Андрей МУСАЛОВ.
Из книги "Таджикистан 1992 - 2005: война на забытой границе". 2022г.
Офицер-пограничник Александр Камуля был в числе тех советских военнослужащих, кто после распада Советского Союза оказался на территории вновь образованных государств. И если во многих случаях бывшие советские военные вливались в национальные воинские формирования, то у Комули и его сослуживцев история была иная. Пограничники, охранявшие таджикско-афганскую границу, приняли решение перейти под юрисдикцию преемника СССР - Российской Федерации. Но занятые дележом портфелей российские чиновники не спешили принимать их. В результате отряды, находившиеся на афганском рубеже, почти полгода были предоставлены сами себе. При этом, пограничники продолжали охранять границу, формально не принадлежа ни одному из тогдашних государств.
В 1992 году я был зам по бою начальника заставы «Тугул». Весной в нашем Пянджском отряде сложилась совсем уж тяжелая обстановка с личным составом. Большая часть солдат-срочников демобилизовалась, а на смену им никого не прислали. На заставах не хватало людей для выполнения элементарных задач. На моей заставе «Тугул» вместо положенных по штату 50 человек было 26. До того момента была полная неопределенность с нашим статусом. Когда Советский Союз распался, оказалось, что служим в таджикских пограничных войсках. Тут же все офицеры начали писать рапорты на перевод — кто куда. Одни хотели уехать в Белоруссию, другие — в Казахстан, третьи в Закавказье. Я, например, написал рапорт о переводе на Украину, но он так и не был удовлетворен.
Между тем, в мае 1992-го года в Душанбе начались волнения. По всей республике начали возникать незаконные вооруженные формирования разного политического толка, местные жители стали формировать комитеты самообороны. Одномоментно страна превратилось в лоскутное одеяло.
Пянджский район считался оплотом исламистов. Но на самом деле население там было достаточно пестрым. На глазах происходила радикализация населения посредством националистической и религиозной пропаганды. Убежден, что конфликт начался не в одночасье он исподволь готовился не один год, сеялись противоречия между разными группами населения.
Первым делом осложнилась обстановка в районе заставы «Куплетин», участок которой частично находился на территории Пархарского района Кулябской области. Там курган-тюбинцы противостояли клану кулябцев. Началось с того, что боевики с обеих сторон выставили на границе областей свои посты численностью по 10-15 человек.
На границе некоторое время это никак не отражалось, хотя было очевидно, что в столице республики происходит что-то не то. Затем внезапно, буквально за одну ночь во всех городах, кишлаках и поселках появились группы вооруженных людей. Словно по команде!
Тогда боевики не раз предлагали пограничникам «немного повоевать» за них. Ну или просто «постоять» на их блокпостах. Обещали платить по 15000 - 20000 рублей в сутки. Это равнялось сумме месячного денежного довольствия начальника заставы.
Через месяц подобные посты были уже в каждом кишлаке, даже самом незначительном. Меня эти бандиты сильно раздражали. Чаще всего мне приходилось иметь дело с бандитами, занимавшие кишлаки Пашор и Шакардашт, недалеко от моей заставы. Когда они тормозили мой «уазик», спрашивал:
— Вы кто такие?
— Мы народ. Делаем революцию.
— А я охраняю границу. Идите на хрен!
Перед въездом в населенный пункт боевики клали «змейкой» бороны, зубцами наружу. Чтобы их объехать, водителю приходилось сбрасывать скорость. Когда мне на заставу придали на усиление БМП из состава мотоманевренной группы, то я с удовольствием стал переезжать эти заграждения из борон. Кроме того, для своих подчиненных выработал тактику, как действовать на этих бандитских постах: остановить машину метров за сто, высадиться из нее, изготовиться к ведению огня в ближайшем укрытии, например, в придорожной канаве, взять на прицел боевиков, распределив их по секторам ведения огня.
Достаточно быстро действия были отведены до автоматизма, бойцы без задержки, быстро покидали машину, изготавливались к бою. Затем я шел на переговоры со старшим поста. По моей «настойчивой просьбе» они отсоединяли от автоматов магазины, отходили в сторону, и наша машина проезжала.
Поначалу такие действия производили впечатление — бандиты еще не были слишком наглыми. Несколько недель спустя они стали стрелять, как правило вдогонку. То борт прострелят, то колесо. К счастью, долгое время обходилось без жертв, но застава оказалась словно в окружении. Чтобы добраться до отряда предстояло проехать одиннадцать километров через пять
бандитских кишлаков. Приходилось проявлять смекалку — ездить вдоль КСП. Это не всегда было удобно, но снижало риск нападения.
Первое время вооружение боевиков составляли охотничьи ружья, ножи, топоры. Но очень быстро у них появились стволы посерьезнее. Чаще всего они похищалось у сотрудников местных силовых структур. Например, в городе Пяндже был ограблено местное РОВД. В один из дней весь личный состав управления смотрел сериал «Богатые тоже плачут», несказанно популярный в Таджикистане. Внезапно в здание ворвалась толпа вооруженных людей, которые загнали всех сотрудников, включая оперативного дежурного в одну из комнат и заперли там. Затем вскрыли «оружейку», изъяли оттуда автоматы и пистолеты и стремглав покинули город. То же самое происходило по всей стране.
Именно тогда начались массовые нарушения границы. Большая часть нарушителей были контрабандистами. В Афганистан тащили запчасти к советской технике: тракторам, грузовикам и так далее. В той стране они были настоящим дефицитом. Мне и моим подчиненным не раз приходилось задерживать контрабандистов с подобным грузом. Бывало, идет местный житель с мешком. Задерживаем его, открываем мешок, а там два топливных насоса высокого давления для трактора «Белорус». В ходе допроса выясняется, что в Афганистане за один такой насос можно выменять более-менее приличный автомат и пару цинков патронов.
В Афганистане большим спросом пользовались алюминиевые чайные ложки. Столовые ложки или вилки не пользовались спросом, поскольку афганцы обычно едят руками. А вот чайные ложки шли «на ура». У одного контрабандиста мы изъяли почти полмешка таких ложек.
Обратно, в Таджикистан они чаще всего тащили какой-нибудь другой груз. Наркотики поначалу попадались крайне редко, как правило — один-два кило гашиша. В потоке контрабанды немалую долю составляли оружие и боеприпасы. Оружие обычно было низкого качества, с сильно изношенными стволами. При стрельбе оно «плевалось», пули летели не точно в цель.
Среди конфискованного оружия попадались самые неожиданные образцы: китайские и румынские автоматы Калашникова, пистолеты-пулеметы ППШ, пулеметы Дегтярева, испанские пистолеты. Меня однажды очень впечатлила британская винтовка начала ХХ века, в просторечии — «бур» – прямо-таки раритет.
Поначалу нарушения происходили на участках застав «Средний Пяндж», «Шаартуз» (на самом правом фланге отряда). Однако очень быстро это явление охватило весь участок Пянджского отряда, поскольку в связи с эскалацией гражданской войны противостоящим группировкам нужно было все больше оружия. При этом нарушители прорывали границу сразу большими группами, буквально разрезая нити сигнализационной системы.
За ночь происходило по две-три «сработки» системы на разных участках заставы. Пока тревожная группа выдвигается на третий участок, срабатывает двенадцатый. Тревожным группам удавалось задерживать часть нарушителей, но анализ показал, что силами нарядов задерживается не более 12 процентов нарушителей. Стало очевидно, что в сложившихся условиях охранять границу традиционными методами мы не можем.
Я стал размышлять, если на «сработки» больше нельзя полагаться, то какую тактику пограничники могут противопоставить группам нарушителей? Появилась идея — выставлять на рубеж прикрытия границы наряды: «засады», «секреты». Причем, не только на берег пограничной реки Пяндж, но и на острова. В советское время за выход на острова можно было получить серьезный нагоняй — поток в Пяндже бурный, может запросто унести, и такие случаи были, поэтому начальство требовало соблюдать меры безопасности и исключить выходы на острова. Но именно на островах можно было увидеть все, что происходит на речной поверхности, в то время как берег местами был покрыт густыми зарослями трехметрового камыша, плотным кустарником, зарослями акации и облепихи.
Изучив местность, я выявил места, где наиболее удобно пересекать реку, причаливать, выходить на берег: отмели перекаты, заводи. Именно там и предполагалось размещать «засады» и «секреты». Свои соображения я доложил начальнику пограничного отряда полковнику Рамилю Муллаянову и начальнику штаба — подполковнику Михаилу Борисову. Те, оценив ситуацию, одобрили идею.
Вскоре первые наряды были выставлены на берегу и островах. И почти сразу же пошли первые результаты. Если прежде из-за камышей пограничники не видели передвижения контрабандистов, то теперь напротив – наряды, спрятавшись в засаде, видели нарушителей, а те их — нет.
На руку сыграло и то, что удалось выявить систему разведки контрабандистов в отношении пограничников. Какой-нибудь пастушок «шляется» вдоль системы, следит за маршрутами движения нарядов. Или «бача» (мальчишка по-таджикски) подойдет к солдату на вышке: «Арбуз-сигареты надо?», завяжет беседу и заодно узнает пару-тройку подробностей об организации службы. Старичок-бахчевник отмечает время движения дозоров… Главари контрабандистов полученную таким образом информацию накапливали, анализировали и выбирали наиболее безопасное место и время для «прорыва». Когда наши наряды исчезли из их поля зрения на островах, эта система сломалась.
А еще мы начали совершенствовать систему маскировки охраны границы – стали особое внимание уделять введению противника в заблуждение относительно наших действий, используя для этого демонстрацию, имитацию и дезинформацию. Например, на участках, которые не являлись вероятным направлением движения нарушителей границы, наряды выставлялись с меньшей плотностью, но при этом такой пограничный наряд имитировал действия нескольких нарядов – пограничники в наряде передавали друг другу радиостанцию и имитировали ведение радиопереговоров нескольких пограничных нарядов разними голосами, «раскрывая» при этом свое расположение относительно выделяющихся на местности предметов; это сопровождалось якобы «случайным» нарушением мер маскировки этими нарядами – в одном месте огонек сигареты, в другом – свет фонарика, еще где-то – освещение местности осветительным патроном… Со стороны складывалось впечатление, что целые «толпы» пограничников находятся на участке.
На тех же участках, где ожидались попытки прорыва нарушителей, наоборот – стремились достичь полного сокрытия наших действий: это и молчание в радиоэфире – радиообмен только на запасных частотах с использованием сигнальных таблиц – сокрытие передвижения и расположения пограннарядов – доходило до того, что к месту несения службы пограничники по несколько сотен метров выдвигались по-пластунски. Конечно, в такие наряды назначались наиболее подготовленные пограничники.
Все это сочеталось еще и с дезинформацией и осуществлялось по единому плану начальника заставы. План маскировки стал, как сценарий пьесы, которую пограничникам следовало убедительно «разыграть» на участке в течение суток, увязывая все действия по времени, месту и содержанию.
Следующим шагом стало ведение разведки в отношении боевиков, «вычислять» потенциальных нарушителей. Если они нас видят, значит и мы можем их видеть! Первым делом потребовал у подчиненных как следует вести журналы наблюдения:
— Поднялся на вышку, заметь основные объекты, запиши — кто и когда прошел мимо, что и когда произошло. Увидел пастушка с отарой – запиши. Старик ходит, якобы корову ищет — запиши. На той стороне кто-то поднялся на холм и ведет наблюдение — запиши… Особое внимание в ночное время. Кто-то мигнул фонариком, дал на афганской стороне очередь трассерами, зажег костер — тут же докладывайте обо всем на заставу. Это вполне могут быть условные сигналы нарушителям.
Вскоре я получил массу полезной информации. За сутки в журналах наблюдения заполнялось по 12-15 страниц, от «секретов» дежурные по заставе получали множество докладов. Каждый день, около 11.00 дежурный по связи и сигнализации приносил мне все эти данные. Я начинал их изучать и анализировать, дифференцируя по времени и направлениям. В результате складывалась такая интересная событийная картина! Пришло яркое и четкое осознание — где и когда наиболее возможны нарушения. И план охраны границы на сутки составлялся на основе вот такой оценки обстановки. Противостояние бандформированиям стало осмысленным, напряженным и одновременно интересным…
Теперь статистика и анализ позволяли сосредотачивать в местах возможных переправ усиленные наряды, получать результат. К тому, же ребята тогда служили толковые и ответственные, поняли — что к чему. Сами стали замечать все необычное, докладывать об этом мне. Например, как-то вышел на связь старший наряда, несшего службу на вышке в районе плато Халкояр и на ломанном русском языке доложил:
— Товарищ капитан, я думаю, на моем участке, в тылу, скапливаются нарушители, готовятся к «прорыву». Три человека стоят на обрыве, наблюдают за границей. Машут руками.
— Почему ты так думаешь?
— Здесь появился зеленый мотоцикл.
К тому времени было известно, что такой мотоцикл имелся у Мухтадо Джалолова. От вышки до нарушителей было километра три, поэтому нарушителям казалось, что их не видно, но пограничник через бинокль сумел рассмотреть эту важную деталь. Скрытно к месту предполагаемого «прорыва» выдвинулась тревожная группа и задержала нарушителей – это была одна из групп Мухтадо Джалолова.
Наихудшая ситуация сложилась на «Среднем Пяндже», где и вовсе оставалось 18 военнослужащих. Начальник отряда решил усилить ее, взяв с других застав по одному-два солдата. С моей заставы «Тугул» я отправил Владимира Переломова.
Переломов был из последнего советского призыва – осени 1991 года. В учебном центре он получил специальность «мастер по электросигнализационным приборам» и прибыл к нам, на «Тугул». Когда я впервые увидел его, то первая мысль была – как этот человек вообще смог оказаться в пограничных войсках!? Прежде в пограничники отбор был не хуже, чем в ВДВ. Брали только самых крепких, сильных и толковых. А тут передо мной стоял низкорослый, тощий, как скелет, воин, весивший сорок восемь кило вместе с автоматом и сапогами. Казалось, его могло сдуть любым порывом ветра!
Такой воин — сам по себе еще и потенциальный объект неуставных взаимоотношений. Более крепкие сослуживцы так и норовили отвесить подзатыльник Переломову и дали ему саркастическое прозвище — «Бурелом». Ко всему прочему, с Владимиром постоянно возникали проблемы в «дозорах» и других нарядах. У него вечно были стертые ноги, он то и дело отставал, опаздывал, чем раздражал сослуживцев. Тревожная группа бегом прибывает к месту нарушения – одного военнослужащего не хватает. Кого? Переломова! Где он? Отстал! Словом, не солдат, а ходячее ЧП! Поэтому, когда встал вопрос — кого отправить на «Средний Пяндж», его фамилия прозвучала первой.
Застава «Средний Пяндж» отличалась одним из наиболее протяженных участков в отряде — 25 километров. Правый фланг, до КПП «Нижний Пяндж» — 10 километров, левый фланг — 15 километров. Ко всему прочему большая часть участка представляла собой пустынное, раскаленное на солнце плато, без единого деревца. Нести службу там было настоящей мукой из-за жары, которая летом переваливала за сорок градусов в тени. Поскольку никакой тени не было, с 11.00 до 15.00 передвижения по открытой местности были запрещены — с целью избежать тепловых ударов.
Сложностей добавляла нехватка в отряде топлива для машин, из-за чего наряды несли службу в пешем порядке. Обычно дозоры выходили утром, пока не наступала жара. За четыре часа они добирались до вышки, с которой должны были вести наблюдение за участком. Там наряд принимал пищу в виде сухого пайка и приступал к несению службы. В 16.00 пограничники отправлялись обратно — на заставу. Получалось за день туда-обратно они проходили 30 километров.
В один из майских дней Переломов в составе дозора отправился на левый фланг. И возвращаясь на заставу под вечер, как обычно, сильно отстал от остальных. Расстояние между пограничниками в наряде, следующем по открытой местности, должно составлять не более 200 метров. Владимир отстал на полкилометра, и никто не придал значения его отсутствию. Понятное дело — на обратном пути пограничники спешили поужинать, после чего им оставалось поспать четыре часа, перед тем как снова отправиться на службу.
За три километра до заставы пограничная тропа проходила среди высокого камыша, стеной обступившего ее с обеих сторон. В тот день там притаилась банда, стремившаяся прорваться из Афганистана в Таджикистан. Бандиты подождали пока пройдет наряд и трое из них подобрались к системе. Они начали копать под ней подкоп, чтобы скрытно пролезть в сторону тыла. Но бандиты не учли, что мимо прошел не весь состав наряда, а сзади еще «плетется» изнемогающий от усталости Переломов.
Как позже вспоминал сам Владимир, когда он вышел из-за поворота, то увидел, как на КСП трое вооруженных бородачей роют землю. Расстояние до них было не более 25 метров. Не растерявшись, Переломов вскинул свой автомат:
— Стоять, руки вверх!
Бандиты не собирались сдаваться и попытались схватиться за оружие. Пограничник успел выстрелить первым. Короткой очередью положил одного, второго ранил в бедро. Третий прекратил сопротивление упав на землю ничком и положив руки за голову. Подбежав к бандитам, Переломов отбросил их оружие и услышал шум в камышах у дороги… Времени на раздумья не было, нужно было действовать быстро и решительно. Приказав бандитам лечь рядом, он использовал их как укрытие.
У Переломова в боекомплекте было 100 патронов. Он принялся размеренно, короткими очередями стрелять по зарослям, где слышалось подозрительное шуршание. Таким образом он хотел привлечь внимание сослуживцев и заодно отпугнуть тех, кто скрывался в камышах.
Ушедшие вперед пограничники из состава наряда, услышав позади себя стрельбу, правильно оценили обстановку. Подали сигнал «Вооруженное вторжение» из сигнального пистолета, связались по радиостанции с заставой, сообщив о боестолкновении, и бросились на выручку. На заставе по тревоге была поднята «тревожная группа» во главе с начальником заставы старшим лейтенантом Игорем Цветковым, которая на машине выдвинулась к месту перестрелки.
Прибывшие на помощь увидели, как Переломов спрятавшись за телами нарушителей стреляет по камышам. Цветков спросил его:
— Зачем стреляешь?
— Там кто-то есть.
Приказав подчиненным изготовиться к бою, офицер громко крикнул в сторону тех, кто скрывался в зарослях:
— Сдавайтесь! Выходите по одному, с поднятыми руками!
Камыши зашевелились и оттуда вышла целая банда — двенадцать человек! Все с оружием.
После этого Переломов в отряде стал настоящим героем. А я, проводя среди подчиненных профилактику неуставных взаимоотношений, всегда рассказывал эту историю и говорил: «Не смотрите, что кто-то слаб физически. Главное — сила духа!»
Схожая история вскоре произошла в мотоманевренной группе отряда. Был там такой сержант Муминов, казах по национальности. Служил в артдивизионе, минометчиком. По-русски Муминов говорил с трудом, но был очень ответственным и толковым, поэтому в учебном центре его подготовили как сержанта.
После того, как весной 1992 года накалилась обстановка, начальник отряда принял решение усилить заставы личным составом мангруппы. Муминова направили на «Средний Пяндж».
Границу охраняли укрупненными нарядами. Как правило они состояли из отделения солдат мотоманевренной группы и офицера. Наряд выезжал на службу на бронетранспортере или автомобиле. На направлении вероятного движения нарушителей, старший наряда через определенное расстояние, как правило до 500 метров, выставлял секреты, по два человека. А сам вместе с БТРом размещался в точке, откуда было удобно наблюдать и прикрывать огнем подчиненных.
Один из таких нарядов возглавлял старший лейтенант Павел Нестерович. Выставив секреты, он спустя какое-то время отправился на их проверку. Тут обнаружилось, что в одной паре не хватает пограничника — того самого Муминова. Напарник доложил, что сержант отошел «по нужде». Подождав минут десять, Нестерович организовал поиск.
Внезапно метрах в двухстах, на берегу реки, раздалась интенсивная стрельба. Личный состав наряда бросился туда. Выйдя из камышей, пограничники увидели следующую картину: стоит сержант Муминов с автоматом наизготовку, а возле его ног лежат шестеро боевиков, пытавшихся уйти в Афганистан. Кто из них был убит, кто-то ранен, кто-то просто сдался.
Победителей не судят, но офицер его все же отчитал:
— Муминов, ты почему оставил свой пост!
— Виноват командир!
Спустя короткое время ситуация повторилась. Муминов покинул свой пост и опять выследил, и задержал группу нарушителей. А потом еще раз. Нестерович удивился и решил побеседовать с сержантом — как ему это удается. Оказалось, что до призыва тот вместе с отцом работал чабаном, жил в кочевье, был следопытом, хорошо знал повадки зверей. И теперь навыки пригодились.
— Понимаете, — говорил Муминов. — когда я сижу в секрете, то понимаю, что тут никто не пойдет. А вот если отойти в сторону, то чувствую — здесь пойдут.
Обычно его задержания происходили однотипно. Выбрав место для засады, Муминов маскировался и ждал, как правило — недолго. Вот он замечает, что идут нарушители, например, со стороны тыла, начинают рыть подкоп. Все в напряжении, оружие наизготовку. Муминов наблюдает и ждет, чтобы не спровоцировать стрельбу. Когда контрабандисты пробираются через подкоп и следуют к берегу Пянджа, он следует за ними. Смотрит, как они накачивают автомобильные камеры — для переправы и снова ждет. Обычно нужно связать между собой три-четыре камеры, чтобы получился своего рода плот.
Когда дело сделано, плот подготовлен к спуску на воду, оружие у бандитов в положении «за спину» или закреплено на плоту, нарушители расслабляются. Им кажется, что они уже почти в Афганистане. Но тут из кустов раздается автоматная очередь и из кустов выскакивает пограничник — Муминов. У контрабандистов растерянность и паника, он не готовы сопротивляться и сдаются. Таким образом отважному сержанту удавалось задерживать крупные группы нарушителей — по десять и даже пятнадцать человек!
Разумеется, боевики и контрабандисты обратили внимание на эти инциденты на границе. Вокруг заставы, где находился Муминов, стали крутиться подозрительные личности, выспрашивать пограничников: «Служит ли у вас казах?» Начальник отряда понял, что на парня началась охота и решил убрать его, от греха подальше. Сержанта перевели в учебный центр, откуда он и демобилизовался. За задержание нескольких десятков вооруженных нарушителей Муминова командование представляло награждению медалью, но в период службы он так и не успел получить награду. Хочется верить, что она нашла его через военкомат.
В июле 1992 года пришло осознание, что на границу пришла война. Произошло это после одного случая. Очередной «прорыв» ожидался на стыке участков застав «Тугул» и «Куплетин». Место было очень удобным для переправы через Пяндж. Над рекой возвышался высокий обрыв, под которым было прибойное течение, шедшее от афганского кишлака Шахраван. Нарушители на автомобильных камерах без особых усилий могли переплыть с одного берега на другой за несколько минут. Ко всему прочему, расстояние до заставы составляло восемнадцать километров.
В один из дней в журнале наблюдений появились записи о том, что рядом с Шахраваном появились подозрительные личности. Они явно не занимались хозяйственной деятельностью: не выпасали скот, не удили рыбу, не мыли золото, а что-то высматривали на таджикском берегу. Когда у людей появились длинные жерди, стало ясно, что они планируют сооружать плот.
Получив информацию, я начал планировать задержание. Предположил, что, добравшись до таджикского берега, нарушители могли двигаться лишь в одном направлении — ближайшего кишлака Максим Горький. Как раз там обитал небезызвестный Мухтадо Джалолов. На пути их следования я решил выставить несколько «секретов» из нарядов по два человека (людей, как всегда, не хватало): один — непосредственно у места высадки, другой — в нескольких километрах по направлению предполагаемого движения нарушителей в месте, где проход ограничивает с одной стороны река, а с другой стена обрыва высотой около 50 метров, а на плато Халкояр — «Прожекторный пост» возглавил техник заставы прапорщик Ковалев А.Н. На заставе в готовности находилась «тревожная группа», которую я возглавил лично. В случае попытки прорыва нарушителей один наряд имел задачу после обнаружения нарушителей начать преследование, другой наряд имел задачу перекрыть нарушителям движения в направлении кишлака имени Максима Горького; «прожекторный пост» с удобной позиции на обрыве должен был сверху освещать район нахождения нарушителей, не давая им свободно и быстро передвигаться, вынуждая прятаться в укрытиях; на старшего «прожекторного поста» возлагалась задача координировать действия других нарядов, ведущих поиск нарушителей; «тревожная группа» с расчетным временем прибытия в район поиска «Ч+25 минут» во взаимодействии с нарядами должна была обнаружить и задержать либо уничтожить нарушителей. Такой вот мини-поиск был запланирован…
Мой план казался мне идеальным. Я уже представлял, как мы возьмем этих «джалоловских» боевиков тепленькими и доставим в пограничный отряд. «Секрет» у места высадки возглавлял сержант Александр Полуянов. Он с отличием закончил школу сержантского состава. Александр Сергеевич был грамотным и физически крепким пограничником, командиром противотанкового отделения, пользовался авторитетом у личного состава. Я был уверен в нем.
Доложив начальнику штаба подполковнику Борисову обстановку и свое решение, я вооружился, проверил экипировку «Тревожной группы», которая уже сидела в автомобиле, и принялся ждать сообщений от нарядов с границы, продумывая последние детали предстоящих действий. Прошло несколько часов, но никаких докладов не поступало. Лишь под утро Полуянов вышел на связь:
— Нарушители прорвались и ушли в сторону тыла.
Я чуть не задохнулся:
— Как так? Они прошли, а ты их не заметил?
— Просочились, я даже не увидел, как.
Выехал на участок прорыва и начал выяснять — в чем дело. На месте понял, что сержант обманывает. Под системой зиял огромный подкоп, а КСП была истоптана множеством следов большого числа нарушителей.
Начал выяснять у Полуянова:
— Ты что, не слышал, как лопаты звенели о камни, пока они подкоп рыли?
Через некоторое время тот сознался:
— Их было тринадцать человек, а нас только двое…
То есть, парни попросту испугались и растерялись. Они не стали пытаться задержать нарушителей, а спрятались среди огромных валунов, лежавших на берегу реки. Более того, выяснилось, что боевики настолько обнаглели, что сами стали искать наряд, чтобы отобрать оружие или захватить солдат в заложники. Они даже сходили к вагончику, в котором дежурили рабочие водозабора и спросили: «Не видели здесь пограничников?»
Никого не обнаружив, нарушители разделились. Восемь человек вернулось в Афганистан, а пятеро, груженых чем-то ушли в тыл. Судя по следам, они прошли мимо второго наряда, миновали прожекторную станцию, которая должна была включиться только по сигналу наряда с границы, и успешно добрались до кишлака Максим Горький.
Это был полный провал! Я принялся отчитывать Полуянова:
— Мне не нужно было, чтобы ты пал смертью храбрых. Но ты мог расстрелять боевиков в воде, когда они были на плотах. Или замкнуть цепь на системе, подать скрытно сигнал. Нарушителям до кишлака было идти пять километров! Их спокойно мог перехватить наряд, сидевший в тылу и сдавший твоего сигнала. Или тревожная группа.
Я тогда был зол как черт! Построил личный состав и сказал:
— Товарищи пограничники! Наша застава покрыла себя позором. В 1941-м году заставы останавливали наступление батальонов. Держались до последнего. А тут наряд не смог остановить каких-то тринадцать никчемных нарушителей, которых никто не учил обращаться с оружием! Как я начальнику отряда буду в глаза смотреть?!
Наказание Полуянову я придумал самое жестокое:
— На границу больше не пойдешь. Будешь вечным дежурным по заставе.
Когда злость прошла, то оценил ситуацию более взвешенно. Что такое два автомата против тринадцати? В ближнем бою, где умение вести прицельный огонь является существенно менее значимым фактором, чем плотность огня – верная гибель, пусть даже и героическая… Можно ли считать старшего наряда трусом? Ведь он командир и отвечает не только за выполнение задачи, но и за сохранение жизни подчиненных…
Можно ли в такой ситуации выполнить задачу, когда пограничник сам является целью для боевиков и не имеет средств, чтобы им противостоять? Хотя ошибку он, конечно, допустил – не выявил вовремя действия противника и не подал сигнал на заставу…
Между тем, стало очевидно, что пограничным нарядам нужно другое оружие, позволяющее использовать его внезапно и наносить значительные потери противнику. Например — ручные гранаты. Поэтому после доклада начальнику штаба подполковнику М.А. Борисову о случившемся, попросил разрешения выдавать нарядам ручные гранаты. Тот со мной согласился. Если до этого момента мы просто охраняли границу, как в мирное время, то теперь мы должны были ее оборонять. Противник больше не останавливался по команде «Стой, руки вверх!» Он пытался захватить пограничников в плен, вступить в отрытое боестолкновение.
На следующий день во все подразделения отряда пришла телеграмма, в которой говорилось о проведении учебного гранатометания. Затем наряды были вооружены гранатами РГД-5 и экипированы стальными шлемами, а в последующем и бронежилетами. На усиление пограннарядам стали выдавать пулеметы. А пограничные посты были усилены не только пулеметами, но и АГСами, станковыми гранатометами СПГ-9, минометами. Сам я с тех пор не расставался с подствольным гранатометом.
После этого ситуация изменилась. Пограничники стали действовать активно и уверенно, почувствовали себя хозяевами положения. Когда там же, в районе Халкояра, попыталась прорваться очередная группа бандитов, их встретили разрывы гранат. Двое боевиков были убиты на месте, пара — раненых, остальные сдались.
Что до сержанта Полуянова, то он не смирился с наказанием. То и дело подходил ко мне и просил дать ему возможность выходить на охрану границы. Я ему неизменно жестко отвечал:
— Ты подвел меня и всю заставу! Иди отсюда!
Тогда Полуянов обратился за помощью к секретарю комсомольской организации, сержанту Рустаму Байрамову. Тот обратился ко мне:
— Товарищ капитан, отпустите Полуянова на границу, а то он с собой что-нибудь сделает. Уж очень переживает.
На очередном боевом расчете я вывел Полуянова из строя и обратившись к Байрамову спросил:
— Ты готов поручиться за него?
— Готов.
Тем же вечером сержант Полуянов был отправлен в «секрет», на правый фланг участка заставы. Буквально через двадцать минут там раздалась стрельба. Запрыгнув в машину, я выехал туда. Дорога шла среди стены густых высоких камышей. Неожиданно на дорогу выбежал Полуянов, отчаянно замахав фонарем — ФАСом. Когда я остановился, он взволнованно доложил:
— При выдвижении к месту несения службы, наряд заметил группу нарушителей из восьми человек. Вступили в бой. Одного убили, одного ранили, остальных задержали.
На месте боя предстала шокирующая картина. На земле лежал мертвый боевик. Второй корчился рядом. Каким-то образом пуля от автомата разорвала ему брюшную полость, так, что кишки вывалились наружу. Раненый пытался запихнуть внутренности и при этом кричал:
— Передай моей жене…
Собрав оружие, мы оказали помощь раненому, вкололи промедол, наложили повязку. Но он был не жилец, умер по дороге на заставу. Жалости к погибшему у меня не было. Боевики шли с автоматами наперевес, были готовы убивать моих подчиненных, но те успели открыть огонь раньше.
На меня тот случай произвел тогда сильное впечатление. Как за считанные несколько дней молодой, неуверенный в себе парень, превратился в жесткого закаленного бойца. Вдвоем с товарищем он вступил в бой с превосходящим по численности противником и вышел победителем. Причем, не испугался вступить в схватку в камышовых зарослях, не зная точно, сколько человек у противника.
Позже Полуянов неоднократно участвовал в боестолкновениях. Более того, в условиях нехватки личного состава он и другие младшие командиры стали моей надежной опорой. Сержанты заставы: Александр Полуянов, Николай Халин, Владимир Живагин возглавляли группы прикрытия, засады. А после того, как я их научил их составлять план охраны границы и распорядок дня, помогали руководить заставой.
Для пограничников Пянджского погранотряда самым тяжелым временем, стал период с июля по сентябрь 1992 года. Противостояние «юрчиков» (кулябцев) и «вовчиков» (исламистов) вылилось в жесткое противостояние. «Вовчикам» понадобилось оружие, которое они получали в соседнем Афганистане. Начался вал нарушений границы. Вооруженные бандиты прорывались через рубеж, не таясь. Нарушения и боестолкновения на границе стали ежедневной рутиной.
Начались серьезные перебои со снабжением. Пограничники моей заставы носили заношенную, латанную-перелатанную форму. В отряде, как и во всей пограничной группе почти не было продуктов. С началом конфликта в Таджикистане было прервано железнодорожное сообщение с соседним Узбекистаном — бандиты взорвали мост в районе пограничной комендатуры «Айвадж». Позже этот мост восстановили, но возникла новая проблема – грузы, шедшие в Таджикистан из России, должны были преодолевать три границы. Они по много недель стояли на казахстанской таможне, затем – на узбекской.
В отряде сначала закончились ГСМ, а затем и продукты питания. Не было мяса, хлеба, круп, сахара, чая, соли. В какой-то момент на моей заставе оставалось два мешка перловки и упаковка лаврового листа. Некоторое время спасало подсобное хозяйство части, остававшееся с советских времен. Свинарник хозяйства быстро опустел, оставался огород, на котором рос салат. Его и ели, как в свежем виде, так и в качестве второго блюда — в тушеном виде. Вместо чая заваривали зверобой, облепиху.
Офицеры отряда организовали рыбалку и охоту. Прежде подобное категорически запрещалось, но теперь это был единственный способ спастись от голода. В Пяндже добывали сомов. В прибрежных зарослях били диких кабанов, которые в связи с запустением сельского хозяйства расплодились в неимоверном количестве.
Охотились с помощью автоматов, СВД, а то и пулеметов. Это было непросто — кабан умный зверь, издалека чувствует любой посторонний запах, выследить его непросто. Однажды неделю сидел в засаде, чтобы хоть как-то накормить подчиненных. Сумел с трехсот метров завались из автомата старого хряка. Был он ужасно вонючий, но здоровенный — килограммов двести. Часть мяса отправили на соседние заставы и в отряд — начпроду. Остальное — в заставской котел.
Постоянно ухудшалась и ситуация с пополнением военнослужащими срочной службы. К середине лета у меня оставалось всего 25 подчиненных. Нужно отдать должное — на моей заставе никто из старослужащих не дезертировал, не отказался заступить на службу.
Чтобы хоть как-то прикрыть оголившиеся рубежи, в августе командование прислало на выручку десантников. Первым прибыл батальон Ферганской дивизии ВДВ. Его военнослужащие были подготовлены к выполнению миротворческих задач в Югославии. Затем прибыли десантники из Капчагайской бригады ВДВ.
Любопытно, что все рядовые и сержанты считались контрактниками, но в реальности – «срочниками», отслужившими по году — полтора. Перед отъездом в «горячую точку» им добровольно-принудительно предложили подписать контракты.
Обращала на себя классная экипировка десантников. У них были свежие камуфляжи, качественные приборы наблюдения, десантные ранцы РД, классные разгрузочные жилеты. Особое впечатление на меня произвела надувная плащ-палатка. Из непромокаемой ткани, с одной стороны — зеленая, с другой — белая. Если ее надуть, то получался своего рода матрас, состоявший из двух половинок – на одной лежишь, другой укрываешься. А чехол от накидки мог служить подушкой.
Десантников раскидали по одному взводу на заставу. Участок «Тугула» считался напряженным, поэтому мне досталось два взвода — один из Ферганы, другой из Капчагая. Одним подразделением командовал старший сержант Виктор Петрусев, вторым — старший сержант Захаров. Было забавно, когда на боевом расчете в строю стояло лишь десять пограничников и сорок десантников. Я, в шутку, называл свое подразделение парашютно-десантной заставой.
Первым делом я их провез десантников по участку заставы. С одной стороны — для ознакомления, с другой — чтобы местные бандиты увидели их голубые береты и тельняшки. Это подействовало, на какое-то время активность «вовчиков» стихла.
На службу десантники заступали по отделениям. Я их сразу же отправил на самый сложный 15-й участок — на острова, под самый берег Афганистана, где чаще всего происходили переправы контрабандистов. Там находился кишлак Гарав. Он состоял из двух частей – туркменской (Гарав-арабия) и узбекской (Гарав-узбекия). Это необычно, поскольку в северных районах Афганистана, прилегающих к Таджикистану, в основном, жили этнические таджики. Другая особенность населенного пункта — он был настоящим гнездом контрабандистов. Многих из местных жителей я уже задерживал при попытке переправиться через границу.
В один из первых выходов десантников повел лично. Перешли через протоку, вышли на остров. До противоположного берега оставалось русло — двести метров шириной. Определив ориентиры, секторы наблюдения и ведения огня, дал команду уничтожать всех, кто попытается переправиться через Пяндж. И строго предупредил — не спать, окажетесь в плену, домой уже не вернетесь.
Едва отошел от места расположения наряда, как началась стрельба. Да такая, словно мировая война началась! Прибежал к десантникам:
— В чем дело? Почему открыли огонь?
Командовавший голубыми беретами сержант доложил:
— Видели двух или трех нарушителей возле одного из кустов!
— Хорошо, пойдем посмотрим на следы нарушителей.
Сержант удивился — какие еще следы? Я его провел по отмели и посветил ФАСом:
— Видишь, мы прошли и за нами остались следы? Так и за нарушителями должны оставаться следы.
Разумеется, никаких нарушителей не было. Возможно, десантникам что-то померещилось в темноте. Или испугались собственной тени. После этого случая они перестали кичиться, как в первые дни после прибытия, мол «мы «крылатая гвардия», а вы – пограничники, цепные псы».
Нужно отдать должное, десантники быстро втянулись в службу, исправно ходили на охрану границы – в «дозоры», «секреты», на «посты наблюдения». Как правило, в состав «дозора» входили старший наряда – пограничник и два военнослужащих ВДВ. Сержантский состав парашютно-десантных взводов я вскоре стал назначать на службу старшими пограничных нарядов – на посты наблюдения, в засады. Вот с проверкой КСП у них было посложнее – сказывалось отсутствие подготовки по следопытству и нетренированное внимание. Службу в целом десантники несли качественно, завязали с пограничниками дружеские отношения.
Десантники пробыли на границе до ноября 1992 года. На моей заставе они отслужили без особых происшествий, но на других заставах отряда без ЧП не обошлось. Были «самоходы», убитые, в результате захвата в заложники, и прочее. Всего за время той командировки потери батальона ВДВ составили пять человек.
Фото из архива автора
