Отрывок из «Воспоминаний» капитана 2 ранга Федора Викторовича Северина (выпуск 1899 года из Морского Корпуса).
Просидели мы в этих казармах дней-десять, после чего нас перевели на небольшой остров, где, как мне это показалось, была, карантинная станция морского ведомства. Здесь уже у каждого была койка и не приходилось более валяться на полу... Чувствовали мы себя на этом острове как в мышеловке - кругом вода, несколько деревьев на берегу, но охраны никакой, вероятно, все же где-нибудь зоркий глаз бдительно следил за нами. Пробыли на этом острове недели три. Однажды, под вечер, посадили нас на маленький пароход. Сперва шли открытым морем, по близости берегов, а затем пошли внутренним Японским морем.
Во время этого перехода, часов в 11 вечера, лейтенант Мих. Вощаковский: (по корпусу его прозвище было «Вешалка» - он держался прямо, как, палка, причем плечи, имел несколько угловатые, как вешалка) обходил всех нас, офицеров, дремавших по всем углам этого маленького парохода и начал подбивать нас завладеть пароходом. Военная охрана состояла из пяти вооруженных японцев матросов. По плану Вощаковского надо было выбросить в море эту охрану и капитана и самим взять в руки управление пароходом, чтобы отвести его во Владивосток. Адмирал Небогатов не одобрил проекта Вощаковского, указав, что здесь по всему берегу размещены наблюдательные пункты, поэтому о нашем проходе им было бы тотчас известно, кроме того, мы должны были бы показать им свой определенный опознавательный сигнал, которого мы не знали. Все это дало бы японцам возможность сразу же нас обнаружить раньше того, как мы смогли бы в достаточной мере удалиться в море. .
Идея Вощаковского имела основание исключительно для него лично. Дело в тем, что он еще в Порт-Артуре находился на одном из миноносцев. Когда этот миноносец ушёл в Чифу, он был там интернирован китайскими властями. В Чифу неожиданно ворвались японские миноносцы с целью увести наши корабли. Вощайовский дал одному японскому морскому офицеру пощечину. Этот инцидент был изображен даже на открытках, которые продавались в Петербурге - японский офицер с красной рукой на лице... Чем и как закончилось дело с нашими миноносцами, я не припомню сейчас, но, во всяком случае, все офицеры интернированных миноносцев должны были дать честное слово более не принимать участия в военных действиях против японцев и при этих условиях были отпущены китайскими властями. Вощаковский же пробрался до Сингапура, откуда он был доставлен к нам на отряд на катере, пришедшем из этого порта к нам на рандеву, и ему, конечно, могла грозить большая неприятность.
Рано утром подошли мы к пристани Местечка Хиросима в Японском Средиземном море. Здесь был центральный дезинфекционный пункт, через который должны были проходить все пленные, как армии, так и флота. Сперва надо было взять баню (кстати сказать, она была холодная, а вода едва теплая - говорили, что это всегда так в Японии) и на следующий день прививали оспу. Всех нас просили стать у своих коек, впереди шел фельдшер и обтирал спиртом место для прививки, а затем шел врач, он прививал оспу, а фельдшер мазал иодом место прививки. За ними следовал писарь и выдавал каждому из нас билет, на котором, кроме японских иероглифов, было по-русски написано: «Оспопрививатель». Пробыли мы здесь в общей сложности суток пять.
Наконец подошел день нашего окончательного водворения. Погрузили нас на маленький буксир и переправили на Японский материк, где мы сели в готовый к отходу поезд. Во время передвижения на больших остановках дамы японского Красного Креста давали нам хлеб, горячее молоко и вообще показывали вид, что их страна так же культурна, как Европа.
В Киото наш поезд пришел утром, часов в 9. По выходе из поезда, к нашему удивлению, посторонней публики не было ни души, а лишь несколько военных. Площадь перед вокзалом была оцеплена полицией. Адмиралу предложили занять место в открытом ландо и его сопровождал кто-то из гарнизона в чине не ниже полковника. Нас же каждого посадили на рикшу. Когда вся эта вереница двинулась по городу, ее с двух сторон сопровождала полиция. Адмирал Небогатов и его штаб были помещены в буддийский храм Миношоин, другие же офицеры попали в храм Чеза-куин. Опишу этот Миношоин. Снаружи он окружен стеной, при входе справа - караульное помещение. Внутри довольно большие залы, стены которых раздвигаются, как ширмы. Можно уменьшать или увеличивать размеры этих зал, передвигая эти стены-ширмы. Была, отдельная столовая, где нам сейчас же по прибытии дали обед. Всюду было проведено электрическое освещение и для каждого офицера, кроме деревянной кровати, был предоставлен стол из белого дерева для занятий. При нас были оставлены наши вестовые.
Помещение, в котором мы были размещены, видимо служило для размещения богомольцев или для каких-нибудь религиозных церемоний, однако, никаких предметов, относящихся к совершению богослужений здесь не было. У ограды против нашей столовой был небольшой пруд, в нем жила маленькая черепаха, очень красивая по окраске её спинного шита. Говорили, что ей не менее 150 лет. Каждое утро, при восходе солнца, происходило здесь богослужение, причём дикие выкрики бонзы первое время меня будили: просыпался я в каком-то кошмаре от этого ритуального вопля, тем более что мои нервы были очень напряжены от всего пережитого.
Хотя всюду были развешаны инструкции, что вставать надо в половина седьмого утра, делать гимнастику, ложиться спать не позже 10 ч. вечера и прочее в том же духе, мы вставали в восьмом часу, никакой гимнастики не делали и сидели по вечерам сколько хотели. По-русски наши помещения японцы называли «приютами. Кормили нас на европейский вкус, но еды было не много. Кормление нас было поручено самому лучшему отелю в Киото «Миако-Отель», но, наверное, за самую минимальную плату. Чтобы себя насытить, мы часто в складчину делали себе дополнительную, еду: варили горох с ветчиной, солили огурцы и почти ежедневно покупали яйца, и делали яичницу. Для посылок мы пользовались маленьким прислужником при храме. Звали этого мальчика Окуба. Когда его окликнешь по имени, он сейчас же отвечает: «Хе», и тотчас же появляется. Так как мы по вечерам выходить не могли, то для нас он, за малые вознаграждения, отлично исполнял все наши поручения, таскал он нам «бирусаки» (пиво), «тамого» (яйца), да и другие съедобные предметы.
Время в «приюте» мы проводили в «чтении, в раскладывании пасьянсов. В «приюте» Чезакуин было много молодых офицеров и прапорщиков, которым полезно было пополнить свои знания по различным наукам. Там были устроены курсы по всем предметам морского дела, по языкам, а наш флаг-капитан Кросс читал банковое дело...
Не выпускали нас из «приютов» в течение первого месяца нашего пребывания в Киото. Затем, как-то нас всех собрали в столовую, куда пришел комендант Киото, японский генерал, вероятно, корейского происхождения. Тут же был японец переводчик. Генерал сказал нам несколько слов, переводчик перевел: «Генерал кланяется». Мы, в свою очередь, поклонились в сторону генерала. Затем генерал вынул из кармана план города, и нам было объяснено, что мы можем ходить в том районе города, который очерчен на плане карандашом. В этом районе не было европейских отелей, кроме того, нам было сказано, что мы не имеем права разговаривать ни с европейцами, ни с американцами, если бы мы их встретили в этом районе. В 8 часов вечера мы должны быть в «приюте». Граница разрешенного нам для прогулок района проходила по 6-й улице - по-японски: «Санджо-дори». Однажды, после прогулки по городу я взял рикшу и по ошибке, вместо «Санджо-дори», сказал, вознице: «Синджо-дори» (7-я улица). Когда вернулся в свой «приют», переводчик мне передал, что майор, наведывающий «приютом», просит из разрешённого района не выходить. Вероятно, о моем «переходе границы» было донесено полицией. Дело в том, что в Японии городовые не стоят на улице, как в Европе, а сидят в особых застекленных помещениях на перекрестках улиц. Городовой, таким образом, видит все, что делается на улице, и по телефону доносит обо всем, кому следует, когда это требуется. С соблюдением срока возвращения из города начальство ’’приюта» очень считалось - за одну минуту опоздания виновный лишался отпуска на неделю. Заведовал нашим «приютом» отставной майор, славный старичок.
Когда наступила осень, нам пришлось здорово мерзнуть. Отопления, как мы это понимаем, никакого, щелей же и больших -было повсюду много. Мы согревали руки у «хибого» - глиняный большой сосуд, в котором на пепле лежат красные древесные угли: вот и все отопление. Ложились в постель одетыми и в кровати постепенно снимали с себя одежду. По утрам всегда вода в умывальнике была покрыта льдом, и приходилось кулаком разбивать эту ледяную корку.
Когда пришла возможность возвращаться в Россию, я просился ехать самостоятельно, а не со всеми на каком-нибудь транспорте. Это я мог сделать, так как мои родители перевели мне по телеграфу довольно значительную сумму денег. И вот, в один прекрасный декабрьский день 1905 года, вечером, когда мы сидели, забившись в маленькой комнатке, и грелись у «хибого», является переводчик и заявляет мне, что я должен быть завтра в 8 часов утра на местном вокзале. Рад был я этому сообщению очень и начал собирать свои «пожитки». Сидение в японском плену кончилось...
======================
Электронный научно-практический журнал "Бюллетень инновационных технологий" (ISSN 2520–2839) является сетевым средством массовой информации и публикует статьи по актуальным проблемам гуманитарных и естественных наук
======================
