На обеспечение работы отделений интенсивной терапии и реанимации уходит много средств налогоплательщиков. Оплата труда персонала, закупка препаратов и сложной аппаратуры – всё ради того, чтобы сохранить жизнь и здоровье самого налогоплательщика, попавшего в медицинскую проблему.
Я сухо начал описательную часть, потому что только что после суточного дежурства в том стационаре, где происходили события с Ольгой П.
Чувствую усталость и удовлетворение от выполненной за минувшие сутки работы. Удовлетворение – это главное в профилактике профессионального выгорания врача. И здесь требуется или удовлетворение в зарплате, или удовлетворение в профессиональных достижениях. В идеале – оба факта. Рутина «съедает» творчество и креатив, необходимые и незаменимые для любого прогресса и развития.
После дежурства по-другому смотришь на вещи. Быстрее называешь всё своими именами, ведь нет лишних сил разглядывать параллельные реальности, чьи-то обстоятельства и чувства, преломлять и преподносить действительность под всех и каждого. В прежнем представлении о финальной части рассказа мой мозг задумывал «спасающую» для него, как я сейчас понял, альтернативную концовку. Это и проявление творчества, и способ не «одевать» на себя груз прежних переживаний.
Альтернативная концовка – это «право» соврать/ не договорить, ради некоего дара/ блага читателю, как например дать веру или иной позитивный посыл. Но высшее благо – это правда, данная подготовленному человеку в нужное время. Так вот, сил и времени отразить насыщенность и сложность лечения пациентки у меня не нашлось, в этот раз. А рассказ о причинах и следствиях.
Полтора месяца лечения пациентки позади. Почки восстановили работу. На сознание и самостоятельное дыхание пациентку вывели. Слабенькая, скорректирована по белку, электролитам, антимикробной терапии, «сохранна» по голове (мозг не пострадал). Прихожу на смену после долгожданных выходных. В субботу и воскресенье утром звонил дежурным врачам по пациентам и конкретно по Ольге. А утром в понедельник – Ольгина кровать пустая. Что думать – то ли Ольги не стало, то ли она переведена в профильное отделение хирургии, как идущая на поправку.
Художественный прием, который внезапно начертил мозг, стал вариантом привлечения интереса читателя, но не имел ничего общего с истиной, как главной ценностью моего бытия. Поэтому быстро показался мне неуместным, не честным.
На вопрос, где пациентка, ответили через неприятную мне паузу. Реаниматологи знают, сколько концентрации и сил уходит на тяжело больных и уходило конкретно на Ольгу. «Она резко ухудшилась, побледнела и «остановилась», качали 40 минут в 2 пары рук, перевели на ИВЛ, вызвали УЗИ – пару литров в брюшной полости, массивное кrovotечение. Ушла быстро».
День наполнила пустота. Опустошенной для меня стала и вся неделя. Дела делал «без вкуса», без эмоций. На «автомате». Старший коллега с каким-то сочувствием смотрел на меня, как- будто принимал эту утрату как мою личную.
Я сообщил о сmertи пациентки её супругу. Он хотел поговорить именно со мной, дождавшись возле дверей отделения. Я не хотел разглядеть, был ли это удар для него, или не был. Мне казалось неприличным то, что я переживал не меньше и за рассудительной речью о причинах и следствиях, не смог скрыть усилившуюся на пару секунд секрецию слезных желез.
Так устроен мир. Мы делаем и получаем то, что хотим, а в придачу то, что не предусмотрели, но что является следствием наших поступков.
Игнорирование проблем со здоровьем в угоду сложившемуся быту и пристрастиям – не смогли в тот раз быть исправлены в условиях нашей реанимации, вопреки нашим усилиям. Анализ тактики хирургов и истории болезни, перечитанные мною монографии о методах «открытого» ведения панкреонекрозов – уже не вернут человека. Но, смогут помочь вам бережнее относиться к себе и близким, а мне помогали профессионально расти, через боль, которая всегда есть в ремесле реаниматолога и всегда является стимулирующим к прогрессу фактором.