Метательное копье пилум является символом римской военной машины лишь немного в меньшей степени, нежели короткие мечи гладиусы. И то, только потому, что значимость клинкового оружия сильно преувеличена по культурным причинам. Меч, как правило, личное оружие, олицетворяющее социальный статус – принадлежность человека к сословию воинов, которые носят его постоянно. Тогда как копье или же дротик не предназначены для повседневного ношения, хотя и имеют на войне первостепенную важность.
Тем не менее, гладиус, который был идеален для «кошачьей свалки», то бишь, схватки на короткой дистанции, которую ведет тяжелая пехота с ростовым щитом, был идеален для решения конкретных узких задач. Он был хорош для своей определенной цели, но в нем не было ничего особенного – у многих противников римлян имелись мечи и получше.
А вот пилум несколько превосходил аналогичные метательные копья других народов. Но самое главное было в тактике его применения. Именно она позволила квиритам раз за разом побеждать армии своих соседей по Средиземноморью, что, в конечном счете, привело к их полному доминированию над ними.
Как и почти все свои идеи относительно развития армии, пилум римляне позаимствовали то ли у самнитов, то ли у этрусков. И случилось это еще в те далекие времена, когда жители Вечного города не являлись полными хозяевами даже в маленькой области Лациум. В то время их ополчение использовало построение в общем для региона стиле – это была фаланга наподобие греческой.
Этим ребятам пилумы или что-то подобное были нужны, как козе баян. В одной руке они держали щит, в другой – обычное копье, которое в сторону не отложишь. Функции застрельщиков в то время выполняли специализированные войска – легкие пехотинцы велиты, набранные из числа плебеев-нищебродов.
Их оружием изначально являлись гасты – в разное время этим словом обозначались как стандартные пехотные копья триариев, так и метательные копья или же дротики. Но они же первыми попробовали и пилумы, которые были лучшими в своем роде за счет пирамидального острия и тяжелого древка, что обеспечивало уверенное пробитие щитов и доспехов.
После Первой Самнитской войны, т.е. в конце 4-го или начале 3-го века до н.э., римское войско стало придерживаться манипулярной тактики – она куда лучше зарекомендовала себя на пересеченной местности. Теперь копейщиками в традиционном стиле оставались только ветераны-триарии, составлявшие меньшую часть легиона. Тогда как гастаты и принципы, основная часть солдат, стали пользоваться гладиусами. Но наличие короткого меча считалось явно недостаточным. А так как до начала боя он висел на поясе, у них освободилась одна рука, и ее можно было использовать для метания копья.
Этим копьем стал пилум, которых у каждого легионера было два – меньшего и большего размера. Сначала пускали в ход первые, которые метали на расстоянии до 30-ти метров. Их задачей было заставить противника замедлить темп атаки и поднять щиты, равно как и нанести некоторые потери. На расстоянии 10-15 метров бросали тяжелые копья, которые выбивали куда больше солдат врага.
Но самым важным было не это. Копье застревало в щите с высокой степенью вероятности, что делало последний малопригодным для использования. Вытащить пилум за те пару секунд, что оставались до ближней схватки, было довольно сложно, а потому щит просто бросали. И тогда супостат был обречен прыгать голым пузом на римские гладиусы.
Позже возникла практика заменять один из гвоздей, удерживающих остриё, на обычный деревянный стержень. В результате пилум при ударе гарантированно сгибался, и его становилось еще более непросто достать и совсем невозможно бросить обратно. Это нововведение обычно приписывают Гаю Марию.
Идея оказалась чудо, как хороша, и поэтому квириты вовсе отказались от триариев. Хотя, конечно, это неточно – есть версия, что копейщики ближнего боя всегда оставались в римской армии с целью борьбы с вражеской кавалерией. Но, так или иначе, пилум занял прочное место в военной концепции Вечного города и гарантировал ему немало побед. Некоторые неумытые варвары разбегались после двух залпов, которые они делали легионеры еще до начала общей схватки.
Однако, в течение 3-го века Рим навсегда отказался от пилумов, хотя это и не означало, что его вояки стали специализироваться чисто на ближнем бою. Произошло это как раз в эпоху так называемых «солдатских императоров», которые, может быть, и являлись посредственными политиками, зато хорошо разбирались в том, что принесло им трон – в армии.
Сначала в ход пошли спикулумы – метательные копья меньшего размера и более легкие. Их можно было забросить на большее расстояние, но на ближней дистанции они не были такими же опасными. Затем, ближе к концу столетия, легионеры отказались и от них в пользу коротких дротиков плюмбат.
Их, аки стрелы, делали с оперением для устойчивости и стабильности в полете, а наконечник дополнительно утяжеляли свинцом, чтоб они гарантированно поражали цель. Из-за длины порядка полуметра их можно было носить в количестве до пяти. А самое главное, при достаточно широком построении – бросать через спины товарищей, что делало дальние атаки особенно убойными. В отличие пилумов и спикулумов, они летели на расстояние до 50-ти метров, и даже в этом случае оставались опасными.
Но такие нововведения появились не сами по себе, а потому что римлянам пришлось приспосабливаться к новым и куда более шустрым противникам. Пока их армия противостояла сомкнутым пехотным построениям средиземноморских народов, метательные копья идеально подходили, чтобы поразить врага за щитом или же чтобы лишить его щита.
Но когда они стали сталкиваться с конными отрядами различных скифо-сарматских племен, персов, гуннов и мигрирующих к римским границам готов, которые тоже славились своей кавалерией, наиболее целесообразным оружием стала плюмбата. Ее основной целью являлся не столько человек, сколько лошадь, которую этот дротик легко выводил из строя. А внушительный боезапас помогал отразить частые наскоки.
В то же время и по тем же причинам в римскую армию вновь вернулись копья, щиты стали закругленными и меньшего веса и размера, а вместо гладиусов стали ковать мечи подлиннее. Просто потому, что главной опасностью теперь являлись не пехотинцы, а всадники.
