1946 год
Лиза устало облокотилась о стенку и прикрыла глаза. Немного надо подремать, но удастся ли? Рожениц привозят одну за другой, а она уже с ног валилась...Вот и сегодня она как заступила на дежурство, так и не присела ни разу.
Лиза провалилась в сон, завалившись на кушетку, молоденькая медсестричка Тоня заботливо прикрыла ее старой дырявой простыней, отогнав муху, залетевшую в раскрытое окно ординаторской.
- Поспите, Лизочка Петровна, поспите, сердечная, - прошептала она.
Удивительно, но в отделение наступило затишье и Лиза, погрузившись в глубокий сон, проспала три часа. Проснулась она от воплей Тони, которая ругалась с кем-то в коридоре.
- Ах ты кукушка несчастная, ехидна ты прокаженная...Да как можно так?
Удивившись, что такие ругательства исходят из уст ласковой и доброй Тонечки, Лиза быстро сдернула простыню, вскочила на ноги и выскочила в коридор. Вжавшись в стену стояла Катюша, которая родила несколько часов назад. Лиза сразу заметила, что она была одета не в рубаху по "больничной моде", а в свое старенькое ситцевое платье, в котором прибыла сюда. Это платье болталось на ней, как на вешалке.
- Что происходит, Тонечка? Отчего ты вопишь?
- А полюбуйтесь, Елизавета Петровна, полюбуйтесь на кукушку! Это же как я вовремя вышла в коридор и успела ее поймать почти у выхода из отделения. Сбежать хотела!
- Как сбежать? - растерялась Лиза. - Вы же недавно ребенка родили, вам покой нужен. А скоро вам принесут его на кормление.
Катюша покачала головой и опустила глаза и тут Лиза поняла, в чем дело.
- Вы хотели сбежать, бросив ребенка?
Девушка молчала, из ее глаз потекла слеза.
- Но как же так?
- А что мне делать? - вскинула голову Екатерина. - Некуда мне с ребеночком возвращаться, некуда.
- А муж? Отец ребенка где?
- А нет у ребенка отца!- выкрикнула Катя и Лиза, взяв ее за локоть, буквально втянула в ординаторскую, а Тоня, зайдя вслед за ними, плотно закрыла дверь.
- Я при ней говорить не буду, - показала Катюша пальцем на медсестру, которая стояла и пыталась придать себе суровый вид. Выходило смешно, но Лизе было не до смеха.
- Тонечка, выйдите, я поговорю с ней.
- Да как же можно, Лизавета Петровна? А вдруг она умалишенная? Нормальные своих детей не бросают.
- Тонечка, я прошу вас выйти.
- Ну как знаете, ежели чего - я рядом! - вскинув голову, Тоня вышла из ординаторской, но шаги не были слышны, значит, под дверью подслушивала.
- Так почему вы не можете забрать ребенка? Вы же мать этого замечательного мальчугана. Крепкий, здоровый...И вы вполне себе взрослая девушка. Сколько вам?
- Девятнадцать...Мне некуда с ребеночком возвращаться, - повторила Катя. - Я хочу этого ребенка оставить, но...Меня гонят отовсюду...Соседка по комнате в общежитии бойкот мне устроила, все только и смотрят на меня, как на прокаженную.
- Не пойму ничего. А ну, рассказывай, - велела Лиза.
- Отец моего ребенка - Сережа. Мы учились с ним вместе на одном курсе в педагогическом, у нас любовь была, мы пожениться хотели, а потом.. - Катя разревелась и завыла.
- Что потом?
- Сережа, когда узнал, что я жду ребенка, сбежал.
- Куда сбежал? - оторопела Лиза.
- К родителям, у него отец служит в Крыму, он военный, вот Сережа, забрав документы, уехал к родителям. Я пришла в училище и узнала...Я для него была только лишь развлечением, он врал про любовь... - всхлипывая, пояснила Катя.- Я хотела от ребенка избавиться, но не нашла того, кто бы мне помог. Сама пробовала, но не получалось... Когда живот стал расти, меня вызвали к директору училища и заставили забрать документы. Мол, не могу я быть учителем и примером для детей, коли веду распутный образ жизни. Чему я детей научу? Рожать без мужа, нагуливать детей?
- Дикость какая-то..
- Для вас дикость, а для Серафимы Ивановны, женщины строгих правил, это вопиющий случай, как она пояснила.
- Кто такая Серафима Ивановна?
- Директор училища, - пояснила Катя. - Я тогда пошла на хлебозавод работать, меня поселили в общежитие к Глаше. Она такая противная! Со мной не разговаривала, все блудливой кошкой называла, а потом стала прямо говорить, что когда рожу, чтобы она даже писка ребенка не слышала...Ей высыпаться надо.
- То, что ты рассказываешь - немыслимо! Такого не может быть, мы в Советской стране живем, где все друг другу товарищи! Скажи, ты это придумала? - Лиза не понимала как в такое время, когда после войны прошел всего год, люди так ожесточились, вместо того, чтобы поддерживать друг друга.
- Нет, - покачала головой Катя. - Глашка от зависти все говорит. Она с мужем прожила десять лет, у них детей не было, а потом ее муж пал на войне. Вот она и сердится, все время говорит, что как так выходит - у порядочных честных женщин в браке не получается родить ребенка, а какая-то блудливая кошка, то есть я, в подоле принесла.
- Как она посмела? - возмутилась Лиза. - Ну а родители?
- В Ленинграде похоронены, - закрыв лицо руками, ответила Катя и плечи ее задрожали. - Я одна выжила, в булочную пошла хлеб по карточке получать, когда снаряд прилетел.
- Неужели у тебя никого не осталось?
- Семья брата была, но я не знаю, что с ними. Я пыталась их найти, но не знаю, получилось у них эвакуироваться или нет? Брат на фронте без вести пропал, а его жена с дочкой оставались в Ленинграде...Мне пятнадцать было, когда я смогла выбраться из города...
Лиза подошла к окну и посмотрела в него. Там, по территории родильного дома прогуливались будущие мамочки. Вот одну из них заботливо поддерживает под руку человек в военной форме, видимо, будущий отец. А вот на лавочке возле молодой женщины сидят двое пожилых людей, видимо, ее родители и, держа ее за руку, седовласый мужчина что-то говорит... У этих женщин есть мужья, родители, родные, а Катюша совсем одна. Некуда ей возвращаться, даже если и вернется в комнату в общежитии, соседка со свету сживет, превратит ее жизнь в ад. Разве бедной девочке и так мало досталось? Сперва она лишилась родителей, была в осажденном Ленинграде, а потом, по наивности, доверилась своему ровеснику. Девочка просто любила и хотела быть любимой и кому-то нужной... И сейчас ей просто некуда идти с ребенком.
- Возвращайся в палату... - тихо произнесла она.
- А что потом? Я боюсь кормить сына, тогда я точно не смогу уйти и куда мне с ним? На улицу или жить в аду с этой Глашей? Или сразу в петлю?
- Давай так.. Поживешь пока у меня, а там решим, как дальше быть.
- Мне неудобно, - пожала плечами Катюша, но Лиза уловила в ее взгляде огонек надежды.
- Я одна живу в комнате, соседи у меня хорошие люди, дружные. Ты никому не помешаешь. Я часто на дежурствах, комната в это время будет в твоем распоряжении.
Вдруг Катюша, упав на колени, обняла ее за ноги и заплакала, повторяя одно и то же слово:
- Спасибо, спасибо, спасибо...
****
Через несколько дней Лиза возвращалась в свою комнату в коммуналке с Катей и ребенком. За два дня до этого она, сидя с соседями на общей кухне, честно рассказала историю девушки .
- Вот так дела, - крякнул дед Ефим, сапожник из мастерской. - Это что же выходит - Сережа повел себя не как мужчина? Заморочил девке голову и сбег?
- Ваш брат еще и не на такое способен, - поджала губы Елена Лаврентьевна, которая работала медсестрой в детских яслях.
- Чего ты, чего? - возмутился дед Ефим. - А ежели я сейчас про ваших сестер заговорю? Сколько бед от баб.
- Баб в деревне увидишь!...- огрызнулась женщина.
- Дед Ефим, Елена Лаврентьевна, ну не спорьте, не надо, - подняла Лиза руки вверх.
- Да мы шуткуем, Лизок, шуткуем. А девку приводи, всей квартирой присмотрим, что уж поделать, - пожал плечами дед Ефим.
- А у нас нянечки нужны в яслях, поговорю с заведующим, он мужик мировой, может, возьмет нашу бедовую... - кивнула Елена Лаврентьевна и у Лизы камень с души упал - и Катюша будет пристроена, и ребенка в эти же ясли сможет с собой брать.
- Лизок, девка с дитем - это, конечно, хорошо, нам, старикам, хоть какое-то развлечение будет. Но когда твоего ребенка нянчить станем? - усмехнулся сосед, глядя на нее.
- О чем вы, дед Ефим, - махнула рукой Лиза. - Когда мне? Как в прошлом году мужики домой стали возвращаться, так в этом году роддом полон. Работы невпроворот.
- Не так батька твой видел твою судьбу, не так...Я ж его хорошо знал, мировой мужик. Это же сегодня у него были бы именины, не дожил до шестидесятилетия...
- А я и забыла, - Лиза устыдилась. - Столько работы навалилось, что уже счет дням потеряла.
- Да, Царствие ему Небесное, - кивнула Елена Лаврентьевна. - Доставай, дед, свои припасы, помянем Петра Алексеевича и супругу его Оксану Ивановну. По рюмашке и на покой, на работу завтра. И ты, Лизок, рюмашку хлопни, сон крепче будет.
Лиза была поздним ребенком у своих родителей по тем меркам - отцу было 34 года, когда она родилась, а матери 30 лет. Он был хорошим хирургом, руки у него были золотыми. А мать Лизы была при нем операционной сестрой. Жили они в деревянном двухэтажном доме в отдельной квартире. Дочка Лиза пошла по стопам отцам, поступив в медицинский институт, но решила, что хирургия это не для нее, а вот рождение новой жизни - это гораздо интереснее, чем стоять со скальпелем в руках целыми днями. Она училась в институте, когда наступил страшный июнь 1941 года. Отец посчитал своим долгом отправиться на самую передовую, Оксана Ивановна последовала за ним. Они спорили долго, отец не хотел брать ее, но надо было знать о твердости характера матери Лизы - как танк, не остановишь. Все же, смирившись с тем, что без супруги ему не покинуть родные края, Петр Алексеевич пошел в военный комиссариат и записал супругу как операционную сестру.
В 1942 году в один из полевых госпиталей под Азовом попал снаряд и в один миг не стало хирурга Петра Алексеевича и его супруги Оксаны Ивановны.
Получив похоронку на родителей, студентка медицинского института Лиза заперлась в квартире и не выходила оттуда несколько дней. Сосед дед Ефим, проживающий в комнате на первом этаже забил тревогу, потом взял шефство над девушкой. Звал ее внучкой, а она его дедом. Ефим очень уважал Петра Алексеевича, тот провел ему операцию, вытащив с того света и дед считал своим долгом теперь заботиться о его дочери. И когда стали уплотнять квартиры, управление посчитало, что Лизе, как единственному жильцу трехкомнатной квартиры, слишком много жилплощади для одной. Тогда, чтобы ей не подселили чужих людей, дед Ефим и Лиза пошли в управление и пожилой человек отдал свою комнату эвакуированным из Ленинграда, а сам занял самую маленькую спальню в квартире Лизы. Через месяц еще одну комнату заняла Елена Лаврентьевна, которая ранее была медсестрой в хирургическом отделении и тоже помнила прежнего хозяина этой квартиры. Вот так они и жили в этой квартире, которая стала коммунальной - в самой большой проживала Лиза, в той, что поменьше - Елена Лаврентьевна, а в самой дальней, маленькой, жил дед Ефим. Проживали они большой дружной семьей и те, кто их не знал, думали, что это мама и дедушка Лизы. Лишь узнав правду, они удивлялись - ведь сколько войн раньше было у людей за квадратные метры, а сколько доносов было написано, не счесть...
А теперь туда вселилась Катя с маленьким Матвеем. Лиза просто не могла оставить ее на произвол судьбы, не позволял голос совести...
Продолжение