- Никогда! Слышишь, Лена - никогда больше не обращайся ко мне за помощью. Я годы угробила, чтобы тебя в люди вытащить, сколько денег, нервов, сил. Замуж хотела отдать достойно, чтобы муж у тебя был хороший, а ты? Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Вся в мать!
Бабушка просто неистовствовала, Аленка никогда не видела ее такой, небольшое морщинистое личико покраснело, губы дрожали, глаза не просто испускали молнии, они дробили Аленку на куски, еще немного, она бы рассыпалась.
- Бабушка… Ты зачем про маму… Да ты и сама с мужем не жила…
Зинаида еще сильнее взбеленилась, аж подпрыгнула, подскочила к Аленке, тряхнула ее за плечо
- Да! Не жила! Так он не любил меня, он меня, как траву луговую под покос, на мне живого места не было. А мать твоя Алексею минутной слабости простить не смогла, никого и ничего не пожалела, в омут прыгнула. А знаешь почему? Думала когда-нибудь?
Аленка даже испугалась, было такое чувство, что бабушку сейчас хватит удар, из красной она вдруг стала бледной, рот странно дергался, как будто ей не хватало воздуха. Она всхлипнула, успокаивающе прижалась к бабе Зине, погладила ее по спине. И та вдруг расслабилась, как будто выпустила пар, обмякла, села.
- Я знаю, что ты скажешь, бабуль. Да, я слабая. И я не знаю…
Баба Зина вытащила платок, вытерлась, помахала на себя, вздохнула
- Думала, вижу. И знаешь! Но я тебе все равно скажу - ты никого не любишь. Мать тебе сердце лягушачье дала, холодное, зябкое. Лягуша… Прокл правильно тебя называл, лягушка и есть.
Аленка встала, с минуту посмотрела в темное окно, вглядываясь в огни засыпающего городка, тихонько сказала
- Вот я и буду учиться, бабуль. Не век же мне лягушкой квакать, пора на землю из болота. А насчет любви… Ты права, я не знаю люблю я его или нет. Но я узнаю. Это я обещаю тебе.
…
- Приедешь Елена в городок, пойдешь по этому адресу. Там мой брат двоюродный сидит, он там руководство в единственном числе. Я с ним все обговорил, он тебя отправит в поселение. Когда приедешь, сразу в Проклу не лезь. Я, конечно, сказал, что ты типа жены, но основная легенда - ты хочешь служить на славу отечеству и во имя исправления заблудших, это твое призвание. Там начальничек есть, волчара настоящий, так он в тебя прямо клыками вцепился, очень им культработник нужен, не хочет туду никто ехать. А тут такой подарок…
Евгеша вальяжно развалился на кресле и вещал. За это небольшое время он так изменился, что встреть Аленка этого пузатика с аккуратной негустой бородкой, тщательно зачесанными назад волосами и в круглых черепашьих очках - не узнала бы. Может быть только пальцы - длинные, узкие, бледные, подвижные настолько, что, казалось, они живут своей жизнью и не подчиняются хозяину. Евгеша барабанил ими подлокотнику кресла, и от этих пальцев не могла отвести глаз не только Аленка, но и Лушка. Она расположилась у стола, ела глазами мужа, и было видно,что она готова по первому взмаху его ресниц рвануть куда приказали, сделать все что велено. Она опять была беременна, живот казался огромным, бесформенным, было не понятно, как она вообще может встать, подняв этот гнет. Поймав небольшой промежуток в речи господина, она вдруг тихонько вякнула, как будто мышь пискнула их норки
- А Аленк, ты играть-то еще можешь? Не забыла? Руки, наверное, уже не слушаются?
Евгеша зыркнул на нее так, что она съежилась, опустила голову, сунула в рот недоеденное пирожное, чуть не подавившись.
- Ты, Лукерья, пойди, займись делом. Тебе достаточно сладкого, и так разнес…
Он прервался на полуслове, как будто вспомнил о своей интеллигентности, но Лушка вскочила, и как побитая убралась в сторону кухни.
- Глупеет она что-то. Хотя я стараюсь поднимать ее уровень. Впрочем, мы не об этом.
Евгеша вдруг встал, быстро подошел к Аленке, присел перед ней на корточки, взял обе кисти в руки, сильно сжал.
- Ведьма ты, Елена. Сколько лет прошло - а не разлюбил. Вот сейчас бы все бросил к чертям, взял бы тебя в охапку, увез за тридевять земель, на руках бы носил. Никому не отдал бы… Ладно!
Он отпустил Аленкины руки, открыл резное изящное бюро, вытащил сверток
- На первое время. Откажешься - все сейчас назад отмотаю, никто тебя не примет. Придет время - отдашь. Тут немного, говорить не о чем, но на первое время хватит. Уходи…
Аленка вскочила, схватила сверток, метнулась было к двери, но вернулась, подошла к Евгеше, тихонько поцеловала его в щеку.
- Прости, Жень. Не держи зла. Видишь какая я? Бабушка сказала - жаба. Она права…
…
Село показалось, как всегда неожиданно, как будто внизу, в чаше между холмом и Караем кто-то разлил молоко, разом залив маленькие игрушечные домики, а потом поток схлынул, показались крыши в молочной пене, и пена растаяла, оставив белоснежную дымку, в которой плыли сказочные улицы.
- Как красиво, Елена… Что это?
Длинная, как хлыст, и одновременно угловатая девица, ехавшая рядом с Аленкой, вдруг оказавшаяся врачом, отправленным на практику в сельскую больницу, чуть не визжала от восторга, вцепившись в Аленкину руку. Она всю дорогу не замолкала ни на секунду, а сейчас ее просто прорвало
- Это вишня, Тамар. Вишня цветет. Не кричи…
…
Тетка Анна смотрела на Аленку устало. Она отдала ей ключи, вышла до двор, постояла молча, потом спросила
- Что ты мотаешься, как овечий хвост? Туды-сюды… Что делать -то будешь, шлындра?
Аленка постояла, хотела промолчать, но все-же сказала
- Дом в порядок приведу. А потом с Прошей в него вернусь. Чего бы мне это не стоило…
На берегу Карая было прохладно, тихо и очень свежо. Песок уже начал остывать, но это было даже приятно - он слегка холодил ноги, и это успокаивало. Аленка пробралась в их с батей тайные кусты, и даже замерла в изумлении - их небольшая лодочка была на месте. Сколько лет прошло, все изменилось, а вот этот крошечный кусочек мира остался с ней, не исчез, не предал. И Аленка отвязала лодку, вывела ее к чистой воде, села, покачалась, держась за ивовые ветви. Все было в порядке, лодка оказалась целой, она, как будто ждала свою маленькую хозяйку. И Аленка дала ей волю, пустила по течению, а сама легла на дно и смотрела в небо. Небо своего детства, которое сейчас как будто прощалось с маленькой девчонкой, которой больше нет…