Я – гибрид и шатен…
После смерти «Вождя народов» и по совместительству «Лучшего друга советских парашютистов», в СССР прекратилась борьба с «безродными космополитами», врачи – евреи лишились ярлыка «вредители» и все эти категории граждан начали приходить в себя, избавившись от страха репрессий. Но, как в том старом еврейском анекдоте про пропавшие ложки: «ложки нашлись, но осадок остался»…
(часть 1 - https://dzen.ru/a/ZhkUi6jl7mqaySTU)
До определенного возраста этот «осадок» я никак не чувствовал, но слово «еврей» слышал, совершенно не обращая на него внимания и уж никак не примеряя его на себя. Когда и как, ребенок начинает понимать, к какой национальности он принадлежит, определить крайне затруднительно.
Пожалуй, находясь в среде, где его национальность находится в меньшинстве это понимание приходит раньше, чем у национального большинства, проживающего в данном городе, районе, дворе. Моё познание началось именно со двора дома на проспекте Ленина, где жили мои дед и бабушка.
Надо заметить, что в детстве я был очень, мягко говоря, говорливым и спокойно мог вступить в разговор с любым человеком, в прочем и сейчас я от замкнутости и немоты не страдаю. Я гулял во дворе один, что в те годы было нормой, и вступил в разговоры с компанией более старших ребят.
Один из них назвал меня «еврейчиком» и видимо это буквозвучание, произнесённое без должного почтения к древней нации, расстроило меня. Я побежал домой выяснять истину и критерии, определяющие мою национальную принадлежность. Все были чем-то заняты, и постижение истины пришлось отложить до ужина, когда все домашние соберутся за столом.
В доме деда перед ужином было принято для возбуждения аппетита съедать по кусочку селедки, что характерно для еврейских семей. Мне положили в тарелку небольшой кусочек и дали кусок белой «горбулки». Я решил, что наступил момент выяснения моей «пятой графы» и рассказал обо всем, что произошло во дворе.
Дед, в свойственной ему шутливой манере успокоил меня:
- Не волнуйся, ты – гибрид.
Слово «гибрид» мне очень понравилось, я тут же стал его повторять и запоминать, начисто позабыв про селедку. Дед продолжил:
- Вот видишь, евреи обожают селедку и горбулку, а ты её не ешь.
Я вообще - то любил и селедку и горбулку, но на всякий случай решил нигде это не афишировать, видимо на подсознании помня об оставшемся в обществе «осадке». Взрослея, я часто слышал вопрос о своей национальности и если в вопросе звучали нотки иронии, то отвечал: - Я – гибрид!
Однажды мама объяснила мне, что люди по цвету волос делятся на: блондинов, брюнетов, шатенов и рыжеволосых. В то время я как раз был шатеном, позднее перейдя к брюнетам, но не к таким жгучим как мой отец.
Мы с мамой куда-то спешили, и пришлось воспользоваться услугами такси, что всегда приводило меня в неописуемый восторг. Я с удовольствием сел на переднее сидение Волги ГАЗ - 21 , тогда не было таких ограничений на перевозку детей. Бедный водитель - если бы он знал, какой я любопытный и разговорчивый мальчик, то выключил бы зеленый огонёк за километр, до голосующей моей мамы и проехал бы мимо.
Я буквально замучил его вопросами о назначении различных контрольно-измерительных приборов и органов управления. Водителю видимо это не понравилось, и он решил прекратить ток-шоу вопросом:
- Мальчик, ты еврей что ли?
Ни секунды не задумываясь, я с гордостью выпалил:
- Нет, дяденька, я – шатен!
Водитель засмеялся и видимо «потеплел», поездка закончилась, а фраза так и осталась в моей памяти.
В любом гибриде есть преобладание одного из видов генетической принадлежности, во мне, конечно же, больше еврейского, наверное, так и должно быть, но согласно Галахе я лишь сын еврея, что совершенно мне не мешает. А кем я себя ощущаю больше, я не задумывался.
Так что я – гибрид и еще местами брюнет, особенно при плохой освещенности.
Понравился в этой связи рассказ Игоря Губермана. На одном из своих творческих вечеров он получил записку примерного такого содержания:
«Игорь Миронович, мама моя – еврейка, а папа – русский. С утра я хочу в Израиль, а вечером водки. Мне тяжело от этого. Как мне быть?» (с)
К моей великой радости у меня просто нет таких проблем. Я – гибрид и бывший шатен.
Слива и кака
Думаю, что в каждой семье бережно хранятся афоризмы, произнесённые детьми в очень раннем возрасте и ставшие, как сейчас принято говорить. «мемами».
В раннем детстве, когда я попадал в с мамой в Детский мир для покупки какой-нибудь обуви и одежды, что я переносил как пытку, сравнимую с визитом к в парикмахерскую или к врачу – стоматологу, то начинал канючить и придумывать причину, по которой надо срочно покинуть эти ненавистные отделы и перемещается в отдел игрушек.
Необходимо заметить, что игрушки тогда были замечательные: ГДРовские железные дороги и конструкторы, чешские машинки на батарейках и много всего того, без чего жизнь казалась бесполезной и безрадостной.
Но часто на все эти уловки я получал ответ: «Ты хочешь и сливу и каку»- это означало, что в расходной части семейного бюджета этого месяца затраты на эти радости не предусматривались и надо ждать Дня рождения или наступления Нового Года.
И вот однажды, чуть повзрослев, я заинтересовался происхождением этого замечательного и поучительного выражения. Увы, все оказалось до смешного просто. Когда я только начал пополнять свой словарный запас словами из названий окружающих вещей, то естественным образом этот запас формировался из того, что я видел и запоминал.
Однажды мы были в гостях и я был усажен за стол с взрослыми, и как положено по гастрономическому этикету, мне были предложено выбрать холодные закуски, которыми был щедро заставлен стол. Мама, видимо ничего конкретного не предложила, а «Книгу о вкусной и здоровой пище» я в силу возраста еще не осилил, то пришлось положиться на свой жизненный опыт, зрительную память и небольшой словарный запас.
Свой выбор я остановил на черных маслинах, которые видимо, принял за сливы, которыми угощался накануне и на кабачковой икре, за что я её принял, учитывая цвет, пояснять не стоит. И вот тогда я и произнес эту фразу, означающую, что желал бы перед подачей горячего блюда отведать именно сливы и каку, чем видимо вызвал добродушный смех угощавшихся.
Естественно мне не отказали, но попробовав маслины я в первый раз получил урок, что внешность бывает обманчива. Маслины еще долго у меня вызывали неприязнь, а вот кабачковая икра зашла сразу и я все еще к ней уважительно отношусь.
Когда я узнал авторство этой фразы, то видимо сильно возгордился. Иногда сейчас употребляю эту фраза в отношении самого себя, когда пытаюсь хотеть чего то невозможного. По счастью это случается все реже и реже.
В квартире моих деда и бабушки была много интересных предметов, которые привлекали моё детское внимание. Особое место в тогдашней сфере моих интересов занимало пианино. Этот инструмент видимо пережил не одно десятилетие, но это никак не сказалось на его благородном виде. На его фасадной поверхности был нанесен какой-то герб и прикручены два массивных, покрытых позолотой подсвечника.
Допускаю, что когда то за клавиши этого инструмента садился мужчина аристократического вида с непременно седой, кудрявой шевелюрой, ставил на верхнюю крышку бокал красного вина, зажигал свечи и очень красиво исполнял «Лунную сонату», под уютный треск горящих в камине дров.
Пианино мне нравилось, но его музыкальная часть меня совершенно не интересовала. Главное что в нем было - это две педали в нижней части. Кроме того рядом с инструментом всегда стоял винтовой табурет, с вращающимся круглым сидением.
Я тогда живенько сообразил, что если табурет максимально придвинуть к педалям и поставить перед ним мой детский стульчик, то я стану счастливым обладателем некоего подобия автомобиля. Я вращал руль, с силой давил на педали воображая себя водителем автобуса, делая остановки и объявляя их названия. Видимо тогда и зарождалась моя увлеченность автомобилями. Но пора перейти к музыке.
Я сам не помню, но мама мне рассказывала, что мой отец обладал определенным музыкальным талантом. Иногда, услышав по радио мелодию, он мог сесть за клавиши и через какое то время подобрать и исполнить её.
Резонно решив, что музыкальный дар может передаться по наследству, мама с присущей ей энергией, решила, что хватит уже доминировать на сцене Ойстраху и Ван Калайберну – пора готовить им достойную замену в моем лице, вернее в руках. К тому же, как известно, среди евреев и гибридов очень много достойных музыкантов, а значит, у меня есть огромный шанс пополнить их ряды.
Начали именно с пианино - как это проходило я не помню, но что - то пошло не так. Вполне возможно, что я не хотел воспринимать его никак иначе, чем автотренажер – так что Клайберн мог и дальше покорять мир, не опасаясь приобрести конкурента в моем лице.
А вот историю со скрипкой я отчетливо помню. И, так: после фиаско с клавишным инструментом, мама решила направить мой талант на инструмент смычковый. В один прекрасный день мама пришла домой с красивым футляром, в котором лежала скрипка – «восьмушка».
Этот изящный инструмент мне сразу понравился. Из футляра доносился приятный запах лака и сосновой канифоли, которой натирали поверхность смычка. Блестели струны, привлекала завитушка в конце грифа, а смычок казался каким то чудом. За один вечер мама сшила специальную подушечку из красного бархата, которая подкладывалась между декой и плечом.
И вот пришел час первого занятия, на котором вместо извлечения волшебных звуков я минут двадцать держал скрипку в рабочем положении, с силой придавливая её подбородком к плечу. Правая рука неподвижно держала смычок на струнах, а преподаватель постоянно следила за правильность положения рук и подбородка.
В конце занятия мне казалось, что я не чувствовал ни рук, ни подбородка. Последующих занятий я не помню, но думаю, что мой интерес к ним резко упал. Позже выяснилось, что никаких музыкальных талантов я не унаследовал и не гожусь в конкуренты Ойстраху, а с меньшим мамин максимализм согласиться не мог.
Вот сколько же ребят моего поколения прошли через этот отбор в популярные тогда музыкальные школы? Только единицы их окончили, не понимая для чего. Мама как то смирилась с отсутствием у меня музыкального дарования и искать во мне другие таланты не стала, во всяком случае, я не помню ни художественную школу, ни кружок хорового пения.
Скрипка еще, какое то время пылилась в шкафу, но потом куда-то исчезла, как исчезают старые вещи и игрушки. Вряд ли она стала лотом престижного аукциона и все еще хранится в коллекции раритетов зарубежного миллионера.
В школьные годы я как и многие мои ровесники на фоне любви к Битлз пробовал освоить игру на гитаре, но и щипковый инструмент я так же не смог осилить - не запоминал аккорды, так что Фрэнсис Гойя, Джордж Харрисон и Риччи Блэкмор тоже могли быть спокойны за своё первенство.
После фиаско с гитарой, я более никогда не пытался петь (разве что в строю курсантов) и играть на музыкальных инструментах. То, что я никогда не услышу бурные и продолжительные аплодисменты, адресованные мне за виртуозное исполнительское искусство, меня совершенно не расстраивало…
Пионерский лагерь
Заканчивался очередной учебный год и впереди ждало неописуемое счастье – три месяца летних каникул. Но одно обстоятельство несколько омрачало это счастье – пионерский лагерь. Первый раз я был туда отправлен летом 1969 г., после окончания первого класса. Это был огромный лагерь им. Ю. Гагарина, организованный Челябинским тракторным заводом.
Я невзлюбил его с первого момента подготовки к отправке. Удивительно, но почти вся организация в этих заведениях, была скопирована с других лагерей, целью которых никак не являлось оздоровление и отдых. Не думаю, что кто-то умышленно ставил целью приучать пионеров и школьников к мысли, что от тюрьмы не стоит зарекаться, но тем не менее.
Само название - «лагерь», деление на отряды, наличие воспитателей, утренних и вечерних линеек, хождение строем в столовую. Кстати многие старшие ребята во дворе так и называли поездки в лагерь «ходками» и хвалились их количеством. Разве что не было принудительных работ.
В лагере не нравилось буквально все: и страшные домики-бараки со ставнями на окнах, и удобства на улице, которые были всегда и обильно засыпаны хлоркой, и бесконечное разучивание унылых пионерских песен и маршей. На ночь в избушках – бараках закрывались ставни на окнах, внутри спален зажигалось тусклое дежурное освещение, выходные двери запирались, видимо, что бы исключить возможность побегов несознательных октябрят и пионеров.
Для тех, кому ночью приспичит, оставлялось огромное оцинкованное ведро – не буду напоминать, как оно называлось. Воспитатели и пионервожатые жили в помещении за стенкой, но с отдельным входом и почти каждую ночь устраивали шумные посиделки, на которых, как я понимаю, тема проблем педагогики не была главной.
Особенно тоскливо было в дождливые дни. Нас рассаживали в бараке на стульях и вожатые поочередно и с явной неохотой, читали нам рассказы о пионерах-героях, о тимуровцах, одним словом – «идеологически правильные» произведения, хорошо хоть не труды Карла Маркса в подлиннике.
Самым страшным местом был изолятор, в который могли поместить при малейшем подозрении на заболевание, там был более жесткий режим, чем в отряде, полностью исключающий контакты с внешним миром. Многие тайно или открыто плакали первые дни смены.
Радовало одно – в выходные могут приехать родители на краткосрочную «свиданку» с всякими фруктами и сладостями. Родители приезжали и мы – лагерники бегом бежали к воротам и испытывали, наверное, самые нежные чувства к визитерам. После таких «свиданок» численность отряда уменьшалось, так как многие, надавив на родителей, получали условно- досрочное освобождение.
По-моему в первую «ходку» я тоже был помилован и выпущен на свободу. Повзрослев, я еще бывал в лагере, но все тяготы переносил легче и об условно-досрочном освобождении прошений не подавал, но считал дни до окончания срока «ходки», прощального пионерского костра и возвращения к обычной жизни советского школьника…»
Артур Лекус (продолжение -https://dzen.ru/a/Zh1H-oZK4T_bTkv7 )
