Я, жёны севера, ныне с участием
К вам обращаюсь с благими советами,
Ваше развитье считая несчастием,
Вашу учёность — дурными приметами.
Так начинается стихотворение Д.Д.Минаева «Просьба», посвящённое одному из второстепенных, но очень выразительных персонажей романа – Eudoxie (а попросту - Авдотье Никитишне) Кукшиной.
Рядом с Ситниковым Иван Сергеевич показывает нам ещё одну «прогрессистку», которую оный Ситников охарактеризует: «Это замечательная натура, emancipee в истинном смысле слова, передовая женщина», - прибавив, что она «совершенно в состоянии понять» Базарова.
После выхода романа Тургеневу было высказано немало упрёков в окарикатуривании образа эмансипированной женщины. То, что Кукшина - карикатура, признавал сам автор. Вопрос в другом – что он высмеивал?
Об отношении Ивана Сергеевича к «новым» девушкам и женщинам я сейчас говорить не стану. Есть в достаточно отдалённых планах у меня работа над романом «Новь», где мы как раз увидим очень интересные женские характеры, изображённые без всякой карикатурности, о которых В.Н.Фигнер (думаю, её имя в комментариях не нуждается) вспоминала: «Читая в своё время этот роман, я поражалась верностью типов, выведенных в нём».
А что же здесь? Минаев, конечно, издевается:
Женщины севера, в помыслах строгие,
Анны, Варвары, Лукерьи и Софии!
Бойтесь вы физики, эмбриологии,
И математики, и философии.
Но сколь велика «учёность» Кукшиной? Вот описание её комнаты, которая «походила скорее на рабочий кабинет, чем на гостиную»: «Бумаги, письма, толстые нумера русских журналов, большею частью неразрезанные, валялись по запылённым столам; везде белели разбросанные окурки папирос». Мне бросились в глаза «неразрезанные нумера»: современникам Тургенева было ясно, что они не читались, – значит, «валяются» просто «для антуража», ну а «разбросанные окурки папирос», конечно же, должны показать «продвинутость» хозяйки. И всё ещё подчёркивает неаккуратность: и «запылённые столы», и «не совсем опрятное платье» «несколько растрёпанной» хозяйки.
По-своему прекрасен её портрет: автор отметит, что у неё «круглые глаза, между которыми сиротливо краснел крошечный вздёрнутый носик», и охарактеризует: «В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение её лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: "Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?"» А дальше будет сказано, что «она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем что бы она ни делала, вам постоянно казалось, что она именно это-то и не хотела сделать; всё у ней выходило, как дети говорят — нарочно, то есть не просто, не естественно».
И будет псевдоучёный разговор о науке: «А вы занимаетесь химией? Это моя страсть. Я даже сама выдумала одну мастику… И знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь тоже практическая». И попытки говорить обо всём сразу, при этом «госпожа Кукшина роняла свои вопросы один за другим с изнеженной небрежностию, не дожидаясь ответов; избалованные дети так говорят со своими няньками». И замечательное обвинение в адрес Жорж Санд (сама не поклонница этой дамы, но тут уж…): «Она никаких идей не имеет ни о воспитании, ни о физиологии, ни о чём. Она, я уверена, и не слыхивала об эмбриологии, а в наше время — как вы хотите без этого?»
Как относится к ней Базаров? Мне кажется очень показательной его реакция на заявление «Я думаю съездить за границу; я в прошлом году уже совсем было собралась» - «В Париж, разумеется?» (а куда ещё может направиться скучающая барынька?) Оказывается, не только туда: «В Париж и в Гейдельберг»). — «Зачем в Гейдельберг?» — «Помилуйте, там Бунзен!» (Р.Бунзен - немецкий химик-экспериментатор; наверное, с ним о пользе мастики для кукол хотела поговорить).
Серьёзных разговоров с ней Базаров вести не хочет – и не потому, конечно, что женщин презирает, в чём его поспешат обвинить (вспомним, что с умной Одинцовой он охотно будет подолгу беседовать), а потому, что говорить с людьми, знающими, похоже, лишь слово «Долой!», просто не о чем. Вот он и «лишь изредка вставлял в разговор насмешливое слово», «занимаясь больше шампанским» (что даст повод Антоновичу для упрёка в пьянстве), не забыв, однако, сказать, мне думается, очень важную для себя фразу: «Я ничьих мнений не разделяю: я имею свои».
Снова издевательские советы Минаева:
Нет, позабудьте все пренья бесплодные,
Будьте довольны, как прежде, рутиною;
Вечно нарядные, вечно свободные,
Бойтеся встретиться с мыслью единою.
Чем утомляться в учёных вам прениях,
Лучше хозяйкою быть полнокровною,
«Дамой, приятной во всех отношениях»
Или Коробочкой, Дарьей Петровною (подзабыл, однако, что Коробочка – Настасья Петровна).
Но ведь мы ясно увидим, что, судя по всему, Кукшина ведёт себя подобным образом просто потому, что другими способами не может обратить на себя внимание, а за «учёной дамой» кроется обычная неумная дамочка – вспомним, как она, «вся красная от выпитого вина и стуча плоскими ногтями по клавишам расстроенного фортепьяно, принялась петь сиплым голосом сперва цыганские песни, потом романс», а позднее и на бал к губернатору явится «безо всякой кринолины и в грязных перчатках, но с райскою птицею в волосах». «Она оставалась позже всех на бале и в четвёртом часу ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым на парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский праздник», - весьма язвительно напишет автор.
******************
Так кого же всё-таки высмеял Тургенев в образе Кукшиной?
Мне думается, тех, кто, гонясь за внешними признаками «нового», на самом деле не способен ничего по-настоящему понять, да и не стремится к этому.
В конце романа мы узнаем, что «Кукшина попала за границу. Она теперь в Гейдельберге и изучает уже не естественные науки, но архитектуру, в которой, по ее словам, она открыла новые законы» (наверное, столь же нужные и значимые, как мастика для кукол). Вот и оставим её там «якшаться с студентами».
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
"Путеводитель" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь
