я освоил множество полезных навыков – борьбу и драки, плавание, верховую езду в седле и без него, быстро и легко научился виртуозно владеть кнутом, отлично ориентироваться в лесу и в степи, умел разводить огонь подручными средствами.
Наблюдая за старшими, я научился маскироваться, наносить грубый, но эффективный грим и превращаться в разных людей. Теперь я умел проявлять наглость при встрече со сторожами, искусно лгать и лицемерить, а главное – мастерски точно стрелять из миниатюрного дробовика и виртуозно владеть ножом.
На этом мое первоначальное воспитание и обучение было завершено. Отец решил, что мне пора получить классическое образование в соответствии с семейной традицией и статусом. В пятнадцать лет я попрощался с вольной жизнью и цыганскими товарищами, меня отправили в Императорский лицей в Москву.
Это было непростое испытание для вольной натуры. Множество новых правил жизни, неудобная форменная одежда, тесная обувь и строгая дисциплина…. Да и теперь моими товарищами стали мальчики, воспитанные гувернерами и имеющие совсем иные навыки, и привычки.
продолжение следует
