Продолжая сказанное ранее о божественном просвещении и обожении, не можем обойти одно интереснейшее высказывание преподобного Паисия Святогорца о божественном эросе.
Трижды отрекшегося Петра воскресший Господь трижды вопрошал: «любиши ли мя». И трижды горячо любивший Христа апостол отвечал утвердительно. Интересно, что в греческом тексте Христос дважды использует слово «αγαπας» и только на третий раз спрашивает «φιλεις». Агапе в понимании греков – это любовь-уважение, любовь-преданность. Это же слово употребляется Господом, когда он говорит: «Никто не имеет большей любви, чем та, чтобы кто-нибудь свою жизнь положил за своих братьев». Вероятно, потому он и употребляет именно это слово, потому что Пётр некогда обещал Христу идти за ним даже на смерть. А филия - это братская любовь на равных, в котором силён эмоциональный компонент. Может быть, потому Пётр и прибегает к этому слову, избегая более возвышенного и многообещающего слова агапе, опасаясь брать на себя дерзость вновь обещать Господу самоотвержения, которого не смог показать перед женщиной, вопрошавшей его в роковую ночь, не его ли он ученик.
Но эросом обозначается прежде всего страстная и плотская любовь. Тем не менее, к этому слову для обозначения любви к Богу также прибегает святоотеческая традиция. Уподобление это имеет давнюю традицию, возможно, восходящую к размышлениям об эросе Платона, но несомненно черпающую свой исток в «Песней песней» Соломоновых.
Дадим же слово преподобному Паисию Святогорцу:
«Божественный эрос – это нечто высшее, чем любовь Божия, – это безумие. Любовь-эрос-безумие как зависть-ненависть-убийство. Великая любовь к Богу, соединённая с жертвой, сладостно распаляет сердце, и, как пар, выбрасывается Божественный эрос, который невозможно сдержать, и соединяется с Богом.
Божественный эрос размягчает твёрдые кости, которые делаются настолько мягкими, что человек не может устоять на ногах и падает! Он становится как свеча, помещённая в тёплое место, которая не может стоять прямо и наклоняется то в одну сторону, то в другую. Её поправляешь, а она снова наклоняется, снова падает, потому что вокруг тепло, очень тепло... Когда человек находится в таком состоянии, и ему нужно куда-то идти или что-то делать, он не может, ему приходится бороться, он старается выйти из этого состояния...
– А человек, охваченный Божественным эросом чувствует боль?
– Если боль очень сильная, то она стихает и делается терпимой, если слабая – исчезает. Видишь, люди, когда влюблены, находятся в таком восхищении, что и про сон забывают. Один монах мне говорил: "Геронда, мой брат влюбился в цыганку, даже спать перестал. Только и слышно "Параскевушка моя, Параскевушка моя". Заколдовали его, что ли? Не знаю! Я столько лет монах и не люблю Божию Матерь так, как мой брат любит свою цыганку! Я, например, совсем не чувствую в сердце никакого веселья".
К сожалению, есть духовные люди, которых смущает слова "Божественный эрос". Не понимают, что такое "Божественный эрос", и хотят убрать это слово из Миней и Октоиха, потому что оно их смущает. Вот до чего мы дошли! И, наоборот, миряне, которые знают, что такое человеческий эрос, когда им говоришь о Божественном эросе, сразу отвечают: "Это должно быть что-то высшее". Со многими из ребят, которые познали мирской, человеческий эрос, я быстро нахожу общий язык, если начинаю им говорить о Божественном эросе! "Вы когда-нибудь от большой любви падали без сил на землю? Вы когда-нибудь чувствовали, что не можете пошевелиться, не можете ничего делать?" Они сразу догадываются, что это что-то высшее, и мы начинаем понимать друг друга "Если на нас, – говорят они, – так действует простая, мирская любовь, то можно себе представить, что такое любовь небесная!"
Как далеки слова монаха от образов «праведности», которые нередко считаются по привычке нормой в наших храмах и которым, увы, больше бы подошло слово «равнодушие». Однажды один прихожанин храма, уже дедушка в летах, как-то поделился с нами соображениями о том, какова будет участь человека равнодушного, который ни то ни сё, ни в городе Богдан ни в селе Селифан, может и в храм ходить, да на сердце пусто, ни добра ни капли не стяжал, ни покаяния не имеет.
«Сложат таковых в сарай, как полешки, оне там и будут лежать в покое». О том и апостол Павел говорит, что не имеющий любви как бездушные медь звенящая и кимвал звучащий. Наверное, о том и сказано о мастере из романа Булгакова: «Он не заслужил спасения, он заслужил покой».
