источник: Ганс Якоб Кристоф Гриммельсгаузен "Симплициссимус" М.: "художественная литература" 1976г.
<книга первая, гл.24> Симплиций казнит беззаконие мира, Где каждый избрал себе злого кумира (стр.74-77).
В то время не было у меня большего сокровища, нежели чистая совесть и прямодушный благочестивый нрав, чему сопутствовала и прилежала простота и благородная невинность. О грехах я знал не более того, что довелось мне услышать или прочитать, и когда узрел их воочию, то было это для меня делом диковинным и устрашительным, ибо я был взращен и приобык к тому, чтобы непристанно созерцать присутствие Бога и прилежно следовать его святой воле; и понеже я знал её, то и судил по ней о поступках и помыслах людей. И в сем упражнении мнилось мне, что вижу я одну только суетную мерзость. Боже правый! Как изумлялся я поначалу, когда размышлял о Ветхом и Новом завете и всех неложных увещиваниях Спасителя и в противность им созерцал дела тех, кто объявлял себя его учениками и последователями! О, горе! Вместо прямодушного мнения, какое должно быть у всякого христианина, нашёл я у всех преданных плотским помыслом мирян одно лишь суетное притворство и несчётное множество всяких иных дурачеств, так что усомнился, впрямь ли вижу перед собою христиан или нет. Ибо с лёгкостью мог приметить, что многие знают строгую волю Господа, однако ж видел, что никто строго ей не следует.
Итак, родились в уме моём тысячи различных воображений и диковинных мыслей, и впал я в великий соблазн и преступил заповедь Господню, которая гласит: "Не судите, да не судимы будете". Тем не менее пришли мне на память слова апостола Павла в послании к галатам в пятой главе: "Дела плоти известны, они суть: прелюбодеяние, блуд, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распря, разногласия, ереси, ненависть, убийство, пьянство, обжорство и иные тому подобные, от коих я вас предостерегал прежде и предостерегаю теперь, что поступающие так царствия Божия не наследуют!" Тут я помыслил: "Сие творит ведь почти всяк явно, для чего же не положиться мне чистосердечно на слова апостола, что не всякий наследует жизнь вечную?"
Наряду с гордыней и корыстью и их достопочтенными приспешниками каждодневным упражнением людей с достатком было пьянство и обжорство, распутство и волокитство; более же всего ужасала меня такая мерзость, что многие, особливо же простые солдаты, коих не имели обыкновенно строго карать за пороки, вменяли в шутку и своё безбожие, и самое причистую волю Господню и нарочито геройски над ней глумились...
Когда я ещё вместе с отшельником изучал путь к вечному спасению, то дивился, чего ради запретил Бог Израилю идолослужение, грозя столь суровыми карами, ибо полагал, что кто однажды познал истинного предвечного Бога, тот никогда не сотворит себе иного кумира, не поклонится и не послужит ему; итак, заключил по глупому своему разумению, что заповедь сия ненадобна и дана напрасно. Но ах! Я, дурень, не ведал того, о чём размышлял; ибо едва только вступил в мир, то приметил, что (невзирая на сию заповедь) чуть ли не всяк тут избрал себе особливого кумира; а у некоторых было куда больше, нежели у самых древних и новых язычников. Одни хранили его в ларцах, возлагая на него все свои упования и надежды; другие нашли его при дворе, где стал он единственным их прибежищем, хотя был всего лишь фаворит, а то и просто беспутный вертопрах, как и его поклонник, ибо вся непрочная его божественность покоилась на одном только благоволении принца, изменчивом, как апрельский ветер. Иные обретали его в почестях и мирской славе, и коль скоро их достигали, то мнили и самих себя полубогами. А ещё иные поселили своего кумира в собственной голове, те именно, коим Бог истинный даровал здравый ум, так что они способны были постичь различные науки и художества. Сии пренебрегали милостивым подателем всего и полагались на один только дар в надежде, что он доставит им всяческое благополучие. Было и много таких, кому идолом служило собственное их брюхо, коему они каждодневно приносили преизобильные жертвы, как в древние времена язычники Бахусу и Церере; а когда оно на что-либо досадовало или объявлялось ещё иная какая телесная немощь, то страждущие ставили себе кумиром медика и с превеликим нетерпением и десперацией искали спасения жизни в аптеках, хотя там им нередко споспешествовали обрести смерть. Иные дурни творили себе кумиров из пригожих потастушек, коих они нарекали другими именами, поклонялись им денно и нощно со многими вздохами и слагали для них песни, где ровно ничего не было, кроме похвал им и смиренных молений, - да смилостивится они над их сумасбродством и возжелают также стать дурами, подобно тому как они сами стали дураками.
Напротив того, находились женщины, которые нередко избирали своим божеством собственную красоту. "Сия-то, - помышляли они, - уж, верно, доставит мне мужа, как бы там ни рассудилось Богу вышнему". И сего кумира заместо прочих жертвоприношений каждодневно чтили и ублажали румянами, притираниями, примочками, присыпками и всякими там ещё мазями. Я видел людей, которые почитали божеством дома, расположенные на бойком месте, ибо они уверяли, что, пока живут там, счастье и довольство не покидает их, а деньги словно сыплются в окошко, каковому дурачеству я весьма дивился, ибо ведал причину, по которой жители оных домов получают добрую прибыль...
<книга шестая, гл.27> Симплиций с голландцами простился сердечно, А сам на острове остался навечно (стр.484).
Когда я напомянул, что лучше было бы ему возвратиться к людям, дабы не умереть тут в одиночестве, подобно неразумной твари, и ему представляется теперь удобный случай отправиться вместе с нами, то он ответил: "О Боже! Куда вы влечёте меня? Здесь мир - там война; здесь неведомы мне гордыня, скупость, гнев, зависть, ревность, лицемерие, обман, всяческие заботы об одежде и пропитании, ниже о чести и репутации; здесь тихое уединение без досады, ссоры и свары, убежище от тщеславных помыслов, твердыня противу всяких необузданных желаний, защита от многоразличных козней мира, нерушимый покой, в коем надлежит служить внешнему и созерцать, восхвалять и славословить дивные его чудеса. Когда жил я ещё в Европе, там повсюду (о горе, что сие должен я свидетельствовать о христианах!) была война, пожар, самоубийство, грабежи, разбой, бесчестие жён и дев, и пр.; когда же, по благости Божией, миновали сии напасти совокупно с моровым поветрием и голодом и бедному утеснённому народу снова ниспослан благодатный мир, тогда явились к ним всяческие пороки, как-то: роскошь, чревоугодие, пьянство, в кости игра, распутство, гульба и прелюбодеяние, кои все потащили за собою вереницу других грехов и соблазнов, покуда ни зашли столь далеко, что каждый открыто и без стеснения тщится задавить другого, дабы подняться самому, не щадя для сего никакой хитрости, плутни и политического коварства. А всего горше то, что нет и надежды на исправление, ибо каждый мнит, что ежели он раз в неделю присутствует на богослужении и примерно раз в год якобы мирится с Богом, то он как набожный христианин не только исправляет всё как надлежит, но и Бог за такое примерное его благочестие у него ещё в долгу. Надлежит ли мне вновь стремиться к таким людям? Не должен ли я помыслить о том, что ежели покину сей остров, куда перенёс меня чудесным образом Господь, то не приключится ли со мной в море то же, что и с пророком Ионою? Нет, нет, - говорил он, - да сохранит меня Бог от такого начинания!"