В понедельник рано утром я заехал в наш храм. Можно сказать, случайно. Службы не было, и храм был закрыт. А мне нужно было взять из лавки пару икон и крестиков в подарок.
У забора топтался изрядно замерзший односельчанин Борис. В ногах у него стояла большая серая сумка. Рельефами тела Борис стремился к идеальному шару, и голос его был нервный, визгливый женский. Я помнил, каким он был лет пятнадцать назад, и констатировал, что женитьба принесла ему не самые полезные плоды, особенно в талии и в нервах.
- Что случилось, Борис? Сегодня храм не работает.
- Отец Игорь, ты прости меня… Я такое натворил. Я тебя, можно сказать, ограбил.
Мне прямо-таки поплохело. Мозг уже быстренько нафантазировал жуткие картины кощунственного разграбления в алтаре святых сосудов и облачений. Я подозрительно посмотрел на Бориса. На грабителя и воинствующего богоборца он никак не тянул.
- У меня мама умерла, - грустно сказал он.
- Я помню, отпевал. В прошлом году? Царствие ей Небесное.
- Да. Вчера у нее день рождения был. Я утром вчера записочку подал и продукты на помин души принес.
- Хорошо.
- Плохо! Я не стал ничего покупать. Денег решил сэкономить. И принес продукты лежалые. Консервы рыбные просроченные, хлеб трехдневной давности, яблоки сморщенные, баклажаны в банке вообще вздуваться начали. Мед ничего, только ему тоже года три.
- И что вы теперь хотите?
- Давай меняться. Я вчерашнее заберу, а новое тебе отдам.
- Не могу, - покачал головой я. - Все, что было на панихидном столике, мы на кухню забрали. Ветеранов и бойцов СВО кормим.
- Ветеранов и бойцов… - растерянно повторил Борис и чуть не расплакался. - Да я же… да что же…
- Не расстраивайтесь. У нас очень опытная хорошая повар. Она не будет кормить испорченными продуктами. Выбросит, конечно. А что это у вас, Борис, совесть проснулась?
- Не сама проснулась. Маманька разбудила. Сплю. А снится мне, что она живая. Сидим на кухне, и она меня плесневым хлебом кормит. Я плачу, давлюсь, слёзы текут, но ем, потому как маманька у меня строгая. Не забалуешь. Проснулся. Так противно на душе - слов нет.
Я вспомнил, как однажды остановил на улице маму Бориса Лидию Петровну. Она уже сутулилась сильно и тянула ногу. Я спросил:
- Что же вы в храм не ходите? Годков много уже. Надо о душеньке позаботиться.
Она тогда застеснялась, опустила глаза и еле слышно произнесла:
- Так стыдно, батюшка. Грешна. В храме святые. А меня надо в яму помойную.
Я тогда вспомнил некоторые тексты покаянных молитв, куда очень хорошо вписывалась эта «яма помойная». Наш человек Лидия Петровна. Только осталось принять, что «Церковь — это своего рода духовная баня, только омывает она не нечистоту тела, а скверну души» (свт. Иоанн Златоуст).
Лидия Петровна поисповедовалась и причастилась за неделю до конца. Это была детская, наивная, очень искренняя исповедь, где не было самооправдания, саможаления. Душа, любящая Бога… Ей страшно обидеть Его своим недостоинством.
А вот теперь ее сын, принесший в храм негодные продукты, оскорбивший своим приношением прежде всего себя. Он думает, что недодал мне, «ограбил меня», а ведь у себя отнял. Я, как священник, тут вообще не при чем. Эта ситуация - о взаимоотношении человека и Бога. «Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал.6:7).
Я бы еще долго думал и рассуждал, но на меня смотрели расстроенные глаза Бориса. Я верил, что ему очень противно на душе, и словами это не объяснить. Это хорошо, что душа не спит. Значит, можно исправлять.
- Почему же нет слов? Пойдемте, Борис, поисповедую вас. А потом придете еще, только получше подготовитесь.
Я взглянул на часы. Прикинул, как передвинуть все дела. Главное - покаяние человеческое. Им горы двигаются, войны прекращаются, смерть исчезает. Ему Небеса радуются.
Хорошо начинался тот день. Правильно, плодотворно.
Слава Богу за все!
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ
священник Игорь Сильченков.