Начало здесь
Сложно сказать однозначно, когда появились первые русские поселения на севере Китая в местности под названием Барга ("земля баргутов", "окраина", глушь") или по-китайски 三河 sānhé, или по-русски Трехречье. Поэт, прозаик, публицист и революционер-демократ Михаил Ларионович Михайлов (соратник Чернышевского и Добролюбова) в 1862 году был сослан в Нерчинскую каторгу, отбывал ее в. в Кадае (Забайкалье). Михайлов писал о неоднократных побегах политкаторжан на маньчжурскую сторону реки Аргуни. Кочевавшие в тех местах эвенки рассказывали русским чиновникам, что на китайском берегу Аргуни видели типичные русские избы, слышали от тамошних жителей русский говор. Мол, пасут они там лошадей и коров, сено косят. Но крупных поселений не было – заимки, фактории. Впрочем, в соседнем китайском Хайларе, стараниями русских ставшем железнодорожным узлом на КВЖД, жизнь русских была довольно активной.
Район Трехречья географически делился на лесную, лесостепную и степную части – типичный ландшафт Забайкалья. Промышляли в лесной Барге и охотники с русской стороны. Порой даже поселялись там, женившись на местной тунгуске. Места дикие, необжитые, привольные. Для вольнолюбивой души охотника-бродяги – самое то, что нужно. Привычное диковатое, никому неподконтрольное житье-бытье враз изменилось, когда в России полыхнула гражданская война. В 1920-м изрядно потрепанные красными, но сохранившие боевой порядок белоказачьи сотни атамана Семенова отошли с боями в соседний Китай. Если кто решил, что на этом гражданская война в Забайкалье и соседнем Трехречье закончилась, так она только начиналась. Старожили вспоминали, кладбища вдоль Аргуни с той и другой стороны множились и разрастались. Это потом, в 30-е их сравняют с землей, и не останется ни следа, ни памяти.
На правобережье Аргуни или, как официально назывался этот район у китайских чиновников, в Южно-Аргунском хошуне жизнь понемногу налаживалась. Росли и расстраивались казачьи поселения с типично русскими названиями: Драгоценка, Дубовая, Ключевая, Щучья, Попирай, Светлый Колуй, Черноусиха, Манерка...
На реке Дербул на месте старой заимки поселились семьи Золотовских, Катковых, братьев Георгия, Макара и Петра Кайгородовых (не родня ли тем Кайгородовым?). Деревня Дубовая выросла на крутом левом берегу Дербула, притока Аргуни. За рекой далеко тянулись луга, за лугами - пашни, а дальше – таежные хребты. В деревне быстро срубили церковь, для детей открыли начальную школу, на реке поставили мельницы (и не одну, пашни родили вдоволь зерна); был даже свой молочный завод.
Два десятка дворов и церковь были в Ключевой. Наиболее богатым по количеству скота был поселок Попирай. Но самой большой по численности населения, фактическим центром русского Трехречья, стала казачья станица Драгоценка (по-китайски Саньхэ, при японцах - г. Найрумту). В Драгоценке даже имелся филиал знаменитой торгово-промышленной фирмы "И. Я. Чурин и К ". Купец Дальневосточной гильдии Иван Яковлевич Чурин свой торговый дом создал в Иркутске в 1857 году, имел торговые пассажи в Чите, в Хабаровске, в Благовещенске, во Владивостоке, Николаевске-на-Амуре, Петропавловске-Камчатском, с 1900 года – в Харбине, затем – в Мукдене, Порт-Артуре, Инкоу, Имяньпо. Китайскую территорию чуринские агенты осваивали активно, в основном, – вдоль КВЖД. На том и выжили после революции и гражданской, во времена НЭПа компания еще работала на территории Советской России, но к 1929 году всю деятельность на российской территории пришлось свернуть. Иное дело в Китае – без каких-либо препятствий с китайской стороны вольготно торговали и расширялись.
Если верить школьным учебникам, гражданская война в России закончилась в 1922-23 годах. Наверное, Забайкалье, а тем более тихая малозаселенная китайская окраина, были слишком незначительными на фоне глобальных исторических событий, происходивших где-то там, в Центральной России, чтобы придавать сколько-нибудь серьезное значение братоубийственной войне, для которой неспешная голубая Аргунь была совсем ненадежной преградой. Набеги через Аргунь с грабежами, расстрелами, захватом заложников были обычным дело вплоть до 1932 года, когда северный Китай был оккупирован японцами, и японская военная администрация занялась охраной границы, а также созданием вдоль границы мощных укрепрайонов.
Атаман Семенов еще в 1920 году пытался создать в Китае Союз казаков, однако китайские власти препятствовали, не желая иметь на своей и так весьма слабо управляемой территории иностранные вооруженные формирования. Опять же конфликт с Советской Россией в планы молодой Китайской Республики не входил. Однако после оккупации Маньчжурии японской квантунской армией и создания самопровозглашенного государства Маньчжоу-го в 1932 году забайкальское казачество оказалось в поле зрения оккупационных властей, японцам были очень на руку антисоветские настроения казаков. Инструкторы печально известного белоэмигрантского отряда Асано приступили к формированию из трехреченцев отрядов для охраны границы с маньчжурской стороны.
Трехречье в 20-е годы прошлого столетия – не менее 18000 русских (в Маньчжурии – более 110000), бежавших на китайскую территорию и постоянно проживавших на правобережье Аргуни. К 1944 году только в Драгоценке проживало около 3000 чел., русских из них – половина, остальные – китайцы и японские переселенцы, стоял в Драгоценке и японский гарнизон. Здесь располагалось управление Южно-Аргунской губернии, в которую при японцах преобразовалось Трехречье, полицейское и жандармское управления, казачье станичное управление, лесничество, отделение японской миссии, отделение Бюро по делам российских эмигрантов. В Драгоценке находилась единственная в Трехречье восьмилетняя школа, китайская школа и больница с хирургическим отделением.
Трехречье жило как настоящая белая эмиграция – с казачьими парадами, с атаманами и старшинами, с православными праздниками и... с японским "Бюро по делам эмигрантов".
Часть русских покинула Харбин еще с приближением японцев, уезжали в Шанхай и Гонконг, дальше пароходами – в Канаду, в Австралию. Казакам Трехречья вновь бежать от распаханной земли, от разведенных стад, от собственноручно построенных изб и церквей не очень хотелось. Терпели японцев, сотрудничали с японской военной администрацией. Казачьи (теперь уже вооруженные) отряды японцы использовали по собственному усмотрению. А в 1945 году наступил конец казачьему Трехречью. Кто погиб, кто бежал. Все, кто были идентифицированы как участники Белого движения, и все, кто сотрудничал с оккупационными японскими войсками, прошли лагеря и суды. После 1952 года тем, кто не был осужден, была предложена репатриация – но только в Казахстан. Около 900 человек отказались покидать Маньчжурию и Трехречье. В основном, это были уже русские из смешанных китайско-русских семей – казачки-вдовы, вышедшие замуж за молчаливых, не знающих русского языка китайских работяг, ремесленников, огородников, старателей. В таких семьях рядом выросли русские дети (казачата) и маленькие китайчата. В браки с китайцами вступали и совсем молодые девушки, которых бесконечная война оставила без женихов.
Вот они, типичные трехреченские, маньчжурские семьи того времени:
Этим людям предстояло пережить культурную революцию, постараться самим забыть русский язык и строго-настрого запретить своим детям говорить на русском, потому что за русскую речь хунвэйбины могли забить до смерти. В 1969 году Трехречье пережило почти поголовные аресты, дознания и истребление последних русских мужчин. Отношения между КНР и СССР были напряженными, Советский Союз в китайской прессе называли не иначе как "Бумажным тигром" (что-то вроде колосса на глиняных ногах). Русских подозревали в шпионаже, работе на советскую разведку, искали "радистов". Но и это время прошло.
В конце XX века Трехречье встряхнули новости – в Китае вновь можно быть русским, и даже хорошо быть русским. Как национальному меньшинству, русским положены разные льготы – крохотная пенсия от государства, нет ограничений на рождение детей, даже в университеты русским детям проще поступить, есть какие-то квоты от государства. Об этом нам рассказывали потомки тех самых русских, которых когда-то детьми матери пешком, зу руку уводили в Китай по льду Аргуни.
Дальше – фото 2005 года. На них жители русского Трехречья, которые рассказывали нам о своем житье-бытье на таком старо-забайкальском русском говоре, в котором Пасха – "Паска", качели – "качули" и т.д. У них русские избы, в палисадниках растут подсолнухи и космея, во дворах топятся русские баньки. На свои деньги они построили церковь, хранят в домах невесть как сбереженные в культурную революцию иконы, старые книги (Библии и Псалтыри) и фотографии.
В Трехречье мы снимали фильм "Желтая Россия" (был такой проект еще у царского правительства, только реализовался он не совсем так, как планировали). Тогда на съемках нас везде сопровождали китайские чиновники и переводчики. Но никаких ограничений не было. Мы беседовали, о чем хотели. Нам откровенно рассказывали, что помнили о детстве, об ужасах, пережитых в годы японской оккупации и культурной революции.
Потомки забайкальских казаков не выглядят типичными китайцами, у них смешанный, как принято называть, "гуранский" тип лиц. Такой тип лица не редкость и у русских жителей Забайкалья.
А вот современные дети Трехречья – уже совсем-совсем китайцы, они и выглядят по-китайски, и ведут себя как маленькие китайцы, и абсолютно (то есть, ни слова) не говорят по-русски. Хотя их дедушки и бабушки очень сокрушаются по этому поводу: Китай дружит с Россией, зная русский язык, можно хорошо зарабатывать, бизнес вести.
Рассказ о русском Трехречье получился немножко сумбурным. Во-первых, о нем уже рассказано все, что можно, – поработали крупные историки, краеведы-любители и писатели. Во-вторых, не хочется выступать в роли судьи и судить-рядить, кто там был прав, кто не прав в той гражданской войне. У меня в роду были и красные партизаны, и белые эмигранты, и советские деятели и "антисоветские" (пострадавшие в годы репрессий). Еще в 2005 году в Трехречье жили старые бабушки и дедушки, говорившие по-русски. Звучит ли там сегодня русская речь? Конечно. Хотя бы потому, что это довольно модный туристический район, куда любят приезжать посмотреть на русскую экзотику китайцы из центральных и южных провинций. Поэтому и русский ресторан, и русская церковь, и русские избы, есть и русский музей. Русский анклав постепенно становится обычным китайским туристическим районом.